ПОМИНОВЕНИЕ РАНЕЕ ПРОКЛЯТЫХ "ВЛАСТЕЙ" ЗА БОГОСЛУЖЕНИЕМ
ПРОТ. ВАСИЛИЙ (ВИНОГРАДОВ), друг. Тихона
О НЕКОТОРЫХ ВАЖНЕЙШИХ МОМЕНТАХ ПОСЛЕДНЕГО ПЕРИОДА ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СВЯТ. Захарова
(1923-1925 гг.)
ПОМИНОВЕНИЕ РАНЕЕ ПРОКЛЯТЫХ "ВЛАСТЕЙ" ЗА БОГОСЛУЖЕНИЕМ
(Неслыханный по глумлению над Церковью акт)
Ультимативное требование о введении в богослужение поминовения Советской власти было предъявлено свят. патриарху со стороны ГПУ и, в частности, со стороны ТОГДАШНЕГО ВЕРШИТЕЛЯ СУДЕБ Русской Церкви Тучкова почти тотчас же по освобождении патриарха, с мотивировкой, что так как организованное патриархом церковное управление и вся связанная с ним организация патриаршей церкви является нелегальной, то она может быть до некоторой степени еще терпима при непременном условии формального признания патриархом Советской власти de jure, а не de facto лишь — (каковой позиции патриарх почти открыто держался до его ареста в мае 1922 г.). Актом такого формального, ОТКРЫТОГО И ПРЯМОГО ПРИЗНАНИЯ Советской власти de jure и должен был быть, по мысли Тучкова, акт издания патриаршего Указа о введении поминовения властей за богослужением. Конечно, в таком АКТЕ ПРИЗНАНИЯ ЦЕРКОВЬЮ Советской власти de jure со стороны патриарха эта власть не имела ни малейшей внутренней нужды (от. Василий глубоко ошибается в этом, Антихристова власть именно ради покорения Русского народа нуждалась в ее признании, тем самым признавая НАД СОБОЙ ИГО -прим.), но она хотела этим актом самым решительным и окончательным образом скомпрометировать патриарха политически...
В свою очередь, Патриаршее Управление хорошо понимало не только эту сторону дела, но еще и другую, не менее опасную — ту крайнюю остроту горечи оскорбленного религиозного чувства верующих, которое не могло примириться с упоминанием за богослужением и тем самым с церковным санкционированием безбожной Советской власти. К тому же этим упоминанием у богослужения отнималось еще нечто дорогое для угнетенного народного сердца: здесь, в стенах храма, за богослужением, где все оставалось неизменно по старине, русский человек чувствовал себя доселе как бы на блаженном острове (единственном только во всем царстве Советского Режима), на который еще не проник вовсе этот режим. Здесь русский человек отдыхал душою не только религиозно, но и от всех кошмарных условий и впечатлений жизни под коммунистичес- ким режимом. Здесь для него был драгоценный остаток другого мира — мира "Святой Руси". Введение в богослужение упоминания Советской власти означало "ложку дегтя в бочку меда"(Не ложку, а ярмо на шею -прим.). Таким образом, введение этого поминовения в богослужение угрожало патриаршей церкви глубоким потрясением как чувства НАРОДНОЙ ПРИВЯЗАННОСТИ К ПАТРИАРХУ — а на нем-то ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ держалась внутренняя незыблемая спайка всего организма патриаршей церкви (То есть не на Боге и Его благодати, а на культе Тихона -прим.), так и особенно тяготения верующих людей этой эпохи русской жизни к богослужению вообще и, в частности, к богослужениям именно в храмах патриаршей Церкви (типичнейшее фарисейство и папизм - прим.).
