ДЕТИ ЭМИГРАЦИИ Н. ЦУРИКОВ

(Обзор 2400 сочинений учащихся в русских эмигрантских школах на тему: “Мои воспоминания”).
ПЕРВОЕ ВОСПОМИНАНИЕ О РЕВОЛЮЦИИ. ФЕВРАЛЬ
“Директор вынул из кармана телеграмму и начал медленно читать. Наступила гробовая тишина: “Николай II отрекся от престола”, — чуть слышно прочитал он и тут не выдержал старик, слезы одна за другой, слезы солдата покатились из его глаз... “Что теперь будет?” Разошлись по классам, сели за парты, тихо, чинно, было такое впечатление, что в доме покойник. В наших детских головках никак не могла совместиться мысль, что у нас теперь не будет Государя”...
— “После Отречения Государя вся моя дальнейшая жизнь показалась мне такой серой и безцельной, что когда корпус был распущен, я ничуть об этом не пожалел”.
“Нас заставили присягать Временному Правительству, но я отказался. Был целый скандал. Меня спросили, отчего я не хочу присягать. Я ответил, что я не присягал Государю, которого я знал, а теперь меня заставляют присягать людям, которых я не знаю. Он (директор) прочел мне нотацию, пожал руку и сказал: “Я Вас уважаю!”
“Солдаты, тонувшие в цистернах со спиртом, митинги, семечки, красные банты, растерзанный вид”.
“Вся Тверская украсилась обгрызками семечек”.
“Помню, как кадеты бежали группами из корпуса на фронт, как их ловили, возвращали обратно и сажали в карцер”.
..........................................
ОКТЯБРЬ. ПЕРВЫЕ ДНИ
“Вечером большевики поставили против нашего корпуса орудия и начали обстреливать корпус и училище. Наше отделение собралось в классе, мы отгородили дальний угол классными досками, думая, что они нас защитят. Чтобы время быстрее шло, мы рассказывали различные истории, все старались казаться спокойными; некоторым это не удавалось и они, спрятавшись по углам, чтобы никто не видел, плакали”.
— “Первый снаряд, пущенный в наш Корпус, попал в нашу роту. После этого нашу роту повели в подвал, причем впереди роты несли ротную икону. В подвале у нас часто были молебны. Такая жизнь продолжалась неделю”.
“Через несколько дней в корпус, когда все стояли в церкви, ворвалась банда. Первая и вторая рота были вызваны из церкви и выгнали толпу из корпуса”.
“Мы сидели как ни в чем не бывало на втором уроке, и вдруг разом посыпались пули по нашему классу; стекла летели вовсю. Дежурный офицер скомандовал: “ложись”, и мы наживете поползли с третьего в нижний этаж, где и находились без всякой надежды на продолжение своей короткой жизни. Но все прошло благополучно. После долгой осады корпус был сдан и к нам был назначен Комиссар”.
...............................
ПРИСЯГА НОВОЙ ВЛАСТИ
“Когда нас привезли в крепость и поставили в ряд для присяги большевикам, подошедши ко мне, матрос спросил, сколько мне лет? Я сказал: “девять”, на что он выругался по-матросски и ударил меня своим кулаком в лицо; что потом было, я не помню, т.к. после удара я лишился чувств. Очнулся я тогда, когда юнкера выходили из ворот. Я растерялся и хотел заплакать. На том месте, где стояли юнкера, лежали убитые и какой-то рабочий стаскивал сапоги. Я без оглядки бросился бежать к воротам, где меня еще в спину ударили прикладом”.
— “По канавам вылавливали посиневшие и распухшие маленькие трупы (кадет)”.
— “Нам сняли погоны. Отпустили, вернее погнали по домам. Вскоре разрешили опять приехать, но преподавателей переменили”.
“Корпус с Октября переименовали в трудовую школу, но жить там трудовым людям было не под стать... трудовые ученики ели только тухлую воблу”.
“Расформировали наш корпус, распылили его по всяким приютам. Там нас кадет всячески притесняли... за малейшее ругали... выгоняли на все четыре стороны. — Многие из выгнанных гибли — жестоко наказывали”.
............................................
САМОЧУВСТВИЕ ДЕТЕЙ
“В моей душе столько накопилось горечи”.
“Нас “товарищи” называли “змеенышами контрреволюции”, как обидно было слышать такое прозвище!”
“Нравственная жизнь в эти годы была ужасна. Жил и чувствовал, как будто я живу в чужой стране”.
“Чувствовать, что у себя на родине ты чужой, — это хуже всего на свете”.
................................
ВОСПОМИНАНИЯ О ПОГИБШИХ ТОВАРИЩАХ
— “Сколько там погибло дорогих нам кадет”.
— “Сколько их было... героев, еще мальчиков, беззаветно отдавших жизнь свою за правое дело”.
....................................
