КАК И КАКАЯ РОССИЯ УХОДИЛА В РАССЕЯНИЕ

 

''Черный остов корабля с потушенными огнями стал отделяться от пристани. Освещенный заревом черный борт отливал бронзою...Вдруг воздух огласился диким воплем. Старуха выла безостановочно и страшно:
- До-очь! А-а-а! Моя дочь!
А с берега вторил отчаянный крик:
- Ма-а-мма!
Фигура на берегу металась, хватаясь за голову.
Все понимали, что остановить пароход было невозможно. Это отчаяние вселяло ужас: дочь оставалась на насилие большевиков! Сверху, с рубки вдруг прозвучал спокойный голос капитана:
- Там, на берегу шлюпка с корабля!
Все подхватили: ''там шлюпка!''
С берега послышалось морское:
- Есть!
Старуха не понимала, пока ей не разъяснили, что матрос привезет ей дочь.
Другие две женщины метались в горе: остался отец и муж. Их долго успокаивали, что они сядут на другой корабль. Бушевало пламя. Вою женщины вторили выстрелы. Плавно двигался корабль, а с высоты безоблачного неба спокойно сверкали звезды. Тих был воздух и зеркально-бронзовая была поверхность бухты.
Незаметно ускоряя ход, корабль отдалялся от берега и легче вздыхала душа.
И тихим аккордом в этот жуткий мягко поднялись звуки хора и, мощно нарастая, вознеслась к небу молитва ''Отче наш!'' Торжественно и стройно пел многолюдный хор...
...Горсть всеми покинутых людей вручала судьбу Богу...
Было светло как днем''.
Так расставались две России - Белая и Красная, вышедшие из чрева февральско-мартовского клятвопреступного бунта 1917 года.

Один из участников того далекого Белого Исхода из Красной страны, размышляя о причинах постигшего нас общего возмездия, писал:
''То был день гнева Божия, когда пришла расплата за Отречение от ''старого благословенного мира''.
Сзади осталась распятая Россия с ее былым величием и мощью. Героические Белые Армии целиком состояли из офицеров Императорской армии с ее традициями и лозунгами. Но таково было время, что лозунги были помрачены и их можно было хранить лишь в тайниках души...
На верхах Белой Армии (в Правительствах) слагалась новая идеология: старый режим был осужден - ''к старому возврата нет''. Но и большевики, углубившие Революцию до ее естественного предела, этими либералами были отвергнуты. Сказочно-прекрасная дореволюционная жизнь, с ее духовною культурою, свободою и правом была легендарно искажена и одна из лучших Династий мира безнадежно оклеветана... Эти "западники" старались выработать новые лозунги, говорили о мифических завоеваниях Революции и провозгласили новую идеологию. В эмиграцию уходила разномастная стотысячная масса с разноликими девизами. Русская эмиграция, как некогда греки, разносит по всему земному шару религию и культуру Императорской России, но, во многом охваченная бредом Революции, все продолжает клеветать на старое. Выделялась даже интеллигентская группа, которая мечтала о новой демократической, республиканской России. Когда маститые генералы - герои Великой войны, раньше бывшие офицерами гвардейских полков, близких Государю, - отрекались ради союзников от исторического лозунга и провозглашали себя непредрешенцами, то это означало конец России.
Dies irae для старой России пробил. Пробьет ли он для Революции? Или, быть может, на основах большевизма новому миру все-таки суждено осуществить тот рай, о котором мечтали сторонники революции?
Едва ли.
Революционное безумие охватывало, заражая своими пороками слои людей, олицетворяющие тот самый старый мир, против которого была направлена Революция.
Русский барин, со всеми традициями и пороками старого режима, бывший председатель Государственной думы, охваченный честолюбием, предал своего Царя и возглавил Революцию, которая его позже самого отвергла. Всеми презираемый и отверженный, он спит тревожным вечным сном в изгнании и слово осуждения честолюбцу, вовлекшему в заговор одного из послов союзных держав, уже сказано историей. Не миновала чаша разложения и славную Императорскую Армию, оставшуюся непобежденною на полях сражений...
Также на чужбине есть забытая могила. К чести русских к ней ''заросла народная тропа''... В ней покоится прах ближайшего сотрудника Царя.
Тот, кто по праву мог войти в историю под именем русского богатыря, кто был возведен из самых низов рождения на первый после Государя пост в Империи, почил безславно. Воинскую славу, честь и доблесть подвига, - все поглотила Революция, оставив потомству повесть об изменах, невыполненном долге и нарушенной присяге...
Выдвинутый Революцией генерал (Корнилов), арестовавший Семью Царя и наградивший военным орденом взбунтовавшегося солдата за убийство верного офицера, сражен шальным большевицким снарядом в борьбе за искупление своих грехов. Слава героя двух войн померкла и предана истории с клеймом измены.
Зарублен большевицкими шашками главнокомандующий фронтом, сорвавший свои генерал-адъютантские вензеля (Рузский), клявшийся под стенами Пскова в верности Революции. Не стоило трудиться: большевики отвергли ''перелета'' и история получит имя его опозоренным...
Так сходят безславно в могилу воины, отрекающиеся от прошлого, не предрешающие будущего и не выполнившие своего долга. Другая группа русских воинов в стане вражеском: то спецы - рабы большевиков. Им чужды иллюзии непредрешенства, но разбиты их честолюбивые мечты. Они останутся лишь спецами. Мираж Наполеона давно рассеян на службе у большевиков. На горе родины и на страх врагам ими выкована кроваво-красная армия, которая в ближайшем будущем сотрет с лица земли старый культурный мир, вселяя в Европе ужас и смерть...
''Мне отмщение и Аз воздам''.
Эти жестоко отрываемые (но не забудем: по воле Божией!) от своей родной земли люди несли с собой на чужбину - вопреки конкретным своим поступкам в марте 1917 г., но в силу происхождения и прежнего образа жизни - добрые воспоминания о прошлом России. И именно в эмиграции они обрели более или менее сносные условия для сохранения и возгревания в себе этих своих теплых чувств к былому своей славной и благословенной Родины.
Началось опамятование и отрезвление тех, кто еще недавно бездумно приветствовал ''Великую безкровную''. Одной из форм этого опамятования стала кристаллизация политических течений в зарубежье. По свидетельству П. Б. Струве, к 1925 г. открыто отдавали свои симпатии монархистам уже до 85 процентов всех эмигрантов, позже и еще больше. Характерны и метаморфозы, произошедшие в эмиграции и с самим П. Б. Струве - ''отцом русского большевизма'', автором манифеста РСДРП. В 1934 году в одной из эмигрантских аудиторий В. В. Шульгин читал лекцию, в которой он рассказывал о своей роли в революции. Во время последовавшей вслед за лекцией дискуссии присутствовавший на ней Петр Бернгардович заявил, что у него по существу есть лишь один повод для критики последнего Императора, а именно, что тот был слишком мягок с революционерами, которых ему следовало бы ''безжалостно уничтожать''. Шульгин с улыбкой спросил, не считает ли Струве, что и его тоже следовало бы уничтожить. - ''Да! - воскликнул Струве и, встав со своего места, зашагал по зале, тряся седой бородой. - Да, и меня первого! Именно так! Как только какой-нибудь революционер поднимал голову свою - бац! - прикладом по черепу''. Он так разволновался, что председательствующий, опасаясь за его здоровье, закрыл дискуссию...