Мемуары Н. Н. Смоленцева-Соболя Часть VI

 

"Чтобы онъ, полковникъ ​Анисимовъ​, да не попалъ на ту «Вторую гражданскую войну»? Шутить изволите? И въ умѣ на мигъ нельзя было допустить такого. Это для нѣмцевъ съ ихъ Гитлеромъ расширеніе границъ. Для русскихъ совсѣмъ другой резонъ. Сердца старыхъ Бѣлыхъ воиновъ радостью захолонуло. Назадъ, господа, ​Россіюшку​ отъ нечисти освобождать! Избавлять матушку-Русь отъ большевицкой мрази! Намъ-то что, хоть съ кѣмъ, да противъ Сталина! Снова зазвонятъ ​литые​ колокола на Церквахъ. Затеплятся лампадки. Вздохнетъ народъ вольно. Работать еще не разучились. Гдѣ землицей сами прокормимся да лѣнивую Европу досыта накормимъ, гдѣ лѣсомъ обогатимся, гдѣ ​море​ выгоду свою дастъ, а гдѣ заводы укрѣпятъ рабочій людъ ... Съ Богомъ-то оно всегда легче и вѣрнѣй.

Ожили, зашевелились ​Ветеранскія​ Общества да ​Воинскіе​ Союзы, ​офицерскія​ Организаціи да ​Церковные​ приходы, ​свѣтскіе​ салоны да редакціи. Что ни день другъ къ другу въ гости, новостями обмѣниваться, другъ друга подстегивать да подгонять:

— Красная армія рухнула... Сдаются батальонами и полками!

— Не мудрено, господа. Куда имъ противъ танковыхъ колоннъ? Бѣгутъ какъ зайцы! Комиссаровъ кроютъ, винтовки бросаютъ...

— Слыхали, германецъ старую границу въ два дня перешелъ. Къ Кіеву идутъ!

А событія развивались молніеносно. 24-го іюня занятъ Каунасъ, за нимъ и вся Прибалтика. Бѣлостокъ и Бобруйскъ встрѣчали нѣмцевъ 27 іюня, на слѣдующій день нѣмцы вошли въ Волковыскъ и ​Минскъ​. Львовъ былъ оставленъ Красной арміей безъ боя и ждалъ еще три дня, до 30-го іюня, когда ​нѣмецкія танкетки выкатятъ на площади города. Выкатили, были встрѣчены цвѣтами, караваями на ​рушникахъ​, улыбками и радостью.

Черезъ двѣ недѣли былъ занятъ Витебскъ, а 16 іюля въ полной паникѣ, бросая оружіе, боеприпасы, оставляя склады, послѣ катастрофическаго разгрома, ​красные​ оставили Смоленскъ. Тутъ же пали Орша и Полоцкъ. Еще десять дней спустя сданъ Могилевъ.

«Господа, а вѣдь въ 15-омъ году въ Могилевѣ была Ставка нашего Государя Николая Александровича! Какъ сейчасъ помню, прибылъ я съ генераломъ ​Ванновскимъ​, онъ тогда только какъ получилъ дивизію...»

— Такъ вы, господинъ полковникъ, были знакомы съ моимъ дядюшкой?

— Я былъ у него дежурнымъ офицеромъ связи

Быстро возстанавливались родства, утверждались связи. Письмами была завалена почта, телеграммы летѣли во ​всѣ​ края. Радостно-яростный кличъ по ​міру​: ​русскіе​, домой ѣдемъ! Домой!

Со всѣхъ концовъ ​свѣта​ съѣзжались, сбирались ​бывшіе​ ​Бѣлые​ воины въ Германію. Прибывали изъ Испаніи, Франціи, Болгаріи, Италіи, Даніи, Норвегіи. Добирались изъ Америки, Мексики и Канады. Плыли изъ Аргентины и Бразиліи, изъ Марокко да Египта, не говоря уже о Турціи да Югославіи, которая за нѣсколько мѣсяцевъ до того сдалась и была оккупирована.

​Армейскіе​ да ​гвардейскіе​ офицеры – въ отдѣленія ​РОВС​-а:

— Возвратимъ же, братцы, всего сполна. И за Врангеля, и за Кутепова, и за ​Миллера​!..

— За наши ​порушенные​ очаги...

— Мой племянникъ уже въ школѣ Крампницъ, будетъ офицеромъ, рвется въ бой!

— Говорятъ, генералъ ​Барбовичъ​ въ Югославіи...

