ДОБРОВОЛЬЧЕСКАЯ АРМИЯ.
Рассказы-воспоминания
КАПИТАН ЗГРИВЕЦ
Ему
лет 35, а, может быть, и больше. В офицерский чин произведён за боевые
заслуги. В 1-ой офицерской роте он занимает должность взводного
командира. Образование начальное и вряд ли законченное. Среднего роста,
сильное мускулистое тело, голова напоминает яйцо, с какой бы стороны на
неё ни смотреть. На гладко выбритом лице небольшие, коротко
подстриженные усы. Гимнастёрка сидит на нём аккуратно, но как-то
по-солдатски, без офицерского щёгольства. С нами он обращается строго и
часто на «ты». В отличие от остальных офицеров взвода, для нас он не
имеет имени и отчества, а всегда только "господин капитан". В разговоры,
происходящие между офицерами, никогда не вмешивается, но постоянно и
внимательно прислушивается ко всему, что говорится. Любопытен же до
крайности. Если случается, что кто-либо из офицеров скажет что-нибудь,
что ему не по душе, то он сейчас же обрывает говорящего: "Ну, ты! Ты,
слышь! Не того!" Взвод любит его, но никогда не упускает случая
посмеяться над ним. Но не прямо: это слишком опасно! Для этого
выработана особая система: собирается кучка офицеров, начинающих нести
невероятный вздор, как только появляется капитан Згривец и начинает
прислушиваться, силясь понять, о чём говорят. Не проходит и минуты, как
все разражаются неудержимым хохотом. Капитан Згривец выпрямляется с
видом оскорблённого достоинства и сейчас же приказывает чистить винтовки
"заместо чтоб языки чесать!"
Попав в его взвод, я никак не мог
понять, каким образом этот едва грамотный человек мог оказаться на
командной должности. Ко мне, как и к остальным прапорщикам, он обращался
исключительно на "ты", и это меня коробило...
Но не прошло и
недели, как мне вдруг стало совершенно очевидно, что только капитан
Згривец и никто другой из старших офицеров роты не имел большего права и
больших оснований командовать офицерским взводом в офицерской роте.
Опишу этот трагический, хоть и неприятный для меня случай.
Наш
батальон стоял в то время на Барочной улице в Новочеркасске. Город был
не наш. Каждую ночь назначались офицеры для связи с другими частями,
разбросанными по городу. Новочеркасск кишел большевиками и
разложившимися казачьими частями. Офицеры, отправляемые для связи,
подвергались нападениям на пустынных улицах. Сперва случаи убийства их
были редки, но потом нападения участились и, наконец, приняли угрожающие
размеры... Связь почти прервалась. Трупы убитых офицеров-Добровольцев
на утро находили на улице. На патрули не хватало народа. Надо было найти
способ самозащиты. Но какой?
Собравшись в помещении роты, мы
горячо обсуждали возможные меры. Капитан Згривец оказался возле нас, с
любопытством прислушиваясь. Он, видимо, находился в чрезвычайном
волнении, но не произносил ни слова. Потом неожиданно прошёлся раза два
между койками и, остановившись перед нами, вдруг сказал: "Ну, вы, слышь,
того…" Он замолчал и опять зашагал, видимо, что-то обдумывая. Снова
остановился: "Ну вот, слышь. А я вам скажу!" Все молчали. Он страшно
волновался, махнул рукой и опять зашагал. Наконец, очевидно, решившись
высказать свою мысль, подойдя к нам, произнёс:
- Потому, слышь, бьют, что мы не бьём!
– Да как же их бить, когда они сзади нападают?
– А вы вот, слышь… Вот как пойдёшь, возьми гранату в карман.
– Да ведь убивают сзади, из-за плетней, господин капитан, тут и граната не поможет!
– Ты, слышь, думай. Тебя оно, конечно, убили и с гранатой, а она – механизм, она за тебя и их побьёт.
– Это как же?
Предложение
капитана Згривца заключалось в следующем. Посланный для связи офицер
должен был идти без винтовки с ручной гранатой в кармане. Граната,
приготовленная для взрыва, должна была быть зажата в руке. В случае
внезапной смерти пальцы, без сомнения, разожмутся и отпустят рычаг, так
что взрыв произойдёт через секунду после смерти.
В первый момент,
когда предложение капитана Згривца было понято, все замолчали. Поручик
Паль, кажется, как всегда не совсем трезвый, резюмировал следующим
образом: «Новый тактический приём уничтожения противника с того света!
Не знаю, не пробовал". Все засмеялись.
Не помню, в тот же вечер
или на следующий, связь была назначена от нашего взвода. Шёл прапорщик
Володя Алфёров. В случае его смерти, должен был идти я. Алфёров,
19-тилетний мальчик, хорошенький, как ангелочек, чуть не последнего
выпуска «керензят», застенчивый и скромный, натянул на себя шинель,
подошёл к пирамидке с винтовками, постоял с минуту и, не взяв винтовки,
направился в канцелярию, где находился Згривец. Через минуту он вышел
оттуда и прямо пошёл к выходной двери, за которой исчез. Згривец,
вышедший за ним из канцелярии, посмотрел ему вслед, и мы видели, как он
перекрестился.
Ей Богу, я не совру, если скажу, что вдруг что-то
тяжёлое, как бы давящее, разлилось по всему взводу. Офицеры сидели на
койках, опустив головы. И вдруг, как будто в ответ на общее напряженное
молчание, раздался недалёкий глухой взрыв. Первым, схватив винтовку,
бросился вон капитан Згривец, за ним мы все. В сотне шагов от казармы
лежал труп прапорщика Алфёрова. Неподалёку от него мы поймали трёх
тяжело раненых большевиков и тут же прикололи. Четвёртого, местного
парикмахера, нашли час спустя у него в доме по кровавому следу. Его
расстреляли за тюрьмой. Алфёрова принесли в казарму. Труп его был
страшно изуродован, одна нога едва держалась на обрывках мускулов.
Голова была проломлена кистенём. Этот кистень мы нашли под плетнём
позже.
Когда кончилась первая суматоха, Згривец обратился ко мне:
- Ну, ты, слышь, чего ж? Тебе в связь.
Я
оделся под явно враждебным взглядом Згривца. Этот враждебный взгляд я
объяснил себе ложно, предполагая, что он подозревает меня в трусости.
"Ну, погоди, – думал я – увидишь, что я не трус!" И взял свою винтовку.
В ту же минуту Згривец подскочил ко мне. Глаза его горели, голос пресекался:
- Ну ты, слышь… Это как же? Ты теперь это что же?
Я мгновенно понял свою ошибку, и мне стало безумно стыдно. Поставив обратно винтовку и обернувшись к Згривцу, я сказал:
– Господин капитан, разрешите получить гранату.
– Ну, вот то-то же, а то, слышь…
И,
не докончив, пошёл в канцелярию роты, а я за ним. Когда он достал
гранату из ящика, стоявшего под столом, то передал мне её не сразу, а
как будто колеблясь. Это колебание ещё более смутило и оскорбило меня. Я
протянул руку и почти сам взял у него гранату, вытащил из неё
предохранительное кольцо и, положив его на стол, повернулся, чтобы
скорее уйти.
– Я, слышь, может и не так… Ты, слышь, может тоже не того…
Я
вышел… Скажу, что с того дня убийство офицеров связи прекратилось
окончательно. А лично я безумно полюбил Згривца. В маленьком
поминальнике, найденном в его гимнастёрке уже после его смерти, я видел
на первой странице имя "раба Божьяго Владимира".
Оставить комментарий