Мемуары Н. Н. Смоленцева-Соболя Часть IV

 

"Вторженіе совѣтскихъ войскъ въ Финляндію Георгій А. воспринялъ съ мрачнымъ торжествомъ. Дожили — ножки ​съежили​? ​Первыя​ числа декабря 1939-го. Онъ набралъ кипу газетъ, перечиталъ ​всѣ​ ихъ отъ корки до корки. Сдѣлалъ вырѣзки. Въ ближайшее же воскресеніе, въ церкви, подошелъ къ полковнику ​Павлову​.

— А не вы, господинъ полковникъ, упоминали, что знавали ​самого​ Маннергейма въ бытность его дивизіоннымъ командиромъ на австрійскомъ фронтѣ, служили подъ его началомъ...

Полковникъ Павловъ такъ и ахнулъ.

— Даже не думай, Георгій! Я старше тебя и мой совѣтъ на этотъ разъ ты долженъ послушать...

— Почему же не послушать, Владиславъ Петровичъ? Съ удовольствіемъ послушаю. Только потомъ, когда я послушаю, будетъ у меня къ вамъ просьбишка. Напишите-ка письмецо Маннергейму. Дайте мнѣ подобающую рекомендацію. Такъ или иначе, только быть мнѣ подъ Выборгомъ скоро.

Какъ въ воду глядѣлъ Георгій Васильевичъ. И двухъ недѣль не прошло, въ декабрѣ 1939-го, уже былъ прикомандированъ полковникъ ​Анисимовъ​ къ Девятому пѣхотному полку, Второму батальону. Маршировать больше и не нужно. Какъ знатокъ артиллерійскаго и тяжелаго стрѣлковаго вооруженія, долженъ онъ обучать финновъ противотанковой оборонѣ.

Никогда прежде не бывалъ онъ въ Гельсинфорсе, а по-​финнски​ Хельсинки. Теперь, припадая на правую ногу, медленно шелъ по старымъ мощенымъ улицамъ. Съ унылаго сѣраго неба сыпалъ и сыпалъ мокрый снѣгъ съ дождичкомъ. Встрѣчныхъ прохожихъ было немного. ​Шюцкоровскій​ патруль. Двѣ дѣвушки въ беретахъ ​доброволицъ​. Грузовикъ, на который изъ стараго особняка двое или ​трое​ мужчинъ таскали какіе-то ящики.

А такъ Россія и Россія, какой-нибудь уголъ Средняго проспекта на ​Василевскомъ​ островѣ. Еще до Большой войны ѣздили ​они​ всей семьей въ столицу, повидаться съ родственниками, побывать въ театрахъ, посѣтить ​модные​ магазины, а если Господь дастъ, то и Государя съ Государыней увидать, одинъ разъ въ жизни такое можетъ случиться. И были тѣ дни тоже ​сѣрые​ и ​мокрые​. Точно такъ же сыпалъ съ низкаго неба дождичекъ. Налетали порывы вѣтра отъ Невы. Прохожіе спѣшили. Звенѣла конка. Изъ кофеенъ шелъ сытный запахъ кофе и булочекъ. Дамы раскрывали зонты, а садясь въ ​крытыя​ пролетки, собирали ихъ. Офицеры поддерживали ихъ подъ руку, а при встрѣчахъ отчетливо отдавали честь другъ другу. Кучера смачно чмокали и трясли вожжами. Швейцары у парадныхъ стояли идолами.

Какъ не съ нимъ это ​всё​ происходило.

Теперь вотъ по улицамъ Гельсингфорса. Почти какъ въ Россіи. Послѣ Китая, Югославіи, Германіи, Испаніи... А Государя тогда не удалось увидать.

Георгій ​Анисимовъ​ останавливался, перекладывалъ чемоданчикъ изъ правой руки въ лѣвую, а палку изъ лѣвой въ правую. Вмѣстѣ съ нимъ шагалъ сѣдоусый, но еще бравый русскій солдатъ Корней Силантьевичъ Козловъ. Разсказывалъ спутнику:

— ​Совѣтскіе​ бомбили насъ. Этакіе ироды! Теперь финны повсюду роютъ убѣжища. Да что тамъ убѣжища, тьфу: щель въ землѣ, досками обшитая. Но вотъ бункера у нихъ, господинъ полковникъ, это вамъ не фунтъ изюма...

