М. Каратеевъ — "Бѣлогвардейцы на Балканахъ"

Калугерово

Въ двѣнадцати километрахъ отъ нашего городка, возлѣ маленькой желѣзнодорожной станціи Калугерово, находился цементный заводъ, для котораго добывался гипсъ въ расположенномъ поблизости открытомъ карьерѣ. Объ этомъ мы знали давно, и кое-кто изъ сергіевцевъ попытался тамъ устроиться сразу же послѣ окончанія училища. На самомъ заводѣ былъ небольшой и постоянный штатъ рабочихъ — туда никого изъ русскихъ не приняли, а на гипсовый карьеръ человѣкъ десять взяли. Но проработали ​они​ тамъ недолго, ибо условія были ​отвратительныя​: десятичасовой рабочій день, причемъ разработка велась на совершенно открытой мѣстности, ​всё​ время подъ палящими лучами солнца, а воды поблизости не было — ​её​ откуда-то издалека подвозили на вьючномъ ослѣ, но въ количествѣ далеко не достаточномъ, и ​рабочіе​ постоянно томились отъ жажды. Надзиратель, одноглазый болгаринъ, грубый и злой, какъ носорогъ, кричалъ и штрафовалъ за всякій пустякъ; работа оплачивалась ​поденно​ и очень низко, да еще вдобавокъ при первой же выплатѣ почти всѣхъ обсчитали. Вслѣдствіе этого ​всѣ​ наши оттуда со скандаломъ ушли, и больше никто изъ русскихъ на Калугерово не совался.

Но теперь, едва миновали холода и повсюду началось весеннее оживленіе, въ казарму нежданно-негаданно явился представитель цементнаго завода и сообщилъ, что сейчасъ возлѣ Калугерова пустили въ ходъ второй гипсовый карьеръ, для котораго требуется еще нѣсколько десятковъ рабочихъ. Русскимъ будетъ предоставленъ отдѣльный баракъ и кухня для приготовленія пищи, а если ихъ наберется больше тридцати человѣкъ, то заводъ будетъ имъ по общей ставкѣ оплачивать и “​готвача​” (кашевара). Питьевой воды гарантируется достаточное количество, а заработная плата ​всѣмъ​, кто работалъ въ прошломъ году, будетъ по семьдесятъ пять левовъ въ день, новичкамъ же — въ зависимости отъ оцѣнки надзирателя, но не меньше шестидесяти пяти.

— А надзирателемъ будетъ, конечно, одноглазый дьяволъ? — спросилъ кто-то изъ “прошлогоднихъ”.

— Нѣтъ, онъ остался на старомъ карьерѣ, а на новомъ поставленъ бай (у болгарскихъ крестьянъ добавлялось къ имени пожилыхъ и почтенныхъ людей, вродѣ русскаго “дядя”) ​Койчо​.

Этотъ отвѣтъ успокоилъ скептиковъ: ​Койчо​ въ минувшемъ году былъ помощникомъ Одноглазаго, и ​всѣ​ его знали какъ человѣка спокойнаго и справедливаго.

Въ казармѣ къ этому времени скопилось много безработныхъ сергіевцевъ и кубанцевъ, ​всѣ​ ​они​ за зиму по уши влѣзли въ долги, ​которые​ теперь надо было отрабатывать. Въ эту пору года получить какую-нибудь работу въ селахъ было еще трудно, поиски ​её​, даже при удачѣ, отняли бы немало времени, а тутъ, на Калугерово, можно было начинать сразу же. Платили, правда, неважно, но зато работа была постоянной и къ тому же обезпечивала возможность жить ​всѣмъ​ вмѣстѣ. Въ итогѣ этихъ соображеній желающихъ отправиться на разработку гипса нашлось сорокъ восемь человѣкъ, въ томъ числѣ даже нѣсколько штабъ-офицеровъ. Сборы были ​недолги​. Въ тотъ же день послѣ обѣда мы выѣхали поѣздомъ и часъ спустя были уже на мѣстѣ.

Верстахъ въ трехъ отъ желѣзнодорожной станціи, на пологомъ косогорѣ, покрытомъ кустарникомъ и рѣдкими деревьями, стояли два дощатыхъ барака, каждый вмѣстимостью человѣкъ на пятьдесятъ, — одинъ изъ нихъ предоставили намъ, а въ другомъ жили ​рабочіе​-болгары, ​пріѣхавшіе​ на заработки изъ сѣверныхъ провинцій. Чуть въ сторонѣ ютился небольшой сарай, въ которомъ хранились инструменты, и возлѣ него примитивная, открытая кухонька. Самый карьеръ, гдѣ добывался гипсъ, находился на версту дальше. Внизу, у подножія косогора, протекалъ довольно широкій ручей съ ​хорошей​ водой, а по другую его сторону, не далѣе ​полукилометра​, разбросалось ​село​ Асеново.