Но требование об издании указа о поминовении Советской власти было поставлено Патриаршему Управлению ультимативно и настойчиво решительно. Положение для Патриаршего Управления создалось крайне критическое. Отказаться от исполнения этого требования ГПУ означало в глазах Советской власти открытый отказ от признания Советской власти de jure в то время, как такое признание, хотя и подневольное, было уже дано всеми слоями русского народа и западноевропейскими державами. А с таким отказом патриаршее церковное управление и вся патриаршая церковная организация, как нелегальная, теряли всякое право на какую-либо терпимость со стороны Советской власти. Не было никакого сомнения, что в результате этого отказа должен неминуемо последовать полный разгром Патриаршего Управления в центре и на местах и насильс твенное возвращение всей церковной организации — большевистским кровавым Террором — под ненавистное иго обновленческого церковного управления, от которого только что избавились приходы и епархии с освобождением патриарха и организацией им своего законного Церковного управления (то есть тихоновщина признает себя законной и легализованной если ее признаЕт совецкая власть -прим.). Нужно было спасать Церковь от нового обновленческого ига (подведя под Иго коммунистическое - прим.), сохранить ее под управлением патриарха. В такой критической ситуации патриарх ВЫНУЖДЕН БЫЛ ДАТЬ ГПУ принципиальное согласие на издание Указа о поминовении Советской власти за богослужением (это о проклятой св. Церковью власти -прим.).
Патриаршему Управлению теперь выпала трудная задача — выработать такую формулу поминовения, которая бы менее всего претила религиозным и политическим чувствам молящегося народа, и в то же время была приемлема и для Советской власти (разве эти мерзавцы помнили о Боге? - прим.). Над этим особенно много потрудился епископ Илларион. Форма поминовения Царской власти имела личный характер (имя Государя). Формуле поминовения Советской власти решено было дать характер безличный: поминовение "власти" вообще, без имен ее носителей. Формула поминовения Царской власти заключала в себе поминовение именно верховной власти. В новую формулу вносится поминовение просто "властей", каковое понятие обнимает не верховную лишь власть, но все вообще "власти" в государстве сверху донизу, носителями которых были не только безбожные коммунисты, но и тайные верующие христиане (подобно как в евхаристической молитве Василия Великого — "помяни, Господи, всякое начало и власть, и иже в палате братию нашу"). Но самое главное, в формуле Царского поминове- ния ясно выражалось моление о благоденствии власти:— "о еже покорити под нози его всякого врага и супостата". В новой же формуле не было никакого дополнительного выражения, которое бы указывало: о чем, собственно, нужно молиться при поминовении "властей" — о их ли благоденствии или же их вразумлении и обращении на путь истины (подобно как в евхаристической молитве Василия Великого — "возглаголи в сердца их благая о Церкви Твоей и всех людей Твоих благия во благости соблюди, лукавыя — благи сотвори"), или же , наконец, об избавлении от нее. На сугубой ектений в формулу поминовения внесены были слова евхаристической молитвы св. Василия: "да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте". Но и это дополнение нисколько не определяло, о чем собственно нужно молиться в отношении "властей", чтобы верующие имели "тихое и безмолвное житие". Одним словом, выработана была формула поминовения "властей" без выражения какого-либо — положительного или отрицательного — отношения к ним: "о стране Российской и о властех ее".
К счастью, этих внутренних тенденций новой формулы Тучков не заметил, но зато он заподозрил здесь другую тенденцию, в которой еп. Иларион и патриаршее управление здесь были вовсе неповинны. Ознакомившись с формулой, Тучков в самой резкой форме поставил Патриаршему Управлению вопрос: "А почему здесь не отмечено, что дело идет именно о "советских" властях?! А может быть Вы здесь разумеете и приглашаете молиться о ваших "белогвардейских" властях... о (Вел. Князе) Николае Николаевиче и его приспешниках?!" Тучков категорически потребовал вставить в формулу слово "советских"... "о стране Российской и о советских властях ее". Требование это было решительно неприемлемо для Патриаршего Управления, так как более одиозного и нетерпимого для слуха молящихся слова трудно было и придумать. Но в то же время нелегко было и придумать достаточно убедительных для Тучкова возражений против вставки этого слова. Однако, после длинных переговоров такое возражение было найдено: епископу Илариону удалось наконец убедить Тучкова, что слово "советский" никак нельзя вставить в богослужебную формулу потому, что это слово "русское", а все богослужение в патриаршей Церкви, согласно нерушимому закону (который дерзнули нарушить обновленцы) Русской Церкви, совершается на славянском языке. На этот довод Тучков в конце концов сдался — "ну так и быть", заявил он патриаршей делегации, "пусть будет по вашему: мы во внутренние порядки ваших культовых отправлений вмешиваться не желаем".