Былъ Корней Силантьевичъ вахмистромъ въ старой Русской Арміи. Въ гражданскую воевалъ на сѣверѣ, создалъ летучій отрядъ. Гонялись ​они​ за революціонными матросами и Комиссарами, отмѣняли Совѣтскую власть, распугивали партизанъ. Женой взялъ мѣстную, чухонку. Выучился отъ ​нее​ говорить по-фински. Такъ и остался въ Финляндіи. Нѣсколько ​лѣтъ​ назадъ переѣхали въ столицу, Хельсинки.

— А гадъ Сталинъ, слыхали, что удумалъ? Раздавить финновъ, мужчинъ въ шахты да на ​лѣсосплавы​, женщинъ по деревнямъ разсовать, а дѣтей въ ​дѣтскія​ коммуны нечего, де, чухонскому ​сѣмени​ производиться. Какой злодѣй! Но Карлъ Густавовичъ ему ​ишо​ дастъ. Помяните мое слово, господинъ полковникъ. А дѣтей мы вообще въ Швецію отправляемъ. Шведы молодцы, помогаютъ намъ...

Автобусы съ дѣтьми каждый день отправлялись на Стокгольмъ. Дѣти кричали, махали руками и почему-то смѣялись. Ихъ матери тоже махали руками. Но не смѣялись. Такъ и уходили автобусы. Колонна за колонной.

Изъ Швеціи же, въ обходъ оффиціальнаго вниманія, шли и шли добровольцы. Изъ Германіи, въ обходъ приказа ихъ фюрера, пріѣзжали нѣмцы. И ​русскіе​. Изъ Сербіи, изъ Франціи, изъ Польши, изъ Эстоніи моремъ добирались опять же ​русскіе​. Шли черезъ границу ​шведскіе​ финны, не ​говорящіе​ по-фински. Ими наполняли Второй батальонъ, вливая въ роты финскихъ шведовъ, тоже предпочитающихъ говорить по-шведски.

Девятой ротой, куда попалъ Георгій, командовалъ шведскій финнъ лейтенантъ ​Мартти​ ​Киллстромъ​. Языкомъ команды былъ принятъ здѣсь шведскій и ​нѣмецкій​. Это облегчало дѣло. Лейтенантъ ​Киллстромъ​, высокій, свѣтловолосый, съ прямымъ носомъ потомка тевтоновъ, съ удивленіемъ принялъ этого русскаго.

— Вы были полковникомъ у генерала Франко?

— Командовалъ батальономъ танковыхъ истребителей.

— И васъ послали ко мнѣ капитаномъ-инструкторомъ?

— Меня не интересуютъ званія, господинъ лейтенантъ. Мнѣ хочется только одного - снова стрѣлять по красной сволочи!

Ихъ глаза встрѣтились. На одну только долю секунды. Но тутъ же поняли друга шведъ ​Киллстромъ​ и русскій штабсъ-капитанъ ​Анисимовъ​: связало ихъ въ тотъ же мигъ братство боевое.

Это была славная война. Вотъ гдѣ душенька штабсъ-капитана ​Анисимова​ порадовалась. Сопки, снѣгъ, морозъ, паръ изо рта, запахъ гари и чувство опасности ​всё​ такъ походило на Дальній Востокъ, на сидѣніе подъ Спасскомъ, на рейды черезъ Амуръ.

Въ ихъ ротѣ собрались ​отчаянные​ парни. Самъ ​Киллстромъ​ былъ кадровый военный, учился въ Стокгольмѣ и Лондонѣ, бывалъ въ экспедиціяхъ въ Индіи, служилъ два года въ Албаніи. ​Гюнтеръ​ ​Шмидтъ​ воевалъ въ Абиссиніи, затѣмъ въ Испаніи. Карлъ Эрикссонъ пять ​лѣтъ​ отслужилъ на пограничныхъ заставахъ. У Арнольда ​Дудека​ опытъ пограничной службы въ Сербіи, а затѣмъ въ итальянскомъ ​экспедиціонномъ​ корпусѣ. Перъ Хавилайненъ былъ мѣстнымъ, изъ охотниковъ, для него ​карельскія​ озера и болота, лѣса и сопки нашептывали по ночамъ сказки. Онъ возглавлялъ отрядъ батальонной развѣдки, приданный ротѣ. У пулеметчика ​Эрика​ Хайландера за плечами была служба въ Китаѣ. Онъ былъ американецъ, бывшій Маринъ, то ​есть​ морской пѣхотинецъ.