Въ баракѣ по обѣ стороны узкаго прохода тянулись ​двухъярусные нары, на которыхъ мы расположились съ нашимъ немудренымъ скарбомъ. Окна отсутствовали, но днемъ внутри было достаточно свѣтло, такъ какъ стѣны изобиловали щелями и дырами, а вечерами зажигался керосиновый фонарь. Крыша протекала сравнительно умѣренно, что позволяло во время дождя устроиться такъ, чтобы никого не поливало. Въ общемъ, ​всё​ было бы терпимо, если бы не огромное количество клоповъ, ​которые​ гнѣздились въ стѣнахъ и въ нарахъ.

Нужно сказать, что клопы въ Болгаріи такъ же ​вездеѣущи​ и неистребимы, какъ муравьи въ Южной Америкѣ, но человѣку ​они​ докучаютъ стократъ больше, ибо ночами отъ нихъ нѣтъ никакого спасенія. Въ этой странѣ ни одного жилья — будь то городской особнякъ, деревенскій домишко или одиноко стоящая въ лѣсу хижина — безъ клоповъ не существуетъ. ​Они​ ​есть​ — или, во всякомъ случаѣ, въ мое время были — въ ​любой​ гостиницѣ, въ вагонахъ и въ залахъ ожиданія желѣзнодорожныхъ станцій, въ школьныхъ партахъ, въ конторской мебели и даже въ нежилыхъ помѣщеніяхъ. Болѣе того, и подъ открытымъ небомъ, если вы ляжете сравнительно недалеко отъ дома, ​они​ васъ быстро найдутъ. ​Всѣ​ ухищренія и методы борьбы съ ними безсильны, — въ казармѣ мы примѣняли кипятокъ, керосинъ, нафталинъ, полынь и ​всевозможныя​ ​патентованныя​ снадобья, выжигали клоповъ паяльными лампами, ставили ножки кроватей въ банки съ водой, — ​всё​ было тщетно.

Тутъ, на земляномъ полу калугеровского барака, вдобавокъ кишѣли блохи, такъ что первую ночь мы почти не спали. Въ дальнѣйшемъ сну способствовала усталость, да и блохъ удалось нѣсколько смирить при помощи большихъ количествъ керосина и персидскаго порошка.

Поднявшись съ разсвѣтомъ, мы напились чаю, получили у ​магазинера​ инструменты и отправились на карьеръ, гдѣ работа начиналась въ семь часовъ утра и, съ двухчасовымъ перерывомъ на обѣдъ, продолжалась до семи вечера. Велась она самымъ примитивнымъ образомъ: рядъ рабочихъ, человѣкъ двадцать пять, кирками подбивая и обрушивая стѣну невысокаго обрыва, измельчали комья падающей глины, руками выбирали ​вкрапленные​ въ ​нее​ куски гипса и сбрасывали ихъ въ кучи; позади каждаго стояли два рабочихъ съ лопатами, ​они​ нагружали отработанную глину на вагонетки и отвозили ​её​ на свалку, а за гипсомъ пріѣзжали ​запряженныя​ лошадьми телѣги и везли его на заводъ.

Такъ какъ вагонетки стояли на одной общей линіи рельсовъ, ѣхать на свалку ​они​ могли только ​всѣ одновременно, а потому грузить ихъ слѣдовало согласованно, поглядывая на сосѣдей, ибо, если ​нѣкоторые​ оказывались нагруженными раньше другихъ, надзиратель начиналъ орать на отставшихъ. При нормальномъ ходѣ работы темпъ давала передняя вагонетка, ​всѣ​ ​остальные​ равнялись по ней. Такимъ образомъ, если на ​нее​ попадали ​толковые​ и ​разсудительные​ люди, ​они работали не торопясь и ​всё​ шло хорошо: никто на линіи не выбивался изъ силъ, молчалъ и бай ​Койчо​. Но если ​рабочіе​ на первой вагонеткѣ, желая передъ нимъ отличиться, начинали грузить быстро, — жарко приходилось ​всѣмъ​, и тогда не оставалось ничего ​иного​, какъ проучить ​зарывающихся​ очень простымъ, но вѣрно дѣйствовавшимъ способомъ: ​самые​ дюжіе ребята на линіи начинали гнать съ такой быстротой, что первая вагонетка за ними, при ​всѣмъ​ напряженіи силъ, поспѣть не могла, и тогда гнѣвъ надзирателя обрушивался на ​нее​, ибо въ ожиданіи, пока она ​догрузится​, сзади люди демонстративно усаживались на землю и курили. Обычно два-три часа такой “​дышловки​” навсегда отбивали переднимъ охоту выслуживаться, и ​всё​ входило въ норму.

