ИЗ ДНЕВНИКОВ Л. ШАПОРИНОЙ
В 1930 г. уже стали гонять школьников и рабочих в Совхозы на картошку.
"24 сентября....А в школе этих полуголодных детей посылают в Совхоз на Среднюю Рогатку картошку выбирать.
Вчера
заходила Катя и рассказывала очень занятно. Она служит в столовой на
Средней Рогатке, и они обслуживают рабочих Совхоза. В 10 часов утра к
ним является целая партия в 150 человек: это субботник, работницы и
рабочие с какой-то швейной фабрики в Петербурге, идущие выбирать
картошку в совхозе, главным образом молоденькие еврейки, девицы с
маникюром, в тоненьких туфельках, туфли и чулки мокрешеньки. Он шли
пешком; вышли накануне после обеда, где-то ночевали, устали и промочили
ноги. Их представитель потребовал чаю для них и воды выстирать чулки,
Катя направила их в канаву. Спели «Интернационал» и еще кое-какие песни,
попили чай, обсохли, в двенадцатом часу пошли за полверсты в Совхоз
картошку выбирать. К 2 часам вернулись, попели, пообедали, отодвинули
столы и стали танцевать. С ними был оркестр в 12 человек и баян.
Потанцевали, попели и пошли картошку выбирать. В 6 часов поехали домой,
на этот раз уж на поезде. Представитель хвалился, что они набрали 50
мешков картошки в день. Во что обошлись правительству эти 50 мешков?
Пропущенный день "на производстве", чай, обед и молоко. И кому это
нужно: шум, реклама и ничего всамделишного...
11 октября. ...У
нас расстреливают в спину, в затылок, чуть ли не в упор. Можно ли
выдумать более подлую казнь, более подлый народ. Меня начинает искренне
возмущать, когда во всех бедах обвиняют правительство, большевиков.
Народ подлый, а не правительство, и, пожалуй, никакое другое
правительство не сумело бы согнуть в такой бараний рог все звериные
инстинкты. Я помню этот звериный оскал у мужика при дележке покосов.
2
ноября. Уже с месяц, как я никого не вижу и нигде не бываю. И должна
сказать, что никуда не тянет. Сейчас люди не верят своей собственной
тени, — а вдруг как она служит в ГПУ?... В одиночестве я не скучаю.
Устаю и надоедает чернорабочее состояние, но когда я вечером остаюсь
одна сама с собой, с книгами и письмами, я особенно остро чувствую всю
интересность нашей жизни. Но до чего она трудна и фантастична! Никакой
Perrault в описаниях сказочных дворцов, никакая Шахерезада не додумались
до гиперфантастики наших дней. Трагический гротеск. Зашла в Кооператив
промтоваров. Купить ничего нельзя. Лежат несколько косынок, чулок,
сапог, все по ордерам с места службы. Туфли из ярко-зеленой лакированной
кожи с светло-желтой. Кто будет такие носить? Да еще по ордеру. Стояла в
очереди за керасином. Дают по пол-литра в месяц на человека. На стене
портрет Ленина и его изречение: "Всякая кухарка должна уметь управлять
государством". Воображаю, как он теперь хохочет на том свете, с горки-то
ему видней.
9 ноября. Перед праздниками, 7 и 8-го, пустили в
продажу посуду, для людей первой категории, конечно. В городе бабы
становились в очереди с ночи и в один день все расхватали. В "Детском"
всякий покупатель кастрюли, чугунка и т.п. был обязан купить ночной
горшок, и все детскоселы ходили по городу, по другим очередям,
вооруженные ночными горшками.
5 марта 1932 М.А. Бонч-Бруевич
принес показать чудесные коробки из Палеха, у него их штук 10—12.
Очаровательные. «Вот в вашей Европе есть что-нибудь подобное?» —
«Конечно, есть». — «Нет, там ничего нет, кроме гниения. Только у нас
идейное устремление, только у нас литературное творчество». Я:
«Простите, литература не выше европейской». Толстой: «Где их Флоберы,
Бальзаки?» Я: «А где наши Львы Толстые или Достоевские?» — «Все это
впереди».
25 июня. Васины выражения: (или ...ния, как я это
называю): «Папа в Москве, и у нас черт знает что пошло. Ты транжиришь
чужие (отцовские) деньги черт знает на что, а меня кормишь картофельными
котлетами. Я желаю хорошо питаться!»