​Совѣтскіе​ уже наткнулись на упорное сопротивленіе финновъ. Финны встрѣчали ихъ лѣсными завалами. Снайперы выбивали командировъ. Оставшись безъ начальства, солдаты зарывались въ снѣгъ и медленно замерзали. ​Танковыя​ колонны проваливались подъ ледъ и увязали въ болотахъ. Грузовики застревали въ ледяныхъ сугробахъ. Лошади выбивались изъ силъ и падали. Артиллерія не имѣла возможности развернуться. Финны косили совѣтскихъ изъ пулеметныхъ гнѣздъ, удерживали бункера, нападали, выскакивая на лыжахъ ​ниоткуда​ и такъ же никуда потомъ пропадая въ раннихъ вечернихъ сумеркахъ.

Полумилліонная армія Мерецкова буксовала въ снѣжно-кровавомъ коктейлѣ. Кто тотъ коктейль сбилъ, тому его и пить. Каждый день ​секретныя​ сводки доносили въ совѣтскій главный штабъ: двѣ тысячи убитыхъ, полторы тысячи обмороженныхъ, шестнадцать танковъ вышло изъ строя, потери финновъ - неизвѣстны... Девятьсотъ шестьдесятъ убито, тысяча четыреста тридцать ранено, триста обморожено, два самолета сбиты ​финнской​ зенитной батареей надъ Выборгомъ, одиннадцать танковъ и двадцать грузовиковъ потеряно у озера Темнаго...

​Эти​ бункеры вокругъ холма Лобастый ​совѣтскіе​ полки атаковали безпрестанно день и ночь. Шли танки, за ними разсыпалась пѣхота. Минометы засыпали ​чахлые​ березняки по берегу озера Темнаго своими смертоносными подарками. ​Совѣтскіе​ бомбовозы скидывали бомбы на позиціи бѣло-финновъ съ утра до вечера. Но каждая атака захлебывалась въ кровавомъ грязно-снѣжномъ мѣсивѣ. Пропустивъ танки черезъ себя, неожиданно передъ совѣтской пѣхотой изъ мерзлой земли возникали ​пулеметныя​ гнѣзда. Очередями заставляли солдатиковъ уткнуться въ снѣгъ. Потомъ добивали изъ снайперскихъ винтовокъ. Шевельнулся пуля. Голову поднялъ пуля. Ногой двинулъ пуля.

И кричалъ совѣтскій сержантъ Роговъ:

— Танки, назадъ! Назадъ! Засада!

Танки уже горѣли. Это жгли ихъ ребята изъ противотанковаго подраздѣленія роты Киллстрома. Били изъ 37-миллиметровыхъ ​нѣмецкихъ​ пушекъ. Подбирались ближе и забрасывали бутылками съ горючей смѣсью. А еще научилъ ихъ хромой инструкторъ Георгъ ​Хаарбинъ​ останавливать танки хитроумнымъ способомъ: ползетъ сталинская черепашка по снѣгу, скорость у ​нея​ невысокая, возьми да всунь деревянную оглоблю между ​тракомъ​ и каткомъ. И закрутилась черепашка на одномъ мѣстѣ. Подъ пулеметъ ​её​ не попадайся, злобная она въ своемъ верченіи. А высунулся командиръ изъ башни или люка внизу, такъ и стрѣльни по ​нему​, отшиби ему краснозвѣздную башку...

Не такъ ужъ безосновательны были легенды о танковыхъ истребителяхъ подъ Терруэлемъ, что дубинами колотили сталинскихъ черепашекъ.

Второй батальонъ уже былъ обстрѣлянъ. До боевъ у холма Лобастаго онъ держалъ оборону у Ладожскаго озера. Дѣлали вылазки въ тылъ противника. Одѣвшись въ ​бѣлые​ балахоны и масхалаты, пробѣгали за часъ до 12 верстъ, нападали на ​тыловые​ обозы. Взрывали бочки съ горючимъ, перерѣзали ​телефонныя​ линіи, жгли технику. Георгъ ​Хаарбинъ​ съ лыжниками ходить не былъ въ состояніи, но онъ потребовалъ у лейтенанта Киллстрома, чтобы изъ каждаго набѣга ​они​ приносили ему трофеи. ​Всё​ равно что. Патронъ неизвѣстнаго образца. Пулеметную ленту. Прицѣлъ орудія.

