В.Х. ДАВАТЦ РУССКИЕ НА ЧУЖБИНЕ ОСТАВЛЕН КРЫМ

 

В.Х. ДАВАТЦ РУССКИЕ НА ЧУЖБИНЕ ОСТАВЛЕН КРЫМ Константинополь постепенно наполнялся рядом эвакуации, начиная с первой одесской, затем со второй одесской, новороссийской и затем крымской. Массы русских прошли через Константинополь, частью осе­ли в нем, а частью рассосались по другим странам, на Балканском по­луос- трове и в Западной Европе. Кого только не было в среде русской эмигра- ции — и калмыки, и горцы, и казаки, и крестьяне Южной Рос­сии. Были и представители зажиточных классов — торговцы, землевла­дельцы, промышленники. Была, наконец, в большом числе и русская интеллиген- ция. В рядах армии, а в особенности в первом корпусе, был столь значительный процент со средним и высшим образованием, ка­кой вряд ли существовал когда-либо в другой Армии. Были там рядо­выми и офицерами и учителя, агрономы, техники, инженеры и студен­ты высших учебных заведений, гимназисты.
Никогда еще Европа не видела такой массовой эмиграции. Русских считается более 2 миллионов покинувших Россию. Это, в сущнос­ти, был выход целых слоев русского Народа, мало похожий на фран­цузскую эмиграцию XVIII века. Россия лишилась в них своих лучших сил образо- ванного общества. Русские оставили Крым не с тем, что­бы жить за пределами своего Отечества, как эмиграция. Они хотели оставаться русскими, вернуться в Россию и служить только России. Они уходили со своими учреждениями, учебными и санитарными, со своим духовенст- вом, наконец, со своим флотом и со своей военной организацией. Войска расположились в лагерях Галлиполи, Лемно­са и Чаталджи, а гражданс- кое население и те, которые отстали от армии, разместились в беженских лагерях или разбрелись в Констан­тинополе. Началось тяжелое существование, когда человек всецело по­глощен заботами о насущном хлебе, о ночлеге, о том, чтобы как-нибудь добыть средства для своей семьи. Тяжело было видеть старых, заслуженных людей с боевыми отличиями, торгующими разными без­делушками на Пере, русскую девушку в ресторанах на Пере, детей, говорящих по-русски, в ночную пору на улицах, заброшенных и оди­чавших, солдат в серых рваных шинелях, забравшихся во двор пус­той мечети. Сколько раз приходилось встречать поздно ночью людей, укрывавшихся под карнизами домов от дождя и ветра. Нельзя было без краски стыда видеть русскую женщину в компании пьяных анг­лийских матросов в кабачке Галата. Какая тоска брала слышать рус­скую песнь, пропетую на улице женщиной под шарманку.
В этих ужасных условиях борьбы за существование люди были готовы почти на все, лишь бы как-нибудь устроиться. Одни нанимались на службу в английскую полицию, другие изыскивали способы бежать к Кемалю-паше, третьи завербовывались в иностранные легионы, не брезговали ничем, лишь бы вырваться из бедственного положения. Развивалась погоня за наживой, нездоровая спекуляция, торговали всем, чем могли, брались за все, ничем не гнушаясь, вплоть до от­крытия игорных домов и ночных притонов. Создавалась нездоровая атмосфера. Со всех сторон к Главному командованию посыпались претензии поставщиков и торговцев, озлобленных за понесенные убытки при крымской эвакуации. Они шумной толпой, друг перед другом стремились расхитить последние средства, оставшиеся для содержания армии. Нужно было оберегать и остатки сохранившей­ся казны и бороться, чтобы не допустить тлетворных влияний на дух армии.
В столице Оттоманской империи, занятой союзниками, положе­ние русских было особенно тяжелым. Они не имели никакого под­данства. Русские официальные представители не признавались. Все зависело от личного усмотрения оккупационных властей. Заступни­чество русского дипломатического представителя и военного агента могло иметь успех лишь благодаря их личным умениям и хорошим отношениям с союзниками.
