С.С. ОЛЬДЕНБУРГ ХРОНИКИ ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ

 

Революционная сила готовила уже на этот раз выступление в новой форме: его ареной должна была явиться улица. Полиция знала о готовящемся выступлении, но срок его оставался неопределенным.

14 февраля б. студент П. Карпович, дважды исключавшийся из Университета за участие в безпорядках, выстрелом из револьвера смертельно ранил Министра народного Просвещения Н. П. Боголепова. Это был первый террористический акт после многих лет. Он знаменовал переход к новой тактике революционных кругов. Жертвою ее стал Министр, никакой личной неприязни никому не внушавший: выстрел был направлен против Императорского Правительства как такового.

Н. П. Боголепов еще боролся со смертью, когда - 19 февраля, в день сорокалетия освобождения крестьян, - произошла первая уличная демонстрация на площади перед Казанским собором. Но полиция приняла своевременные меры; большого скопления народа не оказалось; толпу человек в 200-300, двинувшуюся по Невскому с пением революционных песен, оттеснили во двор городской думы и там переписали: в ней на 244 человека оказалось 148 женщин, в большинстве курсисток...

В тот же день в Харькове происходили уличные демонстрации, повтори вшиеся вечером. Полиция разогнала толпу. «Было подано восемь заявлений о нанесенных ударах, медицинское освидетельствование подтвердило только одно из них», - говорилось по этому поводу в Правительственном сообщении.

Более серьезные волнения возникли в Москве, где они продолжались пять дней (22-26 февраля). Уличная толпа пыталась освободить задер- жанных студентов; на Б. Никитской и Страстном бульваре разбивали фонари. Но наиболее серьезный характер имела демонстрация 4 марта перед Казанским собором в С.-Петербурге. Собралась толпа в несколько тысяч человек. Полиция на этот раз не предотвратила этого скопления (за что ее потом обвиняли в «провокации»). Толпа встречала конную полицию враждебными возгласами, бросала в нее всевозможные предметы; один офицер был ранен молотком в голову. Когда толпу начали разгонять, часть ее хлынула в Собор. Участников демонстрации оцепили и группами уводили в участки. В течение нескольких часов движение по Невскому между Садовой и Мойкой было остановлено. Из демонстрантов было задержано 760 человек, в том числе около половины женщин. В свалке между толпой и силами порядка было ранено, согласно правительственному сообщению, два офицера, двадцать полицейских, четыре казака и 32 демонстранта. Убитых не было.

Разгон толпы конными отрядами - всегда удручающая картина; для России это было явлением новым; на Невском и на площади Казанского собора было много любопытных, много случайных прохожих; это создавало благоприятную почву для агитации революционных элементов, изображавших участников демонстрации как невинных «жертв полицейского произвола». Эта агитация впервые по этому поводу проявилась во всей полноте. Союз писателей опубликовал пламенный протест, призывая на помощь русское и иностранное общественное мнение. Среди подписавшихся, правда, было всего два писателя, создавших себе имя в литературе (М. Горький и Е. Чириков); остальные были либо профессора, либо более или менее известные сотрудники радикальных журналов. Но за границей это воззвание наделало немало шуму; французская левая печать занялась этим делом, и в «Aurore», газете Клемансо, начали печататься заявления виднейших писателей Западной Европы, присоединяющиеся к «воззванию русских писателей» и протестующие против «смертоубийственного безумия» русского «Царизма». (Примечательно, что все это писалось по поводу столкновения, в котором убитых вообще не было, а полиция имела почти столько же раненых, как демонстранты!).

Государь, однако, не ответил на эти выступления новым усилением репрессий. Конечно, Министр Внутренних дел издал циркуляр, запрещающий скопление на улицах и указывающий полиции, что необходимо предотвращать, а не только прекращать безпорядки. Союз писателей, выступивший с упомянутым воззванием, был закрыт; некоторые организаторы выступления были арестованы.

В то же время Министром народного просвещения на место Н. П. Боголе пова (скончавшегося 2 марта) был назначен ген. П. С. Ванновский, самое имя которого после работ его комиссии в 1899 г. стало символом примирительного отношения к требованиям студентов. «Опыт последних лет указал, - говорилось в высочайшем рескрипте 25 марта, - на столь существенные недостатки нашего учебного строя, что Я признал благовременным безотлагательно приступить к коренному его пересмотру и исправлению… Твердо уверен, что Вы строго и неуклонно будете идти к намеченной Мною цели и в дело воспитания русского юношества внесете умудренный опытом разум и сердечное о том попечение».

И хотя правые газеты приветствовали его как «человека военной дисци плины», удовлетворение либеральных органов было более обоснованным. Ген. П. Ванновский (ему было 78 лет) продолжал питать симпатии к учащейся молодежи и верил, что с нею можно «поладить добром». Одним из первых актов ген. Ванновского было разрешение сходки в С.-Петербургском Университете. Эта легальная сходка состоялась 9 апреля и прошла совершенно мирно.

В то время как Министерство Внутренних дел выдерживало «твердый курс» в борьбе с безпорядками и строго применяло цензуру печати («Было раньше равенство в молчании, а теперь писать по университетскому вопросу могут только правые», - жаловался либеральный «Вестник Европы») - Министерство народного Просвещения делало новую политику умиротворения. Были смягчены кары для студентов, участвовавших в волнениях последних лет. Советам профессоров было предложено обсудить меры для оздоровления университетской жизни, и некоторые из них принялись за устройство обстоятельных анкет по этому вопросу. Наконец, ввиду значения связи между средней и высшей школой, был поставлен вопрос о реформе средней школы (намеченной еще покойным Н. П. Боголеповым), о некотором сокращении гимнази- ческого курса (гл. обр. за счет древних языков). Это была попытка излечить Высшую школу, выделяя чисто политические причины безпорядков и по мере возможности устраняя все остальные причины.

Трудность была в том, что именно политические причины были основой студенческих волнений; та «темная, чуждая науке политическая сила», о которой говорил А. Н. Куропаткин, та «тайная организация студенчест ва», существование которой признала комиссия профессоров Московского Университета, преследовала чисто политическую цель борьбы с существующим строем. Однако, писал князь Е. Н. Трубецкой, ничем нельзя прекратить пропаганду известного сорта, но можно сделать студенчество менее к ней восприимчивым. Назначив ген. Ванновского, Государь предпринял еще раз попытку в этом направлении. Он не переоценивал могущества революционных сил и желал бороться с ними не только одними репрессиями...

Та же политика - отделения политических требований, посильного удовлетворения остальных - была применена и в отношении рабочих. Эту попытку враги правительства затем окрестили «зубатовщиной» по имени начальника московской тайной полиции Зубатова, игравшего видную роль в организации легальных «аполитичных» профессиональных союзов среди рабочих - «русских тред-юнионов».