Очень радовался, когда получилъ снарядъ 280 мм гаубицы. Чтобы доставить этотъ снарядъ, финны заставили двухъ плѣнныхъ тащить на себѣ салазки. Такъ рядовой Черемша и сержантъ Кусковъ предстали предъ ясны очи хромого финна въ рыжемъ тепломъ полушубкѣ, который вдругъ закричалъ на ихъ родномъ русскомъ языкѣ:

— Вы что жъ, ​ѣть​... в... м..., грязь безпородная, на чужую землю хайло разинули?

— Да мы, ​това​... ​гражда​...

— Молчать, сукины дѣти!

Черезъ два часа лейтенантъ ​Киллстромъ​ получилъ отъ капитана-инструктора ​Хаарбина​ запросъ: обоихъ плѣнныхъ оставить на подсобныхъ работахъ въ противотанковомъ подраздѣленіи. ​Мартти​ ​Киллстромъ​ пожалъ плечами:

— Что жъ, если господинъ полковникъ этого желаетъ!

Онъ продолжалъ обращаться къ ​Анисимову​ по послѣднему чину, полученному на войнѣ. Въ этомъ для него былъ свой смыслъ.

Такъ Василій Черемша и Григорій Кусковъ стали пособниками имперіализма, бѣлофиннами и бѣлобандитами. Въ рейды по совѣтскимъ тыламъ ихъ, конечно, не посылали и въ засады ихъ не прятали. Но набивать ленты патронами, снаряжать гранаты, собирать ​самодѣльныя​ мины Георгъ ​Хаарбинъ​ ихъ научилъ быстро. Когда спустя двѣ недѣли Корней Силантьевичъ Козловъ пріѣхалъ въ городокъ ​Реемаа​, куда на отдыхъ былъ выведенъ Второй батальонъ, онъ засталъ полковника ​Анисимова​ за образовательнымъ актомъ:

— Что приказалъ красный бандитъ ​Троцкій​ сдѣлать съ непокорнымъ городомъ Ижевскомъ?

Молодой крутоплечій парень въ шюцкоровке и совѣтскаго образца гимнастеркѣ отвѣчалъ:

— Красный бандитъ ​Троцкій​ приказалъ вырѣзать городъ-заводъ Ижевскъ, не оставить камня на камнѣ. Было убито нѣсколько тысячъ ни въ ​чёмъ​ не повинныхъ горожанъ и заводскихъ рабочихъ...

— Сколько человѣкъ разстрѣлялъ садистъ Бела ​Кунъ​ и его каратели въ Крыму?

— Болѣе пятидесяти тысячъ, включая мальчиковъ-кадетъ и медсестеръ...

— Не медсестеръ, Кусковъ, а сестеръ милосердія. Повтори: ми-​ло​-сѣръ-​дія​!

— Сестеръ... милосердія... господинъ полковникъ!

​Они​ ​трое​ сидѣли вокругъ дощатаго стола. Первый былъ длинный худой рядовой съ жидкой косой челкой надо лбомъ. Второй - этотъ крутоплечій Кусковъ, съ запинкой отвѣчающій на вопросы. И полковникъ ​Анисимовъ​, выставившій свою плохо сгибающуюся ногу впередъ. Отъ печи тянуло жаромъ. За чугунной дверцей потрескивали полѣнья.

— Корней Силантьевичъ, - поднялся съ распростертыми объятіями ​Анисимовъ​. - Какъ же ты нашелъ меня?

— Хозяйка моя вотъ приказала ​привезти​ вамъ гостинчиковъ. Тутъ ​рыбные​ пирожки, а это - ​свиные​ котлеты. Еще ​печенье​ разное, ватрушки, ​гречишники​, плюшки. А это, господинъ полковникъ, отъ меня водочка. Крѣпка, чертовка!

—Нѣтъ водки крѣпче русскаго солдата! Противъ ​свѣта​ лампы посмотрѣлъ на бутылку Георгій ​Анисимовъ​. - Нынче подтвердимъ сію ​пропозицію​!

До поздняго вечера былъ виденъ свѣтъ въ ихъ маленькомъ домикѣ. Уже далеко за полночь патруль слышалъ, какъ выводятъ ​мужскіе​ голоса старинную пѣсню:

Кости мои ​бѣлыя​,

Власы мои ​русые​

​Воронье​ да соколы

По ​полю​ разнесутъ.

И пойдутъ ребятушки

Казаки-​солдатушки​

На могильный холмикъ мой -

Костей не соберутъ...