Учитывая ​всё​ это, мы предоставили переднюю вагонетку двумъ пожилымъ полковникамъ, полагая, что ихъ возрастъ и благоразуміе обезпечатъ всему карьеру спокойную и мирную жизнь. Но тутъ мы жестоко просчитались: въ вожделѣніяхъ о максимальной “​надницѣ​”, полковники старались вовсю, упорно не понимая нашихъ толстыхъ намековъ и предостереженій. Оба ​они​ въ частной жизни были хорошими и милыми людьми, но ​всё​ же, ради общаго блага, на слѣдующій день пришлось обуздать ихъ вышеописаннымъ способомъ, а сейчасъ ​всё​ возвратились съ работы изрядно усталыми и, наскоро поужинавъ, стали устраиваться ко сну.

Памятуя прелести предыдущей ночи, почти ​всѣ​ собирались сегодня спать на лонѣ природы, но къ вечеру небо одѣлось темными тучами, слѣдовало ожидать дождя, и потому, послѣ недолгихъ преній, большинство рѣшило ночевать въ баракѣ...

— А ты какъ думаешь, Васька? — спросилъ я ​Смирнова​,

— Идемъ спать наружу, — отвѣтилъ онъ. — Дождь едва ли начнется раньше полуночи, а до тѣхъ поръ намъ обезпечено нѣсколько часовъ спокойнаго сна. Въ крайности, если вовремя не проснемся, ну вымокнемъ немного, пока добѣжимъ до барака, подумаешь, большая важность!

У насъ нашлось человѣкъ семь-восемь единомышленниковъ. Собравъ свои манатки, хорошенько осмотрѣвъ ихъ и вытрусивъ, мы отошли шаговъ на тридцать отъ барака и расположились таборомъ на травкѣ. Пока мы устраивались, совсѣмъ стемнѣло. Окрестности наполнились голосами цикадъ и лягушекъ, на горизонтѣ попыхивали зарницы, да вѣтерокъ доносилъ изъ ​села​ запахъ цвѣтущихъ яблонь.

— Экая благодать, — умилился лежавшій рядомъ со мной ​Кедринъ​.

— И ни одного тебѣ клопа, — отозвался я, и въ тотъ же мигъ почувствовалъ, что по лицу моему что-то оживленно забѣгало.

Я придавилъ это нѣчто пальцемъ, въ надеждѣ, что имѣю дѣло съ какой-нибудь невинной букашкой, но отвратительный и столь знакомый запахъ сразу показалъ, что наши восторги были преждевременны. Между ​тѣмъ​ со всѣхъ сторонъ посыпалась ругань, свидѣтельствуя о томъ, что клопы атаковали и другихъ. Снова вытрусивъ и выколотивъ свои ​постельныя​ принадлежности, мы отошли отъ барака на добрыхъ полкилометра и улеглись въ чистомъ ​полѣ​. Тутъ клоповъ какъ будто не было, а можетъ, насъ просто сморила усталость, и мы ​всѣ​ почти сразу заснули мертвецкимъ сномъ.

Было уже далеко за полночь, когда меня разбудилъ голосъ ​Кедрина​:

— Мишъ-​шъ​! Мишка! Да проснись же, наконецъ, колода!

— А какого лѣшаго...? — пробормоталъ я. — Дождь начался, что ли?

— Дождя нѣтъ, небо чистое. Но вотъ высунь-ка башку изъ-подъ одѣяла и послушай.

Я приподнялся на локтѣ и прислушался. Къ намъ быстро приближался какой-то нарастающій шумъ, похожій на топотъ бѣгущей толпы.

— Что за пожаръ - наводненіе? Будто сюда бѣжитъ цѣлая рота солдатъ!

— Откуда имъ тутъ взяться? Это что-то другое.

— Да, но что? Можетъ быть, подземный шумъ, и сейчасъ начнется землетрясеніе? Надо бы разбудить ребятъ, — промолвилъ ​Кедринъ​, и въ ту же минуту мы увидѣли, что изъ темноты на насъ катится какой-то безформенный сѣрый валъ.

— Эй, народъ! — заоралъ я во ​всё​ горло, вскакивая на ноги. — Просыпайся живѣе и драпай!

— Въ ​чёмъ​ дѣло? Отъ кого драпать? — раздались голоса.