Русский консульский суд продолжал действовать, но решения его не были обязательны для английской полиции. Русские были безправ­ны. Итальянское правительство наложило арест и захватило все се­ребро, вывезенное из ростовского Государственного Банка, и казаки были лишены средств, в то время как они были в самом бедствен­ном положе- нии. Французы наложили руку на русское имущество, находившееся на пароходе «Рион», и тем самым отняли одежду и обувь у русских солдат, так нуждавшихся и в том, и в другом при наступившей зимней стуже. Мы испили чашу национального унижения до дна. Мы узнали, что значит жить на пайке, который все боль­ше и больше урезывали, угрожая то и дело лишить всякого пропита­ния и выселить из помещения. Мы узнали, что значит быть в зависи­мости от заносчивого коменданта и грубого французского сержанта. Мы узнали надменность и высокомерие англичан, дерзость и занос­чивость французов. Мы узнали, что значит не иметь права передви­жения и с чем связано получение виз на выезд и приезд. На каждом шагу нам давали чувствовать, что русским не разре- шено то, что раз­решено французам и англичанам. Мы почувствовали, что с нами мож­но поступать, как нельзя это сделать с другими. Мы почувствовали это, когда нас спускали с лестницы и разгоняли в толпе палками черно­кожие, одетые во французскую военную форму, когда нас выталки­вали за дверь, чтобы дать дорогу французскому офицеру. Мы поняли, что значит сделаться людьми без отечества. Весь смысл сохранения Армии в том и заключался, что, пока была Армия, у нас оставалась надежда, что мы не обречены затеряться в международной толпе, униженные и оскорбленные в своем чувстве русских. Русские, эвакуированные из Крыма, оказались в положении незва­ных гостей. Англия подозрительно относилась к военному лагерю у самого входа в Дарданеллы. Франция всеми силами старалась выжить русских из Чаталджи и Галлиполи, греки ревниво глядели на русскую военную силу под стенами Константинополя, мечтая сами захватить Царь-Град. Турки в то время были хорошо расположены к русским. При входе в мече ть аскер спрашивал: «урус?» — и приветливо про­пускал внутрь храма, куда греков не допускали. В дни Рамазана во дворах мечетей можно было видеть много русских и никого из ино­странцев. Русские не были победителями и не внушали к себе враж­дебности турок. Они были прирав нены к ним и одинаково терпели от иноземной власти. По улицам Перы происходили греческие пат­риотические манифестации сперва венезели- стов, а потом привержен­цев короля Константина. Для русских и те и другие были одинаково чужды, и они одинаково оставались равнодушны- ми к шумным улич­ным демонстрациям в столице Оттоманской империи, так оскорбляв­шим национальное чувство мусульман.
Больше двух лет прошло со времени прекращения военных дей­ствий и больше года по заключении Версальского мира, а Европа все еще находилась в атмосфере войны. Ненависть и месть, порожден­ные пережитым ужасом войны, продолжали разделять европейские народы на два непримиримых лагеря — победителей и побежденных. Мира не наступило. Порванные связи не восстановлены во взаимных отношениях международной торговли, кредита, обмена и передвиже­ния из одной страны в другую. Напротив, Европа распалась на ряд отдельных государс тв, оградивших себя такими заставами, что обще­ние между странами было почти прервано. Во внутреннем управ­лении господствовал произвол, насилие и грубая расправа военного положения. Война против войны привела к тому, что никогда еще Европа не переживала такого напряженного состояния вооруженно­го перемирия. Ни войны, ни мира. Малые государства Польша, Ру­мыния, Греция, Югославия изнемогали под непосильным бременем создания военной мощи и сильного государства. Франция не могла и не хотела приступить к разоружению, добиваясь силой принудить Германию к платежу наложенных на нее миллиардных долгов.
***