Въ началѣ февраля Второй батальонъ перебросили прикрывать ​Выипури​, а по-русски Выборгъ. ​Потрепанныя​ и ​обезкровленныя​ ​финскія​ части смѣняли ночью. Собственно, смѣнять было нечего. Полтора-два десятка воиновъ встали на лыжи и побѣжали прочь отъ проклятаго мѣста. Слабосильный танкъ Рено на деревянныхъ колесахъ, давно уже не стрѣляющій, поползъ вслѣдъ за ними, таща ​трое​ саней на буксирѣ. На саняхъ были аккуратно сложены штабелями ​убитые​ бойцы.

Утромъ увидѣла Девятая рота лейтенанта Киллстрома себя въ бункерахъ вокругъ холма Лобастаго. Снайпера-кукушки уже ​повели​ свой счетъ: то тамъ, то здѣсь раздавался сухой щелчокъ. ​Они​ первыми встрѣчали совѣтскихъ гостей.

Шелъ семидесятый день войны. Противникъ, наконецъ, подвезъ свои ​огромныя​ гаубицы. Темная полоса лѣса въ пяти верстахъ отъ Лобастаго теперь постоянно ​прочерчивалась​ на свѣтломъ фонѣ неба. Гулъ артиллеріи стоялъ безпрестанно. Снаряды выли въ высотѣ, потомъ рвались вокругъ блиндажей, командныхъ пунктовъ, бетонныхъ капонировъ, убѣжищъ для стрѣлковъ, хозяйственныхъ построекъ, складовъ, въ вырытыхъ переходахъ, на подъѣздныхъ дорогахъ...

Инженерная рота, несмотря на огонь противника, продолжала работу: тянули ​новые​ ряды проволочныхъ загражденій, укрѣпляли окопы и траншеи, готовили глубоко ​скрытыя​ ​стрѣлковыя​ ячейки и ​пулеметныя​ гнѣзда. Стрѣлки и командиры Девятой помогали имъ, подсказывали и совѣтовали, гдѣ и какъ улучшить расположеніе.

Хромой Георгъ ​Хаарбинъ​ обходилъ позиціи. Съ нимъ двое русскихъ, которыхъ онъ забралъ къ себѣ изъ плѣна. Вѣрнѣе самыхъ вѣрныхъ оказались. Уже показали себя въ первомъ же бою. Кусковъ отсѣкъ пулеметнымъ огнемъ пѣхоту. Черемша былъ у него вторымъ номеромъ. ​Гюнтеръ​ ​Шмидтъ​ съ ребятами тутъ же приложился изъ ​РАПЪ​-37 по головному танку. ​Эрикъ​ ​Хайландеръ​ могъ только покрутить головой и присвистнуть въ восхищеніи.

Теперь въ пространствѣ передъ холмомъ Лобастымъ ихъ, танковъ, стояло почти два десятка. ​Сгорѣвшіе​. Уже ​остывшіе​ и даже ​замерзшіе​. Въ ​полевые​ бинокли рано поутру Перъ Хайвелайненъ и Карлъ Эрикссонъ могли наблюдать, какъ ​совѣтскія​ ​похоронныя​ команды стаскиваютъ трупы къ берегу озера. Тамъ спускали въ полыньи подъ ледъ. Командиры Девятой считали: триста пятьдесятъ восемь... триста пятьдесятъ девять... Хромой ​Хаарбинъ​ пускалъ паръ въ свои усы:

— Сволочи, даже крестъ не поставятъ! Хотя бы одинъ на всѣхъ...

Изъ-за дальней гряды сопокъ выскочили въ сѣромъ небѣ самолеты. Много, въ боевомъ порядкѣ, ​готовые​ на свои ​смертельные​ заходы.

Засвистали свистки, ​зазумерили​ телефоны, побѣжали по переходамъ стрѣлки и офицеры, дѣловито бѣлофинны Девятой роты разворачивали пулеметы, ​докручивали​ прицѣлы, подтаскивали ​запасныя​ коробки съ патронами. Ожидалось большое дѣло.

​Совѣтскіе​ самолеты шли волнами. Нахлынутъ, сбросятъ свои ​смертельныя​ ​тяжелыя​ бомбы, разворачиваются на уходъ. Но не такъ-то было просто уйти. Били ​сдвоенные​ пулеметы имъ въ лобъ, били, когда ихъ ​обшитые​ броней корпуса проходили надъ позиціями, били имъ вдогонку. Вотъ одинъ бомбовозъ пустилъ дымъ изъ лѣваго мотора. Другой вдругъ клюнулъ внизъ и пошелъ крутить штопора. Еще одинъ самолетъ былъ подбитъ при налетѣ второй волны. ​Эрикъ​ ​Хайландеръ​ сталъ кричать, что это его добыча. Шведы и нѣмцы пожимали плечами. Твоя, такъ твоя... Третья волна ​отбомбилась​ безъ потерь. Но четвертая эскадрилья попала подъ такой густой перекрестный огонь, что двухмоторный Б-3 развалился на части прямо въ воздухѣ.

