БАРОНЕССА БУГСГЕВДЕН ОБ ОТРЕЧЕНИИ И ИМПЕРАТРИЦЕ
БАРОНЕССА БУГСГЕВДЕН ОБ ОТРЕЧЕНИИ И ИМПЕРАТРИЦЕ Лишь 17 марта
Императрица получила телеграмму от Императора, в которой он сообщал ей о
своем приезде в Могилев. Здесь он передал военное командование
генералу Алексееву и встретился со своей матерью, вдовствующей
Императрицей. И как бы ни стремилась Императрица быть на месте своей
свекрови, она не уставала благодарить Бога за то, что «Император был в
это время со своей матерью»...
Позднее в тот же самый день Императору разрешили позвонить жене. Волков, камердинер Императрицы, рассказал мне, что ее величество сбежала по лестнице, как девушка, когда услышала, что на проводе Император. Беседа их была краткой, так как невозможно было говорить при свидетелях о каких-то важных вещах. Они лишь перекинулись несколькими словами о здоровье детей. Император начал разговор, просто спросив: «Ты знаешь?» И Императрица ответила: «Да». Император сообщил ей о своем скором возвращении в Царское Село, и это известие сняло тяжкий груз с души Императрицы.
Мало-помалу к нам просачивались новости из Петрограда, поскольку мы все еще могли беседовать с обитателями Зимнего дворца по частной телеграфной линии, хотя обычный телефон уже давно отключили.
Было сожжено немало частных домов — среди них дом старого графа Фредерикса, а его 80-летнюю жену едва успели вынести из горящего дома.
Все мы теперь боялись, что пьяные обезумевшие орды солдат явятся в Царское Село и обратят свой гнев против Императрицы и ее детей. В течение многих ночей никто во дворце не спал. Еще меньше занимали нас мысли о еде. Во дворце поднималась настоящая суматоха, когда грузовики с вооруженными солдатами останавливались перед заперты- ми воротами дворца. В течение трех дней наш внутренний двор выглядел как военный лагерь. Вооруженные солдаты грелись у костров, дымились походные кухни, на которых готовилась еда для солдат. Становилось все труднее снабжать охрану дворца продовольствием. Запасы провизии во дворце и казачьих казармах постепенно подходили к концу. Воду отключили еще в начале Революции, и теперь ее можно было достать, лишь разбив лед на пруду.
Но вскоре, после Отречения Императора, осадное положение закончи- лось. Известие об Отречении привело в состояние глубокого уныния всех преданных солдат и офицеров Дворцовой Охраны. Они понимали, что теперь им не остается ничего другого, как выказать свою лояльность Временному правительству, сформировавшемуся из членов Думы...
В течение этой ночи один отряд за другим покидали дворец и направля лись в столицу. Утром следующего дня во дворец явилась смена. Но когда солдаты увидели, что их предшественники ушли, они тоже мгновен но испарились. Граф Бенкендорф понимал, насколько опасно Императри- це остаться совсем без защиты, и потому убедил ее величество обратить- ся к Временному правительству с просьбой принять необходимые меры для защиты императорской семьи. Адъютант императора Линевич, который к тому времени тоже находился во дворце, отправился для выполнения этой миссии с белым флагом в Петроград; но, несмотря на то что ему обещали не чинить препятствий на пути в Думу, он был арестован сразу же по прибытии в столицу и не смог передать свое послание. В Петрограде были арестованы почти все члены кабинета Министров, та же судьба постигла высших должностных лиц из Царского Села.
В конце концов граф Бенкендорф смог дозвониться до Родзянко, и 18 марта последний отправил в Царское Село нового военного Министра Гучкова и генерала Корнилова, чтобы те на месте ознакомились с положением дел. Гучков прибыл поздно ночью, в сопровождении каких-то подозрительных личностей, которые ходили, где им вздумается, упрекали слуг за то, что те служат угнетателям, а придворных называли не иначе, как « кровопийцами».
