Встрѣчи... мысли... разговоры... въ ГУЛАГѣ

"До момента полученія извѣстій о казни дѣда Петра Н. ​Краснова​, дяди ​Семена​ и о смерти отца, я долгое время находился въ очень тяжеломъ состояніи духа. Гнѣвъ, ненависть, безпросвѣтность разрушали мой организмъ гораздо больше, ​чѣмъ​ голодъ и трудъ. Большой радостью для меня была встрѣча съ солдатами отряда генерала ​Доманова​ и Казачьяго Корпуса генерала фонъ ​Паннвица​, отъ которыхъ я узналъ, что только часть нашихъ семействъ была выдана въ С. С. С. Р. Затѣмъ, при встрѣчѣ съ женщинами-заключенными, я окончательно былъ освѣдомленъ, что ни жена, ни мать, ни бабушка не были брошены въ жертву Красному Молоху. Въ тѣ дни, когда я, находясь въ спецъ-лагеряхъ, "доходя" въ полномъ смыслѣ слова, узналъ, что мои близкіе, женщины, живы, во мнѣ пробудился духъ борьбы за существованіе. Я сталъ опять мечтать о побѣгѣ, вѣря въ то, что ​они​ во мнѣ нуждаются. Бабушка была стара. Разлука и смерть Петра Николаевича, я зналъ, должны были катастрофически отозваться на ​ея​ ​здоровье​. Мама. Жена ​Лиля​...

Въ дни безнадежности я старался не думать о завѣщаніи дѣда написать воспоминанія. Я не вѣрилъ въ возможность передачи всего видѣннаго, слышаннаго, пережитаго ​тѣмъ​, кто долженъ объ этомъ знать.

Мой никогда не написанный дневникъ сталъ зрѣть въ моемъ мозгу какъ разъ въ то время, когда тѣло было болѣе всего слабымъ и ​неотпорнымъ​. Мысли, какъ огнемъ, запечатлѣвались въ памяти. Съ изумительной ясностью вставали люди, ихъ обликъ и внѣшній и внутренній. Какъ передъ смертью... – думалъ я не разъ. Говорятъ же, что у повѣшеннаго, въ секунду, передъ смертью пробѣгаетъ, какъ на фильмѣ, вся его жизнь. Ночами, на твердыхъ нарахъ, задыхаясь отъ испареній тѣлъ и вони мокрой ватной одежды, отъ смрада барачной "параши", сдерживая стоны отъ боли во ​всёмъ​ тѣлѣ, въ натертомъ до крови плечѣ, я опять возвращался въ ​Ліенцъ​, прощался съ близкими, молился со всѣми воинами во дворѣ лагеря въ Шпитталѣ. Я опять видѣлъ дымъ изъ трубы какой-то фабрики въ Юденбурге, причудливымъ вопросительнымъ знакомъ завивавшійся на востокѣ неба. Я слышалъ голосъ Андрея Григорьевича ​Шкуро​, его шутки, за которыми скрывались глубоко ​запрятанные​ обида, скорбь и гнѣвъ, но не страхъ.

Иной разъ я задыхался отъ злобы. Иной разъ я ​весь​ сотрясался въ неудержимыхъ, беззвучныхъ рыданіяхъ. Но я сталъ опять жить. Я сталъ человѣкомъ. Во мнѣ появилась сила сопротивленія. Я тогда, больше ​чѣмъ​ когда-либо, узналъ, что жить надо, что жить должно.

Съ какой готовностью ко мнѣ подошли испанецъ и румынъ въ Лефортовской тюрьмѣ, осколки прежней жизни — ​добрѣйшіе​ люди въ Марраспредѣ, съ такой же любовью и готовностью сходился я съ ​власовцами​, обрѣтенными мной въ разныхъ Лагеряхъ, бывшими корпусниками, въ прежніе времена неизвѣстными жертвами Ліенцевской трагедіи, казаками фонъ ​Паннвица​.

Говорятъ, что рыбакъ рыбака видитъ издалека. Такъ издалека, налету, сразу мы узнавали другъ друга, стремились соприкоснуться и въ тихихъ бесѣдахъ, въ воспоминаніяхъ, даже въ дебатахъ, защитѣ и осужденіи прошлаго, въ открываніи содѣянныхъ ошибокъ, находили интересъ и силы для жизни...