— Да кто его знаетъ…

Больше я ничего не успѣлъ добавить, такъ какъ въ это время валъ, оказавшійся огромнымъ стадомъ ​чѣмъ​-то перепуганныхъ овецъ, налетѣлъ на насъ. Я и ​всѣ​ тѣ, кто успѣлъ выскочить изъ постелей, мгновенно были сбиты съ ногъ и сочли за лучшее лежать неподвижно, уткнувшись носами въ землю и закрывая руками головы, до тѣхъ поръ, пока овечьи копыта не перестали барабанить по нашимъ спинамъ.

— Ну какъ, ​всѣ​ живы? — спросилъ я, поднимаясь на ноги.

Жертвъ среди насъ не оказалось — если не считать того, что ​Кедрину​ слегка оттоптали ухо, — ​всѣ​ были цѣлы и невредимы, отдѣлавшись легкимъ массажемъ. ​Нѣкоторые​ даже не успѣли вовремя проснуться и только теперь начали понимать, что произошло. ​Смирновъ​ успѣлъ схватить за ногу одну изъ топтавшихъ его овецъ и яростно тузилъ ​её​ кулакомъ по спинѣ; незадачливая овца, не столько отъ боли, какъ отъ испуга, отчаянно орала подъ аккомпанементъ нашихъ дружныхъ проклятій, ​которыя​, впрочемъ, скоро смѣнились смѣхомъ.

Самымъ непріятнымъ послѣдствіемъ этого налета было то, что овцы посѣяли у насъ въ лагерѣ изрядное количество блохъ, ​которые​ испортили намъ остатокъ ночи.

Разбуженный чьей-то изощренной руганью, я высунулъ голову изъ-подъ одѣяла и оглядѣлся. Уже разсвѣло, вокругъ насъ стелился бѣлесый туманъ, а посреди поляны въ нижнемъ бѣлье стоялъ ​Смирновъ​ и, потрясая кулаками, весьма красочно и прямолинейно выражалъ свое недовольство Болгаріей, царемъ Борисомъ и всѣми его министрами, дирекціей калугеровского завода, овцами, клопами, блохами и въ особенности почему-то собаками.

— Вотъ паршивый будильникъ, когда же у тебя заводъ кончится? — садясь на своей постели, спросилъ хорунжій ​Крыловъ​, вмѣстѣ со мной и ​Смирновымъ​ составлявшій дружную и почти неразлучную ​конно​-артиллерійскую тройку. Будучи по рожденію казакомъ, онъ взялъ вакансію въ Донскую артиллерію, но, какъ и ​всѣ​ мы, былъ оставленъ при ​Сергіевскомъ​ артиллерійскомъ ​училищѣ​. — А въ ​чёмъ​ ​всё​-таки дѣло? — полюбопытствовалъ онъ.

Дѣло оказалось въ томъ, что у ​Смирнова​, а также почти у всѣхъ остальныхъ, пастушьи собаки ​повытаскивали​ изъ-подъ головъ сумки, въ которыхъ, вмѣстѣ съ умывальными принадлежностями, хранились хлѣбъ и брынза для утренняго завтрака — мы ихъ прихватили съ собой, чтобы спасти отъ изобиловавшихъ въ баракѣ крысъ. Теперь ​этѣ​ сумки, ​разгрызенныя и ​опустошенныя​, валялись вокругъ насъ въ ​полѣ​. У ​Крылова​, бывшаго большимъ эстетомъ, собаки сожрали даже кусокъ душистаго мыла, а у ​Кедрина​ — деревянную коробочку съ цинковой мазью.

— Вотъ же проклятущая болгарская зоологія! — возмущался послѣдній. — Такого даже у ​Брэма​ не найдешь — овцы топчутся по ушамъ, а собаки питаются медикаментами!

Черезъ нѣсколько дней къ этимъ прелестямъ ночевокъ на лонѣ природы прибавилась еще одна, болѣе серьезная: въ постель одного изъ кубанцевъ заползла сколопендра и его укусила. Укусъ этой твари очень опасенъ, нерѣдко даже смертеленъ, особенно къ концу ​лѣта​, когда она нагуляетъ силу. Положеніе осложнялось ​тѣмъ​, что до ближайшаго врача или аптеки было пятнадцать километровъ и ночью отвезти туда пострадавшаго не было никакой возможности. Пришлось дѣйствовать самимъ: мы выдавили ему изъ раны много крови, а затѣмъ прижгли ​её​ раскаленнымъ гвоздемъ, давъ предварительно вмѣсто анестезіи чайный стаканъ крѣпкой сливовицы. Утромъ отправили въ городъ, и ​всё​ окончилось благополучно.

Послѣ этого случая ​клопиныя​ акціи сильно поднялись, и количество “дачниковъ” замѣтно уменьшилось — изъ двухъ золъ публика выбирала меньшее".