Согласованная таким образом с Тучковым формула поминовения властей была принята особым постановлением Св. Синода и разослана указами к исполнению по всем епархиям и приходам, а также была обнародована Тучковым и через Советские газеты.
(1923-1925 гг.)
ПОМИНОВЕНИЕ РАНЕЕ ПРОКЛЯТЫХ "ВЛАСТЕЙ" ЗА БОГОСЛУЖЕНИЕМ
(Неслыханный по глумлению над Церковью акт)
Ультимативное требование о введении в богослужение поминовения Советской власти было предъявлено свят. патриарху со стороны ГПУ и, в частности, со стороны ТОГДАШНЕГО ВЕРШИТЕЛЯ СУДЕБ Русской Церкви Тучкова почти тотчас же по освобождении патриарха, с мотивировкой, что так как организованное патриархом церковное управление и вся связанная с ним организация патриаршей церкви является нелегальной, то она может быть до некоторой степени еще терпима при непременном условии формального признания патриархом Советской власти de jure, а не de facto лишь — (каковой позиции патриарх почти открыто держался до его ареста в мае 1922 г.). Актом такого формального, ОТКРЫТОГО И ПРЯМОГО ПРИЗНАНИЯ Советской власти de jure и должен был быть, по мысли Тучкова, акт издания патриаршего Указа о введении поминовения властей за богослужением. Конечно, в таком АКТЕ ПРИЗНАНИЯ ЦЕРКОВЬЮ Советской власти de jure со стороны патриарха эта власть не имела ни малейшей внутренней нужды (от. Василий глубоко ошибается в этом, Антихристова власть именно ради покорения Русского народа нуждалась в ее признании, тем самым признавая НАД СОБОЙ ИГО -прим.), но она хотела этим актом самым решительным и окончательным образом скомпрометировать патриарха политически...
В свою очередь, Патриаршее Управление хорошо понимало не только эту сторону дела, но еще и другую, не менее опасную — ту крайнюю остроту горечи оскорбленного религиозного чувства верующих, которое не могло примириться с упоминанием за богослужением и тем самым с церковным санкционированием безбожной Советской власти. К тому же этим упоминанием у богослужения отнималось еще нечто дорогое для угнетенного народного сердца: здесь, в стенах храма, за богослужением, где все оставалось неизменно по старине, русский человек чувствовал себя доселе как бы на блаженном острове (единственном только во всем царстве Советского Режима), на который еще не проник вовсе этот режим. Здесь русский человек отдыхал душою не только религиозно, но и от всех кошмарных условий и впечатлений жизни под коммунистичес- ким режимом. Здесь для него был драгоценный остаток другого мира — мира "Святой Руси". Введение в богослужение упоминания Советской власти означало "ложку дегтя в бочку меда"(Не ложку, а ярмо на шею -прим.). Таким образом, введение этого поминовения в богослужение угрожало патриаршей церкви глубоким потрясением как чувства НАРОДНОЙ ПРИВЯЗАННОСТИ К ПАТРИАРХУ — а на нем-то ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ держалась внутренняя незыблемая спайка всего организма патриаршей церкви (То есть не на Боге и Его благодати, а на культе Тихона -прим.), так и особенно тяготения верующих людей этой эпохи русской жизни к богослужению вообще и, в частности, к богослужениям именно в храмах патриаршей Церкви (типичнейшее фарисейство и папизм - прим.).
Но требование об издании указа о поминовении Советской власти было поставлено Патриаршему Управлению ультимативно и настойчиво решительно. Положение для Патриаршего Управления создалось крайне критическое. Отказаться от исполнения этого требования ГПУ означало в глазах Советской власти открытый отказ от признания Советской власти de jure в то время, как такое признание, хотя и подневольное, было уже дано всеми слоями русского народа и западноевропейскими державами. А с таким отказом патриаршее церковное управление и вся патриаршая церковная организация, как нелегальная, теряли всякое право на какую-либо терпимость со стороны Советской власти. Не было никакого сомнения, что в результате этого отказа должен неминуемо последовать полный разгром Патриаршего Управления в центре и на местах и насильс твенное возвращение всей церковной организации — большевистским кровавым Террором — под ненавистное иго обновленческого церковного управления, от которого только что избавились приходы и епархии с освобождением патриарха и организацией им своего законного Церковного управления (то есть тихоновщина признает себя законной и легализованной если ее признаЕт совецкая власть -прим.). Нужно было спасать Церковь от нового обновленческого ига (подведя под Иго коммунистическое - прим.), сохранить ее под управлением патриарха. В такой критической ситуации патриарх ВЫНУЖДЕН БЫЛ ДАТЬ ГПУ принципиальное согласие на издание Указа о поминовении Советской власти за богослужением (это о проклятой св. Церковью власти -прим.).