— Тамъ сейчасъ ​всѣмъ​ заправляетъ генералъ Скородумовъ. У него ​успѣшные​ переговоры съ германскимъ командованіемъ...

— Но что рѣшили на на ​Фоссъ​-​Штрассѣ​ въ Ставкѣ Гитлера? ​Есть​ у нихъ рѣшеніе въ отношеніи насъ русскихъ?

— Ахъ, оставьте!

— Почему это “оставьте”? Фюреръ понимаетъ обстановку лучше, ​чѣмъ​ кто бы то ни было. Если онъ ​приметъ​ положительное рѣшеніе...

— Ужъ ​Додо​ ​приметъ​ рѣшеніе!». На то онъ и ​Додо​.

***

Георгій ​Анисимовъ​ не ждалъ, что будутъ рѣшать на ​Фоссъ​-​Штрассѣ​ или на ​Бендлеръ​-​Штрассѣ​, или на Принцъ-​Альбрехтъ​-​Штрассѣ​, или на Унтеръ-денъ-​Линденъ​. У него свои задумки, у него свои знакомства. По редакціямъ и салонамъ онъ не ходитъ, ему палочку о берлинскій асфальтъ стачивать жалко. Онъ глазами страшно не вращаетъ, онъ рѣчей горячихъ не толкаетъ, въ споры-разговоры не влѣзаетъ. Кто сказалъ, что въ спорахъ рождается истина? Въ спорахъ рождается ​гевалтъ​ и тому ​подобныя​ безобразія.

Майоръ Іоганнъ фонъ-​Гиблеръ​ глазамъ своимъ не вѣритъ: знаменитый полковникъ ​Альманзаръ​, прихрамывая, входитъ въ его кабинетъ. На не новомъ, потертомъ, а кое-гдѣ аккуратно заштопанномъ русскомъ мундирѣ награды Русской Арміи, Китая, Японіи, Испаніи, Финляндіи. Съ нимъ полковникъ ​Тилле​, легендарный ​Тилле​, съ помощью котораго ​расколупали​ линію ​Мажино​, какъ свежесваренное яйцо на завтракъ.

— Іоганнъ, вы въ хорошихъ отношеніяхъ со фонъ-Тресковымъ, не такъ ли? – ладонь полковника ​Тилле​ суха и крѣпка. - Вотъ обстоятельная докладная записка. Было бы хорошо, если бъ она попала или ему, или фонъ-Штауфенбергу, а при удачѣ можетъ, его самому фонъ-Браухичу. Основная мысль – использованіе русскихъ военныхъ кадровъ противъ Совѣтовъ.

— Вы полагаете, ​герръ​ ​оберстъ​....

— Газеты, конечно, промолчатъ, что потери Вермахта на Востокѣ уже до полумилліона. Но ни для васъ, ни для меня это не секретъ. Еще полгода такого блицкрига, и Германская армія истечетъ кровью.

***

Майоръ фонъ-​Гиблеръ​ отличался острымъ умомъ и исполнительностью. Докладная записка съ подробными выкладками была подана куда надо и легла на столъ кому надо. Можетъ быть, это былъ самъ фонъ-Браухичъ, главнокомандующій сухопутными силами Рейха. Можетъ, его адъютантъ фонъ-Штауфенбергъ или кто-то изъ окруженія фельдмаршала. Во всякомъ случаѣ, машина завертѣлась. Офицеры туда-сюда, каблуками щелкъ-щелкъ, ​папочкамимъ​ хлопъ-шлепъ: ​герръ​ ​оберстъ​, вотъ еще такая бумага. А что говоритъ объ этомъ такой-то? Такой-то сказалъ, что резонъ въ этомъ ​есть​. Ахъ, такъ? Тогда давайте и я посмотрю. Оставьте до завтра.

Не прошло и двухъ недѣль, какъ полковнику ​Анисимову​ была назначена встрѣча съ генераломъ фонъ-Шенкендорфомъ. Въ рукахъ Шенкендорфа находились ​всѣ​ ​тыловыя​ службы и формированія группы армій «Центръ». Письменное приглашеніе привезъ посыльный. Георгій ​Анисимовъ​ надѣлъ свой свѣтло-коричневый штатскій костюмъ, такую же шляпу, взялъ трость съ серебрянымъ набалдашникомъ. На улицѣ подозвалъ ​таксо​-моторъ.

Вернулся спустя четыре часа, къ обѣду, окрыленный, глаза блестятъ, улыбка съ лица не сходитъ.

— ​Эти​ пруссаки въ военномъ дѣлѣ понимаютъ гораздо больше, ​чѣмъ​ ихъ ​крикливые​ политики-выскочки!