Девичьи институты, эти прежние во многих отношениях спутники корпусов, в некоторых моментах повторяют их печальную судьбу. Вот описание девочки-институтки о роспуске института:
“К нам пришла инспектриса с заплаканным лицом и сказала нам, что мы должны оставить здание. Забрав часть моих вещей — взять все было не по силам десятилетнему ребенку, — я вышла на улицу. Это было перед Пасхой. На улице было холодно. Адрес матери я знала, но дойти сама не могла. Я шла и плакала. — “Чего ревешь?” — раздался надо мной грубый голос. Я остановилась и с изумлением смотрела на незнакомое мне, красное, пьяное лицо. К такому обращению я не привыкла и не могла еще прийти в себя. — “Ну?” — толкнул он меня. — “Нас прогнали большевики” — захлебываясь от слез, проговорила я. Злой хохот потряс тело большевика. — “Так вам и надо, ишь буржуенок! Порасстрелять бы вас всех”. — Вокруг нас образовалась толпа, я стала плакать сильнее. Вдруг я почувствовала, что меня кто-то поднял на руки. Я оглянулась. На меня смотрело приятное добродушное лицо мужчины. Узнав мой адрес, он понес меня домой”.
...........................
Дети вообще нежно прощаются с родными местами, уезжая в неизвестную даль:
“Высунувшись из окна, я смотрел затуманенными от слез глазами на свой родной город, пока он не скрылся у меня из глаз”.
“Погрузка кончилась, поезд тронулся и слезы катились из глаз при виде того, как город родной скрывался где-то вдали”.
.....................
Дети-казаки и казачки во многих отношениях стоят особняком. Они страстно любят свои станицы и находят для изображения этой любви яркие краски и запоминающиеся образы:
“Когда полк проезжал мимо церкви, к брату стали подъезжать казаки, прося его: “Ваше Благородие, отпустите у храма землицы родной взять”. Эти закаленные рядом войн казаки плакали, когда набирали “родной землицы” у алтаря, бережно сыпали в сумочку и привязывали ее к кресту”.
...........................
Защита “родной станицы” приобретает в глазах детей-казаков особое значение:
“Мне в это время казалось, что если мы не пустим большевиков в станицу, то Россия спасена”.
....................
“Казачьи сочинения” наполнены описаниями природы:
“Весна! Степь красивым ковром запестрела кругом по-над хутором. Через неделю хутор потонул в зеленых садах... К вечеру тучи затянули небо, ночь легла над хутором. Страшная темная ночь! Ни месяца, ни звездочки не видать на небе. Ветер воет... дождь стучит по крышам куреней, жутко одному в такую ночь дома”.
....................
Попадаются бытовые сцены с описанием начала Революции на Дону:
“На станичных сходках драки. Артамоновы сыны отца избили! — За что? — За то, что плюнул на их свободу. — А Семен Х-в сыну ухо отрубил. — Свобода”.
.............
Если девушки вообще, не находя исхода для своего чувства в активной борьбе с людьми, обидевшими или убившими их родителей, изливаются в выражении безконечно нежного чувства к дорогим им людям, и особенно к отцам, то у казачек — и это резко выражено в их сочинениях — любовь к отцу приобретает характер культа:
“Папа сидел с друзьями и молча, глядя на раскаленные угли, курил папиросу. Мне всегда хотелось узнать, о чем он думает, всегда хотелось вылезти из-под целого ряда бурок, обнять его и сказать: “папа, не грусти”. Красным пятнышком светился огонек его папиросы, бледно освещая его лицо... Любила его горбинку на носу, любила его черные, полные доброты глаза, любила мягкий родной голос”.
Многие из детей-казаков по-взрослому непримиримы и рассказывают об этом своеобразным языком:
“Сначала похоронил своего родного братца, проводил племянника, проводил своего любимого папашу, а потом и сам со своим родным братцем (инвалидом) выехал из дому и вот до сих пор нахожусь в отступлении. Жалко было покидать свою мамашу, а ей и подавно жалко было меня пускать, но я настоял на своем: покушал я от них, чертей, и не хотел больше оставаться”.
Кадетские корпуса и девичьи институты насчитывают в своих стенах, как уже говорилось, немало не только одиноких, но и сирот. И это придает их воспитанникам особый облик, усугубляемый еще и тем, что сейчас они кроме того и “национальные сироты”. Лишенные семьи, а через нее и разностороннего вхождения в жизнь, они часто беднее кругозором, сосредоточеннее на одном, но углубленнее в достигнутом и осознанном. У них особое отношение к своим учебным заведениям, если и не заменившим им (незаменимых), то заместившим для них и семью и родину. Это же, с другой стороны, ставит в исключительное положение и всех тех, кто возглавляет их школы или вообще посвящает себя их воспитанию:
— “Она заменила нам родную мать”.
— “Наш директор заменил нам отца”.