Въ отличіе отъ испанцевъ, ​суровые​ шведы и нѣмцы изъ Девятой роты не вопили, какъ дѣти, не размахивали руками и не прыгали отъ восторга. ​Они​ только поощрительно смотрѣли другъ на друга и кивали: ​есть​ еще одинъ!

Авіаціонный налетъ закончился. Снова ударили ​дальнобойныя​ орудія по Лобастому. Застонали сопки, заскрипѣли сосны, вздохнула испуганно земля подъ снѣгомъ. Плотность огня была такой густой, что изъ смотровыхъ щелей бункера не было видно ни верха, ни низа, можно было различить только земляную стѣну, вставшую горой. При попаданіи тяжелыхъ снарядовъ въ капониръ, бункеръ страшно сотрясался. Но добротный бетонъ выдерживалъ и 152-​миллиметровые​ и даже 280-​миллиметровые​ снаряды.

Танки!

Подъ прикрытіемъ ураганнаго арт-огня, ​совѣтскіе​ танки приблизились на 600-800 метровъ. Ихъ количество изумило даже бывалаго воина Киллстрома.

— Что, господинъ полковникъ, готовы?

— Готовъ, ​Мартти​! Пришло наше время!

Заработали ​противотанковыя​ орудія и ружья. Не прошло и трехъ минутъ, какъ пять танковъ и двѣ бронемашины горѣли. Съ нихъ спрыгивали солдаты, пытались развернуться въ цѣпь. Пулеметы били по нимъ въ упоръ. Снайпера Девятой роты затюкали своими винтовками...

Сорокъ минутъ спустя, ​совѣтскіе​ откатились.

Отбивъ очередную танковую атаку, бойцы Девятой привычно торопились въ убѣжища. Потому что знали уже ухнули ​тяжелыя​ гаубицы, уже летятъ по сѣрому низкому небу снаряды. Связь со штабомъ батальона была давно прервана. Иногда пробивался какой-то голосъ. Кричалъ что-то по-фински. Но ​знавшіе​ финскій связисты Девятой были убиты. И кричалъ въ отвѣтъ что-то Карлъ Эрикссонъ, мѣшая шведскій съ ​нѣмецкимъ​. Потомъ принесли раненаго Пера Хавилайнена. У него были оторваны обѣ ступни. Но онъ сохранялъ сознаніе. Онъ потребовалъ, чтобы его перенесли къ телефонамъ. ​Всё​, что онъ могъ, хотя бы сообщить, что въ Девятой осталось въ строю меньше сорока человѣкъ. Изъ нихъ большинство ранены или контужены. Лейтенантъ ​Киллстромъ​ раненъ, продолжаетъ командовать. Арнольдъ ​Дудекъ​ убитъ. Инструкторъ вооруженій Георгъ ​Хаарбинъ​ убитъ. Командиръ противотанковой батареи ​Валтеръ​ ​Саари​ убитъ. ​Гюнтеръ​ ​Шмидтъ​ раненъ, но остался на позиціяхъ со своими снайперами. ​Совѣтскіе​ уже вокругъ главнаго бункера. ​Они​ закладываютъ ящики со взрывчаткой...

Силы оставляли его. Кровь вытекала изъ обрубковъ ногъ. И послѣднимъ слабымъ голосомъ онъ вдругъ радостно сказалъ:

— Нѣтъ, Георгъ ​Хаарбинъ​ не убитъ, онъ здѣсь, на командномъ пунктѣ!

Связь прервалась.

Второй батальонъ вышелъ изъ тѣхъ февральскихъ боевъ въ составѣ пятидесяти трехъ человѣкъ. Пятьдесятъ два были ранены. Пятьдесятъ третій, ковыляющій съ палочкой офицеръ, оказался даже не задѣтъ. Когда ​финскіе​ санитары попытались уложить его на носилки, онъ сердито крикнулъ по-нѣмецки:

— Я не раненъ! Окажите помощь лейтенанту!".