Помню вечерніе разговоры, въ дни нашей жизни въ спецъ-Лагеряхъ, когда мы освободились, наконецъ, отъ уголовниковъ и чувствовали себя до нѣкоторой степени въ своей средѣ. Конечно, только до нѣкоторой степени. И среди "58-ой" были стукачи, пресмыкающіеся. Были и свои "политъ-​уголовные​", ​бывшіе​ коммунисты, проштрафившіеся по какому-нибудь пункту "58 статьи". Были и "политъ-бытовики".

Невольно въ барачной жизни создавалась въ моральномъ отношеніи "бѣлая" и "черная" кость. ​Власовецъ​, прошедшій черезъ огонь, воду и трубы наступленій и отступленій во время войны, черезъ Лагеря смерти Гитлера, когда-то ликовавшій въ дни обнародованія Пражскаго Манифеста и подло выданный культурнымъ и гуманнымъ Западомъ, невольно чувствовалъ себя политической элитой въ контрреволюціонномъ смыслѣ. Онъ дружилъ съ ​честнягой​ братомъ - эмигрантомъ, съ колхозникомъ - мужикомъ, съ своимъ товарищемъ, армейскимъ солдатомъ или офицеромъ, за "контру" попавшимъ въ рядъ рабовъ по окончаніи войны, но онъ никогда не опустился бы до жалкаго партійца, не угодившаго начальству, не угадавшаго "линіи" и ​споткнувшагося​ на ровномъ паркетѣ партіи...

Вспоминаю ​длинные​ разговоры между "нами", прожившими лучшую часть своего бытія — родившимися за предѣлами Родины, и "ими", нахлебавшимися столько горя, что его хватило бы на сто человѣческихъ жизней.

— Ничему васъ эмиграція не научила! — помню, говорилъ намъ одинъ пожилой, ярый антикоммунистъ изъ "нихъ". — Вы ​всё​ еще живете прошлымъ, мечтаете увидѣть Россію такой, какой вы ​её​ оставили. Рѣки не текутъ вспять. Россію не убили коммунисты, но она выросла, повзрослѣла.

Въ С. С. С. Р. спертый воздухъ. Изоляція въ теченіе почти 40-ка ​лѣтъ​ создала эту тяжелую атмосферу, въ которой тяжело дышать. Здѣсь тяжело творить, тяжело развиваться природнымъ способностямъ, но только въ одномъ направленіи — давитъ партія. Однако, молодой человѣкъ, не забывайте, что безграмотность почти уничтожена, что, хоть и по узкой дорожкѣ, но претъ талантъ изъ народа, и хотѣлъ этого ​міръ​ или нѣтъ — Россія жива! Мы любимъ ​её​ и потому мы не покидаемъ ​её​. Мы умираемъ по спецъ-лагерямъ, но мы не предадимъ ​её​...

— Произойдетъ переворотъ, — говорилъ мнѣ совѣтскій старикъ-ученый.

— Произойдетъ онъ отсюда. Изъ этого "государства въ государствѣ". Тутъ, на новыхъ мѣстахъ, растетъ фундаментъ новой Россіи. Вопросъ времени, и время работаетъ не на коммунистовъ, какъ ​они​ это думаютъ, а на возрожденіе національной силы нашей Родины.

— Лѣсъ рубятъ - щепки летятъ. Мы съ вами — щепки. Но на мѣстѣ вырубленнаго лѣса вырастетъ крѣпкій молоднякъ. Въ этомъ я убѣжденъ.

— Мы, ​подсовѣтскіе​ рабы, ни въ коемъ случаѣ не осуждаемъ васъ, бѣлоэмигрантовъ, за то, что вы пошли съ нѣмцами. Будь я за границей, и я, вѣрю, поступилъ бы такъ же. И васъ и насъ обманулъ безумный диктаторъ. И вы тамъ, и мы здѣсь вѣрили, что Европа, что ​весь​ ​міръ​ пойдутъ на насъ, не какъ враги, а какъ освободители. Насъ обмануть было легче, мы были принуждены самой жизнью вѣрить, хотѣть вѣрить въ лучшее. Васъ оплели той же ложью, и, когда вы проснулись, отступленіе было только подъ разстрѣлъ или въ ​нѣмецкіе​ ​кацеты​.

— Ничего такъ не озлобило русскаго подсовѣтского человѣка, какъ предательство. Эта война научила насъ многому. Прежде всего — никому не вѣрить! Мы повѣрили нѣмцамъ и ихъ союзникамъ и смертельно разочаровались. На нашемъ примѣрѣ, на примѣрѣ всѣхъ милліоновъ русскихъ, выданныхъ Сталину, мы научились не вѣрить Западу.

