МЕЖДУ ДВУМЯ ДИКТАТУРАМИ (Статья 1975г)

 

Мне довелось узнать об этой истории во всех подробностях от генерал-майора пограничных войск НКВД Ивана Георгиевича Бессонова, с которым судьба свела меня в закрытой тюрьме, в Особом внутреннем лагере Концлагеря Заксенхаузен, куда я попал летом 44-го после того, как был вторично захвачен немцами и просидел 6 месяцев в одиночке гестаповской тюрьмы на Альбрехтштрассе в Берлине.

Генерал Бессонов, как и все другие находившиеся в этом Особом Отделении Заксенхаузена, описаны подробно в книге британского капитана Питера М. Черчилля («Spirit in the Cage» — «Дух в клетке»), попавшего туда же после того, как он безстрашно, почти в течение трёх лет, руководил Движением Сопротивления в одном из районов на юге Франции.

Как отмечает Черчилль, ему и всем другим, разделявшим с ним заключение, грозил расстрел, в чём мы убедились, когда нас перевели во внутреннюю тюрьму Концлагеря Заксенхаузен, и поэтому каждый говорил о себе совершенно свободно. Тем более что при попытке побега выяснилось, что стукачей среди нас не было.

В этих условиях я был почти единственным собеседником генерала Бессонова, и он много рассказывал мне о своей бурной и страшной карьере. Ещё служа в Средней Азии, он непосредственно участвовал в вероломном захвате Кульджи, в результате чего был установлен Советский контроль над Синьцзяном, продолжавшийся свыше 10 лет. Он охранял Жданова на трибуне на Дворцовой площади в Ленинграде, располагая подразделения и пулемётные расчёты 3-го полка НКВД, которым он командовал, на чердаках Зимнего дворца во время Парадов и Демонстраций трудящихся.

На волне большого Террора 1937-1938 годов Бессонов достиг высоких должностей и был даже одно время заместителем Фриновского, когда тот стал помощником Ежова. То командуя Забайкальским пограничным округом, то будучи заместителем заменившего расстрелянного Фриновского генерала Масленникова, Бессонов великолепно знал весь аппарат НКВД, и в частности ГУЛАГ.

Во время финских неудач он впал в немилость у Берии. Но ему повезло. Его перевели в армию, и в начале войны Бессонов, будучи командиром 102-й стрелковой Дивизии, попал в плен к немцам под Гомелем.

Вначале он предпочёл скрыть своё прошлое, но вскоре на допросе у заинтересовавшегося им немецкого офицера Военно-Воздушных Сил показал, что он много знает, гораздо больше, чем обыкновенный командир Дивизии, и предложил немецкому командованию план, на котором я и хотел бы остановиться подробнее.

Отлично зная расположение сталинских Концлагерей и систему их охраны, Бессонов предложил высадить воздушный Десант на Воркуте в районе Усть-Печорских Лагерей. К этому времени финская армия уже заняла Петрозаводск, вокруг которого было достаточное количество аэродромов, могущих послужить отправной базой для этой операции.

Бессонову удалось убедить Командование немецких Воздушных Сил — во всяком случае, начать подготовку для выполнения его плана. В засекреченных Лагерях в районе Бреславля было начато формирование Бригады из трёх усиленных батальонов. Добровольцев из военнопленных набирал частично сам Бессонов; ему помогали офицеры разгромленного в Прибалтике 3-го танкового Корпуса.

Как рассказывал сидевший вместе с нами в Особом Лагере начальник штаба Бессонова, бывший начальник штаба 18-й Стрелковой Дивизии полковник Виктор Викторович Бродников (а в его искренности трудно было усомниться, ибо он был весь пропитан традициями старой Русской Армии), ему вместе с заместителем Бессонова, погибшим к тому времени в Заксенхаузене полковником N., было поручено подготовить воззвания к заключённым на Воркуте.

Ставка Бессонова на заключённых в условиях войны не была фантасти- ческой, да и он сам при всем его честолюбии был далеко не фантазёр.

Находившийся в годы войны заключённым в Ветлаге Д.М. Панин в своих «Записках Сологдина» пишет: «Много российских людей ЖИЛИ МЕЧТОЙ О ВОЙНЕ, которая даст толчок к Освобождению… Первое время заключённые Лагерей жили той же мечтой: вступить в ещё не родившуюся тогда Российскую Освободительную Армию и вместе с другими Русскими людьми вести борьбу за спасение остальной страны».

В Лагерях были не только миллионы таких мужественных людей, как Панин, — готовых взяться за оружие, но и хорошо подготовленные командиры, как, например, один из его друзей по Лагерю бывший офицер Николаевский.

«Если бы при иной, новой тактике войны, — пишет Д.М. Панин далее в своей книге, — за несколько суток в Лагерные центры были бы сброше- ны десанты, Николаевский оказался бы сразу одним из неповторимых полководцев, за ним пошли бы когорты заключённых, и он был бы на своём месте».

Как свидетельствует не только один Д. М. Панин, в начале 1942 года в одном из Лагпунктов на Печоре, куда хотел высадиться со своим десантом Бессонов, заключённым удалось разоружить охрану и поднять восстание, докатившееся до Усть-Усы и подавленное только в силу недостатка боеприпасов...

Все эти свидетельства показывают, что в условиях первого года войны Освободительное Движение могло быть успешно начато при координации небольших сил вторжения с многомиллионной массой заключённых.

Нет нужды говорить, что в конечном итоге, когда Бригада Бессонова была более или менее сформирована, Высшее Гитлеровское руководство, узнав об этом плане, перепугалось, ибо Гитлер БОЛЬШЕ ВСЕГО боялся иметь дело с Независимой Русской Силой, да ещё где-то под Уралом, то есть вне какого-либо контроля. В части Бессонова были засланы агенты Гестапо, и, хотя они были обнаружены, он был вскоре обвинён в «заговоре», антинемецких высказываниях, арестован и вместе со своим Штабом посажен в Концлагерь, где мы в встретились в 1944 году.

А Бригада, предназначенная для высадки в Лагеря, была передана из Военно-Воздушных сил руководству СС, расформирована и побатальонно использована в борьбе с партизанами.