КНЯГИНЯ УРУСОВА. МАТЕРИНСКИЙ ПЛАЧ СВЯТОЙ РУСИ. ОТРЕЧЕНИЕ ГОСУДАРЯ НИКОЛАЯ IІ-го

 

Горько оплакивали мы отречение Государя и были на удивлении у большинства, ожидающего каких-то новых, неслыханных земных благ. Помню, как в Церкви, хорошо знакомый мне, средних лет священник, казавшийся всегда весьма благочестивым и духовным, читал Акт об Отречении. Церковь была полна, все пришли нарядные и с оживленными лицами... Начиная со священника все торжествовали, радовались и приветствовали этот приговор России, поздравляя друг друга. Я же горько плакала...

Прошел после этого один год. Встречаюсь я с этим батюшкой и он мне говорит: «Знаете, когда я читал Акт об Отречении Государя, то увидев Вас плачущую, я поразился и подумал: «Вот странный человек, не только не отдается общей радости, а еще заливается слезами. Теперь я понял Вас и как заплакал бы вместе с Вами», на что я ему ответила: «Эх батюшка, снявши голову, по волосам не плачут. Теперь Вы одумались, а прошел всего один год; увидите, как будете плакать дальше...

Со дня Отречения начались безобразные эксцессы в городе. Пьяные солдаты, стали хозяевами положения: они били безпорядочно во все колокола, а в Ярославле Церквей было много и колоколов много. Стали являться в квартиры, требуя продуктов и безобразничая.

У меня была прекрасная картина итальянской Мадонны, купленная мной у антиквара. Была ли это копия, или оригинал я не могла еще установить, но живопись была удивительная, и я очень любила эту Мадонну. Она была так духовно хороша, что располагала к молитве, но не будучи иконой, висела в гостиной. Один из грубых солдат штыком ударил в полотно и к удовольствию своему и своих товарищей, проткнул в самую грудь изображения. Муж мой, был выбран от нашей губернии членом Всероссийского Церковного Собора и я одна с детьми переживала это ужасное время. До середины 18-го года, мои два старшие сына, были еще при мне и конечно были источником моего страха и мучений за них, но несмотря на, казалось бы неминуемый арест, они не были арестованы и смогли принять участие в защите России, в Белой Армии, и при отступле- нии ее спастись заграницу.

Прошло немного времени и обыски начали принимать другую форму. Руководители стали прибирать к рукам эти пьяные и разнузданные банды, и обыски с грабежами, подводить под форму законных постановлений, начавшей, по всей России, функционировать ЧЕКА. Спокойной нельзя было оставаться ни минуты. После резкого, продолжительного звонка, по которому мы уже понимали в чем дело, и кто так звонит, являлось несколько человек красноармейцев во главе с так называемым комиссаром, который не предъявляя письменного мандата, просто заявлял: «Именем закона, я должен произвести обыск». Тут они обшаривали все, переворачивая диваны и отодвигая шкапы, ища оружия и спрятанных продуктов, забирая попутно все, что прельщало их алчной потребности поживиться чужим добром...