Императрица позвонила великому князю Павлу и попросила его присутствовать при ее первом разговоре с представителями нового правительства. Великий князь приехал, и около полуночи они вместе с императрицей приняли Гучкова и Корнилова. Последние поинтересовали- сь у императрицы, имеется ли в ее распоряжении все необходимое. Она ответила, что у нее есть все, что нужно лично ей и детям, но она просила бы поддержать работу ее госпиталей в Царском Селе, обезпечив их необходимыми медикаментами и прочими вещами. После этого визита Гучков отдал распоряжение об организации Дворцовой охраны. По просьбе графа Бенкендорфа один из офицеров должен был осуществлять непосредственную связь между правительством и дворцом. С этого времени солдаты во Дворце перестали быть нашими защитниками, превратившись в наших тюремщиков.
Прежде чем мы лишились телефонной связи с городом, некоторые люди сумели выразить свое сочувствие Императрице и поинтересовать ся здоровьем ее детей. Таких людей было очень мало, но благодарность Императрицы не знала границ. Многие же из тех, к кому Императрица была так добра во время своего царствования, не дали о себе знать ни единым словом. Да и среди тех, кому писали позднее великие княжны, лишь очень немногие ответили на их письма, подавляющее же большинство адресатов просто испугались того, что их причислят к друзьям Царской Семьи.
Лишь один из докторов, лечивших Царских детей, счел необходимым отказаться от своих обязанностей. В своем послании он заявил, что больше не считает себя придворным доктором. Полною противоположно стью этому поступку явилось поведение другого доктора, который прежде никогда не лечил великих княжон, однако сам прибыл в Царское Село в эти нелегкие дни, чтобы предложить свои услуги. Столь же высоко можно оценить и поступок дантиста Императрицы, доктора С.С. Костриц- кого, который, пренебрегая личной опасностью, проделал путь от Крыма до Тобольска, чтобы быть рядом со своим пациентом.
Двадцатого марта, когда вновь было налажено железнодорожное сообщение, из Петрограда прибыл капитан Д. В. Ден, тоже адъютант императора. Он предложил императрице, чтобы он и его жена (урожденная Шереметева, дальняя родственница императора) на какое-то время поселились во дворце и помогла ей справиться с самыми неотложными делами.
Примерно в то же время приехала княгиня Оболенская, бывшая фрейлина императрицы, но и ей не позволили остаться во дворце. Госпожа Воейкова и графиня Софи Ферзен также приезжали в Царское Село, чтобы выразить свою симпатию Императрице. Все эти свидетельс тва дружбы и сердечной привязанности несказанно ободряли Императрицу, но как мало их было по сравнению с теми, кто решил отделаться молчанием!
Офицеры полков, составлявших дворцовую гвардию, были верны своим правителям до последнего. Когда они получили приказ покинуть дворец, все они пришли проститься с Императрицей, при этом некоторые из казаков горько плакали. Сразу после того как стало известно об Отречении Императора, мы были свидетелями одного чрезвычайно характерного эпизода. Выглянув как-то в окно, я смутно разглядела сквозь пелену падающего снега небольшую группу всадников, о чем-то беседовавших перед закрытыми воротами дворца. И лошади, и всадники выглядели смертельно измученными; животные безсильно склонили свои головы к земле, тогда как люди еще пытались сохранить свою военную выправку. Через какое-то время я увидела, как всадники развернулись и медленно поехали прочь. Это был резервный эскадрон Кавалерийского полка, располагавшийся в муравьевских казармах неподалеку от Новгорода — примерно в 150 верстах от Царского Села. Услышав о событиях в Петрограде, офицеры вместе с солдатами направились в Царское Село. В течение двух дней они скакали практически без передышки по дорогам, сплошь заваленным снегом. Когда они наконец добрались до Царского Села, то были уже почти без сил. Но у ворот дворца им сказали, что они приехали слишком поздно. В стране больше не было императора, и им некого было теперь защищать. Тогда они отправились в обратный путь — олицетворение крайней скорби. Императрица даже не смогла поблагодарить их, хотя это доказательство преданности своему Государю навсегда сохранилось в ее памяти.