— Мы знаемъ теперь, что Россія дорога и нужна только русскимъ, что ​ея​ отсталость и разрушеніе — на руку ​ея​ ​міровымъ​ врагамъ.

— Мы знаемъ, что, если мы сейчасъ строимъ, то строимъ не для коммунистовъ и ихъ укрѣпленія, а для будущихъ поколѣній нашего народа. Но, одновременно съ строительствомъ цивилизаціи, мы должны строить и бастіоны моральное сопротивленіи, которое не сегодня - завтра, революціонно или ​эволюціонно​, должны послужить для сверженія коммунизма.

* * *

Танкистъ. Красавецъ въ прошломъ. Теперь — руина. Когда бралъ Берлинъ, за храбрость и тяжелое раненіе въ грудь навылетъ получилъ ордена и чины. Два года не могъ добиться отпуска изъ госпиталя въ Германіи. Два года не имѣлъ вѣстей изъ семьи. Наконецъ вернулся. Дома не нашелъ, семьи тоже. Съ трудомъ узналъ объ ​ея​ судьбѣ: ​отецъ​ въ концлагеряхъ, жена умерла въ тюрьмѣ, куда, какъ и старикъ, попала за коллаборацію съ непріятелемъ (чтобы пропитать семью — мыла посуду въ ​нѣмецкой​ столовкѣ). Дѣти куда-то увезены. Гдѣ-то помѣщены.

Майоръ не выдержалъ. Наговорилъ въ комендатурѣ, чего не надо. Избилъ капитана М. В. Д., ведшаго дѣло жены и отца. Былъ человѣкъ — статья нашлась. Оказалось, что онъ "поддался пропагандѣ капиталистовъ и сталъ агентомъ иностранной развѣдки и пропаганды".

— Никогда я коммунистамъ не былъ, — говорилъ онъ мнѣ тихимъ, глухимъ голосомъ тяжелаго легочнаго больного. — Родился при совѣтскомъ режимѣ и росъ, какъ трава растетъ. Всегда влекла военная служба. Всегда любилъ свою страну, народъ, языкъ, пѣсню... За нихъ воевалъ. О режимѣ старался не думать. Вотъ за это ​равнодушіе​ и плачу сегодня. За ​равнодушіе​ мое погибли жена и ​отецъ​, гибнутъ ребята, которыхъ мнѣ не дали найти. ​Равнодушіе​, бытъ, будни, вопросъ своего брюха и личнаго, маленькаго счастья — это то, на ​чёмъ​ держится Совѣтская система. Хоть день, да мой! — говорили мы...

Въ Берлинѣ Костя — танкистъ, мой дружокъ, встрѣтился съ эмигрантами, сов. патріотами. ​Они​ оставили у него самое тягостное впечатлѣніе.

— Если бы ​они​ были убѣжденными коммунистами, Коля, — говорилъ онъ мнѣ со слезами на глазахъ, — я бы ихъ понялъ. Ну, ​дурачье​, повѣрило въ эту преступную идею. Если бы ​они​ любили Россію, въ самомъ дѣлѣ, по-настоящему, такой, какъ она ​есть​, въ ​рубищѣ​, въ кандалахъ — тоже я бы ихъ понялъ. Ну, думалъ бы, идейно идутъ въ петлю. Но ​они​ шли ползать. Тѣ, кто могъ летать, кто десятки ​лѣтъ​ жилъ, какъ человѣкъ, ​всё​ читалъ, ​всё​ зналъ, ​всё​ видѣлъ. Тѣ, кто спалъ спокойно, женился, создавалъ семью на свободѣ, имѣлъ ​открытые​ глаза... ​они​ шаркали ножками передъ офицерами М. В. Д. ​Они​ старались убѣдить въ своей ​лояльности​. ​Они​ каялись въ содѣянныхъ и ​несодѣянныхъ​ грѣхахъ, не только своихъ, но и своихъ родителей, посмѣвшихъ воспротивиться Революціи... ​Они​ отрекались отъ всего, что было раньше свято. ​Они​ стократъ предавали свой народъ, потому что именно ими, какъ лимонами, пользовались въ смыслѣ пропаганды, высасывали и...бросали въ ​смѣтьѣ​ заграницы, или, привезя въ С. С. С. Р., швыряли въ тюрьмы, а затѣмъ въ лагеря.