***

Скоро онъ выѣзжаетъ изъ Берлина на востокъ. Не одинъ, а съ испытаннымъ и вѣрнымъ другомъ по оружію, сыномъ генерала, Игоремъ Сахаровымъ и еще нѣсколькими старшими офицерами. Аусвайсы новенькіе, имена ​красивыя​. Самъ Георгій ​Анисимовъ​ взялъ себѣ новое имя подполковника ​Галкина​. Эта война для нихъ не отличалась отъ прошлыхъ. ​Они​ ѣхали на ​нее​ не за славой. Имена для нихъ не значили ничего.

Въ ​купѣ​ вагона, при ​свѣтѣ​ мелькающихъ мимо полустанковъ, курили, вспоминали, строили планы. Шестьсотъ тысячъ плѣнныхъ за два мѣсяца? Такого не было ни на одной войнѣ. Это значитъ, что народъ отвернулся. За большевицкую власть воевать не хочетъ. Что, въ свою очередь, ​непремѣнно​ – конецъ ихъ власти!

— Дальше, господинъ полковникъ. Дальше развивайте свою мысль!

— Отвѣтъ напрашивается самъ собой, ​герръ​ ​оберстъ​. Изъ шестисотъ тысячъ набрать пять дивизій молодцовъ-удальцовъ. И съ Богомъ – на Москву, на Санктъ-Петербургъ...

— Вотъ когда и курсы генерала ​Головина​ пригодятся, и университетское образованіе по экономикѣ и администрированію. ​Инженерные​ кадры у насъ свои, въ банкахъ, торговлѣ и предпринимательствѣ ​есть​ ​собственные​ ​Функи​, Линдеманны, ​Круппы​ и ​Шредеры​, а ужъ земельку-то за ​эти​ двадцать ​лѣтъ​ мы не разлюбили... Нѣмцамъ такъ или иначе придется на насъ разсчитывать.

— Главное, господа, Армію постепенно создавать. Армія должна быть національная, русская, безъ Комиссаровъ, упаси Боже! Три-четыре года, и вытрясемъ изъ всѣхъ этихъ комвзводовъ и ​комротъ​ ихъ большевицкій душокъ... Опять почувствуютъ, что такое русскій офицеръ, что такое русскій фельдфебель или простой стрѣлокъ....

***

— Что ​они​ ... ​эти​ ... надѣлали съ русскимъ народомъ?!

— Что эта большевицкая Орда натворила!

​Первые​ ​плѣнные​. ​Они​ врѣзались въ память на всю жизнь.

​Они​ ползли длинной, почти нескончаемой, въ нѣсколько верстъ колонной. Охраны при нихъ было всего-ничего. Можетъ, десятка два нѣмцевъ съ винтовками. Да одинъ унтеръ-офицеръ съ «вальтеромъ» на боку. Унтеръ сидѣлъ въ мотоциклеткѣ. На каскѣ ​защитные​ очки. Но видно было, что это только для блезиру.

Автомобиль съ русскими офицерами остановился. Колонна волочилась мимо. Ихъ даже плѣнными назвать было трудно. Какая-то рабская ​животно​-покорная масса. Лицъ нѣтъ, ​всё​ одна костлявая небритая морда. ​Потухшіе​ взгляды, кашель, вздохи. Одѣты и обуты кто во что гораздъ. ​Одни​ въ сѣрыхъ, рваныхъ бушлатахъ, другіе въ распущенныхъ гимнастеркахъ, третьи въ ​неимовѣрно​ грязныхъ оборванныхъ и прожженныхъ шинеляхъ. Чуть не каждый второй-третій были босыми, въ одномъ исподнемъ, ​полураздѣтые​. Ихъ ​посинѣвшія​ отъ холода ступни, ​заляпанныя​ грязью, походили на ступни труповъ. Было много раненыхъ. Бинты ​черные​, ​обычныя​ ​грязныя​ тряпки, ​пропитанныя​ потомъ, кровью и гноемъ.

Въ «​дулагъ​-127» ​они​ добрались раньше колонны. Тамъ ихъ документы придирчиво, съ ​нѣмецкой​ пунктуальностью просмотрѣли...

— Сегодня мы ожидаемъ прибытіе новой партіи военно-плѣнныхъ, господинъ майоръ, - сказалъ ​лагеръ​-фюреръ ​Левину​. – Завтра ​вѣсь​ мой штатъ будетъ къ вашимъ услугамъ. А пока отдохните, обѣдъ будетъ вамъ поданъ черезъ часъ.