Позднее в тот же самый день Императору разрешили позвонить жене. Волков, камердинер Императрицы, рассказал мне, что ее величество сбежала по лестнице, как девушка, когда услышала, что на проводе Император. Беседа их была краткой, так как невозможно было говорить при свидетелях о каких-то важных вещах. Они лишь перекинулись несколькими словами о здоровье детей. Император начал разговор, просто спросив: «Ты знаешь?» И Императрица ответила: «Да». Император сообщил ей о своем скором возвращении в Царское Село, и это известие сняло тяжкий груз с души Императрицы.
Мало-помалу к нам просачивались новости из Петрограда, поскольку мы все еще могли беседовать с обитателями Зимнего дворца по частной телеграфной линии, хотя обычный телефон уже давно отключили.
Было сожжено немало частных домов — среди них дом старого графа Фредерикса, а его 80-летнюю жену едва успели вынести из горящего дома.
Все мы теперь боялись, что пьяные обезумевшие орды солдат явятся в Царское Село и обратят свой гнев против Императрицы и ее детей. В течение многих ночей никто во дворце не спал. Еще меньше занимали нас мысли о еде. Во дворце поднималась настоящая суматоха, когда грузовики с вооруженными солдатами останавливались перед заперты- ми воротами дворца. В течение трех дней наш внутренний двор выглядел как военный лагерь. Вооруженные солдаты грелись у костров, дымились походные кухни, на которых готовилась еда для солдат. Становилось все труднее снабжать охрану дворца продовольствием. Запасы провизии во дворце и казачьих казармах постепенно подходили к концу. Воду отключили еще в начале Революции, и теперь ее можно было достать, лишь разбив лед на пруду.
Но вскоре, после Отречения Императора, осадное положение закончи- лось. Известие об Отречении привело в состояние глубокого уныния всех преданных солдат и офицеров Дворцовой Охраны. Они понимали, что теперь им не остается ничего другого, как выказать свою лояльность Временному правительству, сформировавшемуся из членов Думы...
В течение этой ночи один отряд за другим покидали дворец и направля лись в столицу. Утром следующего дня во дворец явилась смена. Но когда солдаты увидели, что их предшественники ушли, они тоже мгновен но испарились. Граф Бенкендорф понимал, насколько опасно Императри- це остаться совсем без защиты, и потому убедил ее величество обратить- ся к Временному правительству с просьбой принять необходимые меры для защиты императорской семьи. Адъютант императора Линевич, который к тому времени тоже находился во дворце, отправился для выполнения этой миссии с белым флагом в Петроград; но, несмотря на то что ему обещали не чинить препятствий на пути в Думу, он был арестован сразу же по прибытии в столицу и не смог передать свое послание. В Петрограде были арестованы почти все члены кабинета Министров, та же судьба постигла высших должностных лиц из Царского Села.
В конце концов граф Бенкендорф смог дозвониться до Родзянко, и 18 марта последний отправил в Царское Село нового военного Министра Гучкова и генерала Корнилова, чтобы те на месте ознакомились с положением дел. Гучков прибыл поздно ночью, в сопровождении каких-то подозрительных личностей, которые ходили, где им вздумается, упрекали слуг за то, что те служат угнетателям, а придворных называли не иначе, как « кровопийцами».