* * * *

Съ такими людьми и я встрѣчался въ далекихъ краяхъ Сибири. Я понималъ Костю - танкиста, плакавшаго отъ боли, т.к., встрѣтивъ ихъ, и мнѣ хотѣлось кричать и плакать. Но ​тѣмъ​ больше цѣнили ​подсовѣтскіе​ люди тѣхъ бѣлоэмигрантовъ, кто не запачкалъ своего лица. ​Тѣмъ​ крѣпче становилась наша дружба и глубже уваженіе.

"Любить Россію для Россіи". Умѣли ли мы, эмигранты, во всей своей массѣ ​называющіе​ себя борцами противъ коммунизма, "любить Россію для Россіи", или мы за самоваромъ, сохраненнымъ въ знакъ своей дани на алтарь патріотизма, за рюмкой водки, любили Россію для себя, представляя ​её​ въ боярскомъ костюмѣ, въ жемчугахъ и парчѣ, въ золоченыхъ хоромахъ!

Надо стать непреклоннымъ и непримиримымъ антикоммунистомъ, забывъ партіи, стремленія и раздѣленія. И мнѣ кажется, что ​непремѣннымъ​ и принципіальнымъ антикоммунистомъ я сталъ именно тамъ, встрѣтившись одновременно и съ палачомъ, и съ рабомъ, съ режимомъ и народомъ.

Какими ничтожными, маленькими, какъ песчинки въ ​морѣ​, показались мнѣ тамъ и кажутся здѣсь наши ​русскія​ ​заграничныя​ ​партійныя​ подраздѣленія, группировки, междоусобная непримиримость и ​личные​ интересы. Какой жалкой кажется вся напыщенность лозунговъ безъ идеаловъ, идеаловъ безъ почвы, политическихъ программъ безъ платформы.

...Свободному ​міру​ коммунизмъ долго казался химерой, способной жить только "въ степяхъ Россіи". ​Одни​ въ него не вѣрили, другіе къ ​нему​ стремились, — говорилъ мнѣ инженеръ-химикъ, бельгіецъ, добровольно пріѣхавшій подѣлиться своими знаніями съ С. С. С. Р. и ставшій въ кратчайшій срокъ – высосаннымъ лимономъ, угодившимъ, какъ "агентъ, засланный иностранной развѣдкой", въ спецъ-лагеря. Столкнувшись воочію съ коммунизмомъ, человѣкъ начинаетъ понимать, что является самой жуткой дѣйствительностью, съ которой необходимо бороться. Въ свободномъ ​мірѣ​ большинство такъ называемыхъ "здравомыслящихъ людей", считающихъ себя не поддающимися заразѣ коммунизма, десятилѣтіями вѣрили въ то, что коммунизмъ — типично русское явленіе и въ другихъ странахъ не сможетъ привиться, совершенно забывая не только исторію рожденія коммунизма, но и исторію его насажденія въ Россіи.

Думаю, что вода коммунизма должна, въ концѣ концовъ, слиться съ земель русскихъ, и тогда она вернется въ другіе русла, захлестнувъ тѣхъ, кто ему потакалъ, и кто его насаждалъ, да и тѣхъ, кто радовался чужому несчастію.

...Когда я, безъ карандаша и бумаги, въ головѣ писалъ страницы моего дневника, я по ночамъ возстанавливалъ въ головѣ ​всѣ​ разговоры, ​всѣ​ мысли. ​Они​ мнѣ тогда казались такими важными. ​Они​ мнѣ кажутся и сегодня ​неоцѣнимой​ находкой".

Прим.: Красная пятиконечная шпана до сихъ поръ подъ дѣйствіемъ мехлисовской пропаганды продолжаетъ поливать грязью власовцевъ, казаковъ фонъ ​Паннвица​, бѣлоэмигрантовъ, взявшихъ въ руки оружіе, ради освобожденія Отечества отъ власти антихристіанскаго Интернаціонала, какъ предателей ихъ С. С. С. Р. ихъ дѣды въ большинствѣ своемъ въ Лагеряхъ уже давнымъ давно примирились между собой - партійцы, ​красные​ армейцы со своими бывшими противниками и идеологическими врагами на общей почвѣ ненависти къ красному сталинскому режиму.

Вотъ вѣдь несчастные уроды...