— Благодарю васъ, господинъ хауптштурмфюреръ», - сдержанно отвѣтилъ тотъ.

​Слѣдующія​ три недѣли были заполнены работой. Каждый изъ «инспекторовъ» выбиралъ въ соотвѣтствіи съ его нуждами. Полковникъ ​Левинъ​ безжалостно браковалъ танкистовъ и связистовъ, но бралъ пѣхотинцевъ съ хорошими физическими качествами. Оберъ-лейтенанту ​Хлопову​ требовались ​здоровенные​ молодцы въ его саперный и ​мосто​-строительный батальонъ. Капитану ​Зиберту​ – ​знающіе​ автомобили. Танкистами и бывшими трактористами онъ также не брезговалъ.

Подполковникъ ​Галкинъ​ (онъ же Г. ​Анисимовъ​) подбиралъ людей только по ему одному извѣстнымъ качествамъ.

— Гдѣ родился?

— ​Село​ Больше-​Лаврово​, ​Козловскаго​ уѣзда.

— Откуда былъ призванъ?

— Городъ ​Каргополь​.

— Что туда занесло?

— ​Раскулаченные​ мы. Тятьку въ 30-омъ забрали, мнѣ всего одиннадцать ​лѣтъ​ было. А насъ съ мамкой да еще три сестрички и младшаго братика, выслали въ ​Каргополь​.

— Хлебнули совѣтской власти?

— Хлебнули, гражданинъ начальникъ!

— Я тебѣ не гражданинъ, солдатъ ​Смагинъ​. Я – подполковникъ. Изволь, голубчикъ, такъ меня и называть, какъ полагается: господинъ подполковникъ.

— Слушаюсь, господинъ подполковникъ.

Предложеніе о переходѣ на сторону нѣмцевъ принималось съ охотой. Наголодались и ​нахолодались​ солдатики. Да еще стали гонять ихъ на работы. ​Рабочія​ команды строили дороги, разгружали вагоны, копали котлованы подъ ​бетонные​ капониры. Лопата да кирка въ руки, черпай больше, кидай дальше. А силенокъ-то и не осталось. И тѣ, что остались, убывали съ каждымъ днемъ.

— Гдѣ родился?

— Въ Москвѣ.

— Образованіе?

— Незаконченное средне-техническое

— Откуда былъ призванъ?

— Изъ ​Харовска​. Вологодская область

— Какъ туда попалъ?

— Высланъ какъ ​ЧСИР​

— ​ЧСИР​?

— Членъ семьи измѣнника родины

— Кто въ семьѣ былъ измѣнникомъ родины?

— Отца въ 38-омъ забрали. Работалъ на Метрострое. Бригадиромъ. Кто-то донесъ

Георгій ​Анисимовъ​ слушалъ ​этѣ​ ​безхитростныя​ исповѣди и, навѣрное, впервые въ жизни не находилъ въ своемъ ​сердцѣ​ ненависти. Удивленіе было, недовѣріе было, опаска была, но не ненависть. Потому что гдѣ жалость въ ​сердцѣ​, тамъ ненависти мѣста нѣтъ.

— Василій ​Панкратовичъ​ ​Макушкинъ​. Рядовой. Безпартійный... Семейный...

— Образованіе какое у тебя, ​Макушкинъ​?

— Четыре класса, господинъ офицеръ! Мы изъ ​Калязина​

— Колхозникъ?

— А что жъ подѣлаешь? Приказали ​всё​ свести на ​обчественный​ дворъ, вотъ свели и коровушку, и жеребца... Я самъ по лошадиной, то ​ись​ гужевой части... А ​дѣтишковъ​ жалко было. Да и бабу мою, она изъ сосѣдняго ​Кашина​, хвораетъ ​всё​. То зерна въ карманы насыплешь, то яблокъ нарвешь, вотъ живемъ...

За три недѣли набралъ себѣ подполковникъ ​Галкинъ​ семьдесятъ человѣкъ. Ѣздилъ въ Могилевъ, въ Смоленскъ, въ Витебскъ, выѣзжалъ на передовую, за Вязьму. Снова встрѣчалъ ​голодные​ взгляды отощавшихъ людей. Во всѣхъ этихъ ​ауфлагахъ​, ​дулагахъ​ и ​шталагахъ​ тысячи и тысячи бывшихъ красноармейцевъ. ​Они​ бродили по колѣно въ грязи между бараковъ и землянокъ. Сидѣли на ящикахъ, бревнышкахъ, на ​тряпьѣ​, на клочьяхъ соломы. Искали другъ у друга вшей. Затягивались «козьими ножками», ​которыя​ лѣпили изъ обрывковъ газетъ, обильно слюня края. Тянулись грязными пальцами за сигаретами. Хватали кусокъ хлѣба и убѣгали.

