В СТАВКЕ: МОГИЛЕВ. ВОСКРЕСЕНЬЕ, 5 марта 1917г.

 

Ген. Дмитрий Н.Дубенский. КАК ПРОИЗОШЕЛ ПЕРЕВОРОТ В РОССИИ
Холодный ветер дул из-за Днепра. Старая церковь Святой Троицы, построенная борцом за Православие Белорусским епископом Георгием Конисским, окруженная каменной оградой, была переполнена. Стояли рядами солдаты, а по середине прохода и спереди, ближе к алтарю, все заполнили генералы, офицеры и служебный персонал Ставки. Служил весь штатный причт с превосходным, хотя и небольшим, хором певчих. Служба проходила, по обычаю, благолепно и благочинно. Государь и Императрица прибыли к началу службы и прошли на царские места за левой колонной против северных дверей. Тут размещено много жертвованных в Ставку образов, поставлены два простых деревянных кресла, разостланы ковры, теплятся лампадки. С переезда Ставки в Могилев храм Святой Троицы служил штабной церковью.
В храме стояла удивительная тишина, и глубоко молитвенное настроение охватило всех пришедших сюда. Все понимали, что в церковь прибыл последний раз Государь, еще два дня тому назад Самодержец величайшей Российской империи и Верховный Главнокомандующий великой Русской армией, с матерью своей Императрицей, приехавшей проститься с сыном, бывшим Русским православным Царем. А на ектениях поминали уже не самодержавнейшего Великого Государя нашего Императора Николая Александровича, а просто Государя Николая Александровича. Легкий, едва заметный шум прошел по храму, когда услышана была измененная ектения.
«Вы слышите, уже не произносят «Самодержец», — сказал стоявший впереди меня генерал Нарышкин.
Многие плакали. Генерал Алексеев, вообще очень религиозный и верующий человек, усердно молился и подолгу стоял на коленях. Я невольно смотрел на него и думал, как он в своей молитве объясняет свои поступки и действия по отношению к Государю, которому он не только присягал, но у которого он был ближайшим сотрудником и помощником в эту страшную войну за последние полтора года. Я не мог решить, о чем молится Алексеев.
Я не помню за всю мою жизнь такой обедни и такого отношения к службе у всех молящихся.
Когда Государь со своей матушкой, приложившись к кресту, вышли из церкви и сели в автомобиль, то они были окружены густой стеной солдат и офицеров, смотревших на них особым преданным и сочувственным взглядом. Многие из нас не только отдавали честь, но и снимали шапки. Царский автомобиль тихо продвигался, а сидевшие в нем Государь и Императрица кланялись народу, и грустен был их взгляд.
«Неужели это автомобиль с отрекшимся Царем?» — сказал кто-то сзади меня...
Тихо, в подавленном настроении, расходилась Ставка из своего храма.
Все дни пребывания в Могилеве с 4 до 8 марта Государь проводил в таком порядке. После утреннего чая, в начале девятого часа, он начинал принимать разных лиц, что продолжалось до самого завтрака, то есть до половины первого. Государь за эти четыре дня простился с военными агентами и представителями союзных держав, со своей свитой и с целым рядом лиц служебного мира Ставки. К завтраку приезжала Императрица со своим небольшим штатом и после двух часов вместе с Государем уезжала к себе в поезд. Здесь Его Величество оставался до позднего вечера.
Расставаясь с иностранными агентами, Государь подробно и долго беседовал с ними. Его Величество в продолжение полутора лет постоянно видел представителей союзных Армий. Все они бывали ежедневно на Высочайших завтраках и обедах, и, кроме того, Государь нередко беседовал с ними о всех событиях войны и в силу этого отлично знал всех иностранных генералов и офицеров.
Военные агенты: английский генерал Вильямс, французский генерал Жанен, бельгийский генерал барон де Риккель, сербский полковник Леонткевич, итальянский полковник Марсенго — все с глубочайшим уважением относились к Его Величеству и чтили в Русском Императоре их вернейшего союзника. В то время когда среди русского общества ходили дрянные слухи о каких-то мирных переговорах с Германией, военные агенты наших союзных держав, да и сами союзные державы, верили в союз с Императором Николаем так же, как в себя. Сомнений не было. Все прекрасно понимали, что разгром Франции предотвращен Россией, что Англия, а затем Америка имели время подготовиться к войне только благодаря нам, а Италия спасена от окончательного разгрома брусиловским военным наступлением 1916 года. Сербия всегда искренно и открыто признавала, что она может вести войну только при помощи России, которая через Рени давала ей все, начиная с хлеба и кончая аэропланами и автомобилями...
Самые лучшие отношения, таким образом, господствовали между Государем и всеми представителями Антанты в Ставке. Мартовский переворот упал для военных агентов как снег на голову. Английский генерал Вильяме, беседуя с нами по возвращении Его Величества в Ставку из Пскова, сказал: «У нас в Англии есть старая пословица: при переправе вброд лошадей не меняют. А вы, русские, решились переменить не только лошадей, но даже экипаж. Можно бояться, что этот опыт принесет губительные результаты». — «Но ведь ваш же посол Бьюкенен принимал близкое и живое участие в подготовке переворота», — ответили Вильямсу. «Я думаю, не все одобряют деятельность господина Бьюкенена», — сказал Вильямс.
В эти дни тревоги военные агенты горячо относились к интересам Государя. Они говорили, что готовы лично защищать особу Императора, что они послали самые обширные сообщения своим представителям в Петрограде о необходимости оградить жизнь всей Царской Семьи.
Государь простился со всеми военными агентами очень сердечно, и из слов Его Величества, сказанных при расставании, и из всех вестей, сосредоточенных в Ставке, военные миссии составили ясное представление, что партия переворота, создавши всеобщее недовольство, лишила Царя всякого доверия среди лиц высшего командования. Начальник штаба Алексеев, все Главнокомандующие фронтами не только не оказали противодействия революционным требованиям Государственной Думы с председателем ее Родзянкой в главе, но в телеграммах Государю просили оставить правление государством, а если генерал-адъютант Эверт и генерал Сахаров и не одобряли переворота, то все же, дабы не вносить разногласия, не выступили открыто против. При такой обстановке, при революции сверху, едва ли можно было оставаться на троне Императору Николаю II, — говорили все военные агенты.
Пущенный в обществе и в прессу слух о стремлении Государя и Импера трицы Александры Федоровны заключить сепаратный от союзников мир не встречал, конечно, доверия среди военных агентов да и вообще среди штаба Ставки. Все прекрасно понимали, что это просто злая сплетня...