Императрица позвонила великому князю Павлу и попросила его присутствовать при ее первом разговоре с представителями нового правительства. Великий князь приехал, и около полуночи они вместе с императрицей приняли Гучкова и Корнилова. Последние поинтересовали- сь у императрицы, имеется ли в ее распоряжении все необходимое. Она ответила, что у нее есть все, что нужно лично ей и детям, но она просила бы поддержать работу ее госпиталей в Царском Селе, обезпечив их необходимыми медикаментами и прочими вещами. После этого визита Гучков отдал распоряжение об организации Дворцовой охраны. По просьбе графа Бенкендорфа один из офицеров должен был осуществлять непосредственную связь между правительством и дворцом. С этого времени солдаты во Дворце перестали быть нашими защитниками, превратившись в наших тюремщиков.
Прежде чем мы лишились телефонной связи с городом, некоторые люди сумели выразить свое сочувствие Императрице и поинтересовать ся здоровьем ее детей. Таких людей было очень мало, но благодарность Императрицы не знала границ. Многие же из тех, к кому Императрица была так добра во время своего царствования, не дали о себе знать ни единым словом. Да и среди тех, кому писали позднее великие княжны, лишь очень немногие ответили на их письма, подавляющее же большинство адресатов просто испугались того, что их причислят к друзьям Царской Семьи.
Лишь один из докторов, лечивших Царских детей, счел необходимым отказаться от своих обязанностей. В своем послании он заявил, что больше не считает себя придворным доктором. Полною противоположно стью этому поступку явилось поведение другого доктора, который прежде никогда не лечил великих княжон, однако сам прибыл в Царское Село в эти нелегкие дни, чтобы предложить свои услуги. Столь же высоко можно оценить и поступок дантиста Императрицы, доктора С.С. Костриц- кого, который, пренебрегая личной опасностью, проделал путь от Крыма до Тобольска, чтобы быть рядом со своим пациентом.
Двадцатого марта, когда вновь было налажено железнодорожное сообщение, из Петрограда прибыл капитан Д. В. Ден, тоже адъютант императора. Он предложил императрице, чтобы он и его жена (урожденная Шереметева, дальняя родственница императора) на какое-то время поселились во дворце и помогла ей справиться с самыми неотложными делами.
Примерно в то же время приехала княгиня Оболенская, бывшая фрейлина императрицы, но и ей не позволили остаться во дворце. Госпожа Воейкова и графиня Софи Ферзен также приезжали в Царское Село, чтобы выразить свою симпатию Императрице. Все эти свидетельс тва дружбы и сердечной привязанности несказанно ободряли Императрицу, но как мало их было по сравнению с теми, кто решил отделаться молчанием!
Офицеры полков, составлявших дворцовую гвардию, были верны своим правителям до последнего. Когда они получили приказ покинуть дворец, все они пришли проститься с Императрицей, при этом некоторые из казаков горько плакали. Сразу после того как стало известно об Отречении Императора, мы были свидетелями одного чрезвычайно характерного эпизода. Выглянув как-то в окно, я смутно разглядела сквозь пелену падающего снега небольшую группу всадников, о чем-то беседовавших перед закрытыми воротами дворца. И лошади, и всадники выглядели смертельно измученными; животные безсильно склонили свои головы к земле, тогда как люди еще пытались сохранить свою военную выправку. Через какое-то время я увидела, как всадники развернулись и медленно поехали прочь. Это был резервный эскадрон Кавалерийского полка, располагавшийся в муравьевских казармах неподалеку от Новгорода — примерно в 150 верстах от Царского Села. Услышав о событиях в Петрограде, офицеры вместе с солдатами направились в Царское Село. В течение двух дней они скакали практически без передышки по дорогам, сплошь заваленным снегом. Когда они наконец добрались до Царского Села, то были уже почти без сил. Но у ворот дворца им сказали, что они приехали слишком поздно. В стране больше не было императора, и им некого было теперь защищать. Тогда они отправились в обратный путь — олицетворение крайней скорби. Императрица даже не смогла поблагодарить их, хотя это доказательство преданности своему Государю навсегда сохранилось в ее памяти.
Оставить комментарий