И снова этотъ запахъ, эта удушливая вонь перепрѣлой человѣческой кожи. Многіе въ паршѣ, струпьяхъ, язвахъ, съ сочащимися сукровицей ранами.

Отобранныхъ подполковникъ ​Галкинъ​ привозилъ въ Оршу. Здѣсь ихъ вели въ баню, стригли, кормили, давали чистую одежду и обувь – ​огромные​ запасы совѣтскаго обмундированія были взяты при наступленіи. Здѣсь ​плѣнные​ отсыпались. Потомъ снова неспѣшный, внимательный разговоръ. Не допросъ, а именно бесѣда. Глаза въ глаза. ​Сердце​ слушало другое ​сердце​.

И открывались ​бывшіе​ красноармейцы передъ подполковникомъ ​Галкинымъ​. Точно своего узнали. Разсказывали ​всё​, какъ на духу. У каждаго въ семьѣ аресты, уронъ, разореніе, голодъ, болѣзни, смерть. ​Раскулаченные​, ​оклеветанные​, ​арестованные​ по доносамъ, совѣтской властью ​битые​, почти ​убитые​. Подполковникъ былъ увѣренъ, ​эти​ будутъ драться съ большевиками.

Вскорѣ батальонъ ​Левина​ насчитывалъ около четырехсотъ человѣкъ, собранныхъ по многимъ лагерямъ. Многіе были рады перемѣнамъ въ судьбѣ. Въ учебно-тренировочныхъ лагеряхъ ихъ кормили по нормамъ ​нѣмецкой​ арміи: мясо, крупы, овощи, масло, сыръ, яйца, настоящій кофе, хлѣба – сколько въ брюхо влѣзетъ.

​Они​ спали на койкахъ съ матрацами, а не на барачныхъ нарахъ и не на прѣлой соломѣ, наваленной въ грязь. Но главное, офицерами у нихъ вдругъ оказались... ​русскіе​. А потому словно бы старая, добрая, щедрая, богатая Русь вернулась для нихъ.

— ​Батальо​-о-онъ, ​слу​-​ушай​! На молитву – шапки долой!

И выходилъ старый узловатый, словно изъ моренаго дуба выдолбленный, съ бѣлой, легкой, какъ пухъ бородой, монахъ, ​отецъ​ Серафимъ:

— Господи, къ тебѣ припадаемъ...

Былъ ​отецъ​ Серафимъ въ званіи унтера еще на Русско-японской. Въ Великую вышелъ прапорщикомъ. Получилъ штабсъ-капитана въ Гражданскую, былъ командиромъ пулеметнаго взвода. Оставлялъ поверженную Россію черезъ Польшу, въ составѣ корпуса генерала ​Бредова​. Сталъ монахомъ въ Италіи, отправился пѣшкомъ въ Святую Землю – далъ обѣтъ такой. Съ одной котомкой, въ которой было лишь старенькое Евангеліе да фляжка съ водой, да три-четыре сухаря. Ходилъ потомъ по святымъ мѣстамъ Сербіи, Греціи, Болгаріи, ​добрелъ​ до ​святаго​ града Константинополя. Тамъ много молился. Пѣшкомъ же вернулся въ свой ​

Бари

​, къ любимому Николѣ-Угоднику. Опять молился, выращивалъ помидоры, ловилъ рыбу, и снова молился. А услышалъ, что совѣтская граница взломана, тутъ же подхватилъ свою котомку: домой пора!

— Господи, спаси и помилуй люди Твоя!

Война катилась ​всё​ дальше, на востокъ. ​Нѣмецкіе​ танки утюжатъ Можайскъ, рвутся дальше, къ Москвѣ. Взяты Харьковъ, Брянскъ, Орелъ, Курскъ, Сумы. Взятъ Крымъ. ​Нѣмецкія​ войска подъ Ленинградомъ. Почему не входятъ въ городъ, непонятно. На ​нѣмецкихъ​ картахъ онъ обозначенъ по-старому: Санктъ-Петербургъ. Красивое названіе. Много начудилъ Петръ Первый, но городъ-столицу отстроилъ удивительный. И имя далъ ему созвучное – городъ ​Святаго​ Петра".