КАК РОССИЯ ЗАКАПЫВАЛА САМА СЕБЯ

Епископ Феофан Быстров и Великая Княгиня Елизавета Федоровна всегда приводятся недоброжелателями мученика Григория Нового, как неоспоримые авторитеты. Не могли ошибаться де, эти праведники в отношении к Распутину – такова логика таковых правдоискателей. Так ли это? Ведь достаточно известны слова преподобного Серафима Саровского «Когда я говорил от своего ума, то бывали ошибки». А вот что признавала за собой прпмуч. Елизавета Федоровна: «Я стараюсь найти путь и буду делать ошибки». Какие же это ошибки ея, как православной?
Думается, что одна из главных ее ошибок – это недоверие к Божиему Помазаннику Царю-мученику Николаю и к своей собственной сестре Царице-мученице Александре Феодоровне опытно почитавших Григория за Божьего человека, Святого странника, наделенного благодатными дарами. Прпмуч. Елизавета ошибочно полагала, что они верили в него слепо, безогля дно, пристрастно до фанатичности. При этом она отметала от себя мысль, что по своему положению уж Царь и Царица просто обязаны были досконально знать жизнь каждого, кого особо приближали к себе. По этой обязанности они неоднократно вынуждаемы были устраивать негласные проверки достоверности полученной информации, порочащей Распутина, пока не убедились, что подобная информация является ложной.
Но у прпмуч. Елизаветы о страннике Григории имелись, увы, сторонние прямо противоположные Царской чете сведения, которым она верила более, нежели своим христианейшим родственникам, имевшим с ним духовную связь. Откуда же что бралось у Великой Княгини и почему она так верила сему? Прежде всего потому, что эта клевета исходила от ее духовного наставника еп. Феофана, который вел праведный образ жизни. Отметим для себя, что познакомившись с Григорием Ефимовичем вл. Феофан (тогда еще архимандрит) сначала отзывался о нем, как о человеке Божием, как о Святом старце. Так свояченица еп. Феофана М. Белевская-Летягина вспоминала: «По словам о. Феофана этот Старец был необыкновенной святости и прозорливости. «Такой молитвы я нигде не встречал [говорил о нем о. Феофан]… Он знает все и читает по лицам прошлое и будущее каждого человека. Этого он достиг постами и молитвой». Об этом же свидетельствует, и бывший духовный ученик владыки Ф.Б. митр. Вениамин (Федченков): «о. Феофан всецело увлекся пришельцем, увидев в нем конкретный образ «раба Божия», «святого человека» … Я, как один из почитателей отца Феофана, тоже уверовал в святость «старца» и был постоянным слушателем его бесед с моим инспектором. А говорил он всегда очень остроумно».
Что же произошло такого, чтобы вл. Феофан вдруг переменил свое мнение о Григории на прямо противоположное? Как вспоминает митр. Вениамин (ставший позже сергианином) сначала «…пошли слухи о его личной жизни… Доходили они и до нас с о. Феофаном, но он долго не верил им… потом выявились и совершенно точные документальные факты, и епископ Феофан порвал с Распутиным»...
Какие это «документально точные факты?», — позволительно спросить. По его словам вл. Феофан «встревожился только тогда, когда к нему пришла светская молодая девушка и рассказала, как Распутин соблазнил ее. И не ее одну...». Об этом же поминал и свщмч. Гермоген (Долганов): «на исповеди у вл. Феофана... открылись его пакостные дела. Дамы им обиженные и девицы В. и Т. им растленные, свидетельствуют против него»...
Вот какая главная причина раскола в отношениях между духовными лицами (простое заявление недобросовестного лица). Другое дело "документальный факт", пришедший Владыке от анонимного лица. Имя автора никем и никогда оглашено не было, слухов же и домыслов вокруг письма было зато предостаточно. Открытое авторство, подпись, придали бы весомость письменному (по сути доносу) свидетельству и устранили бы любые недоуменные вопросы, которые с неизбежность появляются, как только письмо становится анонимным.
И вл. Феофан, и публицист Новоселов ( опубл. статью с названием «Духовный гастролер Григорий Распутин»), как люди образованные, должны были прекрасно понимать, что анонимка — она и есть анонимка, веса не имеет. Для каких - либо выводов такого рода "свидетельство" явно не достаточно. Этот пробел восполнили слухи и сплетни света.
Авторство «исповеди» (анонимного письма) приписывают почитательнице Григория Ефимовича — Хионии Берладской лишь на том основании, что в письме приведены некоторые подробности, в точности соответствующие тяжелым обстоятельствам ее семейной жизни из которых она выбралась только благодаря старцу Григорию. (Кстати нигде и никогда она не признавала за собой авторства)
Как уже было отмечено, текст письма-исповеди практически полностью воспроизводит в своих «обличительных» брошюрах и статьях Новоселов. Если это действительно исповедь в письменном виде, почему духовником была раскрыта тайна исповеди в нарушение Правил Святых Апостолов? Даже если конкретные имена не были указаны напрямую, но из подробностей всему свету было понятно, о ком идет речь. То, что эти подробности и позор были выставлены на всеобщее обозрение, лежит на совести духовника, т. е. еп. Феофана. И вряд ли того желала г-жа Берладская, если бы ее письмо было ДЕЙСТВИТЕЛЬНО исповедью.
Но в том, что это была исповедь, можно усомниться, поскольку для обычного покаяния можно было обратиться к любому духовнику, а не к духовнику Царской Семьи. Можно допустить, что вл. Феофан был и ее личным духовником, т. к. имел много духовных чад в среде столичной интеллигенции. Тогда понятно, почему она обратилась именно к нему. Но и в этом случае снова возникает несуразность, снова неясности. Если она рассчитывала на таинство исповеди, не проще ли было напрямую в Храме, открыться ему у алтаря, а не писать подробнейшего письма, которое могло попасть в чужие руки, как это и произошло.
Все это говорит о том, что письмо было рассчитано как раз на обратное — не на омытие души, а на внешний эффект, на возбуждение внимания в адрес Григория-Нового. Расчет был на последующие действия против Распутина, запустить адскую машину клеветы через Царского духовника. В таком случае, становится понятным обращение именно к духовнику Царской Семьи — еп. Феофану, а не к рядовому священнику.
Все эти несуразицы, связанные с появлением у архим. Феофана анонимного письма-исповеди можно объяснить только одним — тем, что «исповедь» является грубой фальшивкой, тонкий донос на Распутина, представленный в форме письменного заявления, рассчитанного на то, чтобы произвести эффект.
Еп. Феофан здесь показал свою неопытность духовную, на слово поверил в донос; но это еще ничего: он, отодвинув осторожность и трезвение, проявил активность и пошел дальше: доложил Царице, что ему на исповеди такая-то открыла нехорошее ...по отношению к ней поведение Григория. Каково же было глубоко верующей, духовно чуткой Императрице слышать от своего духовника то, что ему было открыто на исповеди! Значит, он на словах учит одному, а сам поступает по- иному? Царице было известно Каноническое Церковное постановление о тайне исповеди...
Этим своим поступком, недопустимым для духовника, он оттолкнул от себя преданную ему доселе духовную дочь — Царицу. Подобному доносу своего духовника ни Царь ни Императрица, быв достаточно трезвыми не только не поверили, но сочли его поступок самым недостойными и преступным против Церковных Канонов. […]
В дальнейшем отказ от своих слов, сказанных на исповеди еп. Феофану одной из солгавших женщин, укрепили убеждение Царицы в доверии к Григорию и в недоверии по отношению к ея бывшему духовнику еп. Феофа ну....