Патриаршему Управлению теперь выпала трудная задача — выработать такую формулу поминовения, которая бы менее всего претила религиозным и политическим чувствам молящегося народа, и в то же время была приемлема и для Советской власти (разве эти мерзавцы помнили о Боге? - прим.). Над этим особенно много потрудился епископ Илларион. Форма поминовения Царской власти имела личный характер (имя Государя). Формуле поминовения Советской власти решено было дать характер безличный: поминовение "власти" вообще, без имен ее носителей. Формула поминовения Царской власти заключала в себе поминовение именно верховной власти. В новую формулу вносится поминовение просто "властей", каковое понятие обнимает не верховную лишь власть, но все вообще "власти" в государстве сверху донизу, носителями которых были не только безбожные коммунисты, но и тайные верующие христиане (подобно как в евхаристической молитве Василия Великого — "помяни, Господи, всякое начало и власть, и иже в палате братию нашу"). Но самое главное, в формуле Царского поминове- ния ясно выражалось моление о благоденствии власти:— "о еже покорити под нози его всякого врага и супостата". В новой же формуле не было никакого дополнительного выражения, которое бы указывало: о чем, собственно, нужно молиться при поминовении "властей" — о их ли благоденствии или же их вразумлении и обращении на путь истины (подобно как в евхаристической молитве Василия Великого — "возглаголи в сердца их благая о Церкви Твоей и всех людей Твоих благия во благости соблюди, лукавыя — благи сотвори"), или же , наконец, об избавлении от нее. На сугубой ектений в формулу поминовения внесены были слова евхаристической молитвы св. Василия: "да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте". Но и это дополнение нисколько не определяло, о чем собственно нужно молиться в отношении "властей", чтобы верующие имели "тихое и безмолвное житие". Одним словом, выработана была формула поминовения "властей" без выражения какого-либо — положительного или отрицательного — отношения к ним: "о стране Российской и о властех ее".
К счастью, этих внутренних тенденций новой формулы Тучков не заметил, но зато он заподозрил здесь другую тенденцию, в которой еп. Иларион и патриаршее управление здесь были вовсе неповинны. Ознакомившись с формулой, Тучков в самой резкой форме поставил Патриаршему Управлению вопрос: "А почему здесь не отмечено, что дело идет именно о "советских" властях?! А может быть Вы здесь разумеете и приглашаете молиться о ваших "белогвардейских" властях... о (Вел. Князе) Николае Николаевиче и его приспешниках?!" Тучков категорически потребовал вставить в формулу слово "советских"... "о стране Российской и о советских властях ее". Требование это было решительно неприемлемо для Патриаршего Управления, так как более одиозного и нетерпимого для слуха молящихся слова трудно было и придумать. Но в то же время нелегко было и придумать достаточно убедительных для Тучкова возражений против вставки этого слова. Однако, после длинных переговоров такое возражение было найдено: епископу Илариону удалось наконец убедить Тучкова, что слово "советский" никак нельзя вставить в богослужебную формулу потому, что это слово "русское", а все богослужение в патриаршей Церкви, согласно нерушимому закону (который дерзнули нарушить обновленцы) Русской Церкви, совершается на славянском языке. На этот довод Тучков в конце концов сдался — "ну так и быть", заявил он патриаршей делегации, "пусть будет по вашему: мы во внутренние порядки ваших культовых отправлений вмешиваться не желаем".
Согласованная таким образом с Тучковым формула поминовения властей была принята особым постановлением Св. Синода и разослана указами к исполнению по всем епархиям и приходам, а также была обнародована Тучковым и через Советские газеты.
Оставить комментарий