В кооперативах вместо мяса дают
конскую жесткую колбасу, на улицах многотысячные толпы очередей, в
которых стоят рабски измученные люди. Мешок картошки стоит 30 рублей. Я
хожу ободранная так, что просто неприлично, и этот милый сыночек
ежедневно преподносит такие перлы.
15 ноября. Перед праздниками я несколько дней подряд ездила в город,
поездки действуют на меня потрясающе. Сесть в вагон, вернее попасть в
вагон, надо с бою, люди кидаются на абордаж с звериными лицами и
ухватками, кулаками отпихивают друг друга, лезут по трое сразу,
сталкивают под колеса, я часто не попадаю в поезд, т.к. жду, пока это
зверье влезет. Иногда еду в Павловск, чтобы обратно ехать спокойно.
Дикое поле, вся Россия превратилась в огромное опустошенное Дикое поле,
зарастающее бурьяном. В городе приходится ходить все время пешком, в
трамваи попадать нет возможности, висят по пять, по восемь человек на
каждой подножке. Перед праздниками везде стояли огромнейшие очереди — за
чем? Выдавали, чтобы разговеться, на первую категорию одну банку
консервов, на вторую полкило селедок, на детские карточки небольшую
курицу и сколько-то грамм масла.
5 марта 1933 Когда-то я писала,
что чувствую встречный ветер истории. Тогда мы неслись в бездну. Теперь
мне представляется, что мы уже на дне, и смрад кругом, все свалились
друг на друга, кто жив, кто мертв — не разберешь, все копошатся, надеясь
куда-то вылезти, не догадываясь, что вылезти некуда, колодец глубок,
неба не видно. И вот ползают, отталкивают, сбрасывают слабых, кусают,
царапаются, стонут. Ужас, вырывают корки хлеба.
А над все этим благополучная верхушка, ПОДКУП ПИСАТЕЛЕЙ и всех, кто МОЖЕТ ДЕЛАТЬ рекламу.
26
апреля Наша власть — дьявольская, сатанинская.Вся построенная на лжи,
фальшивая, как ни одна другая. Разночинная интеллигенция бежит за ней
петушком. Аристократия, высшее дворянство (аристократия духа также) и
крестьянство не признали и не пошли за ней. Первые пошли на заводы
Renault и Peugeot, стали шоферами, а вторые пухнут с голоду и мрут, а в
батраки идти не хотят. И кажется мне, что они, как та барыня, что с
арапками и собаками бежала от Наполеона, сами не сознавая, делают
великое, величайшее дело, которое спасет не только Россию, но и весь мир
от фальши и лжи насильственного Коммунизма, Террора, презрения к
человеку, презрения к Духу.
Что может быть бездарнее, безличнее
наших правителей? В этом году, чтоб поднять урожайность, выдумали сверх
ранний сев. Племянница Вари приехала из деревни (около Острова) — там
велели посеять уже давно лен и овес. Мужики просили подождать, ссылаясь
на знание своей почвы, — не помогло. Засеяли 40 пудов льна, овес —
взошло, а потом выпал снег на пол-аршина, мороз — все погибло...
То же рассказывал Юрию Дунаевский о Харьковской губернии.
24
ноября. Сейчас на столе передо мной откуда-то появилась какая-то мошка.
Я ее прикрыла большой лупой в металлической оправе, так что между
столом и стеклом есть пространство. Мошка неистово забегала, ища выхода.
И я подумала: мы все, вся Россия так прихлопнуты. Вначале все бросились
бегать, с севера на юг, с юга на север, из столиц в маленькие города
(три миллиона выпрыгнули совсем за границу). Теперь большинство поняло,
что податься некуда, все равно везде тюрьма и везде голод. Еще
интеллигенция безсознательно хочет куда-то выпрыгнуть, бежит за полярный
круг, на Памир, в стратосферу, а мужики просто дохнут, лежа на своей
лавке. А в газетах ура, ура, ура!!!
9 мая 1934. Ехала из
Павловска. Весенняя ночь, за деревьями в домиках огни. И вдруг
больно-больно сделалось. Как прежде, в каждом таком неизвестном
таинственном освещенном окне чудилось счастье, ждалось счастье
безбрежное, безконечное. Как я любила вечером подходить к закрытым уже
паркам. За решеткой темные загадочные деревья, белеют особой ночной
жизнью статуи, а далеко за ними мелькают огни домов. Особенно любила
Люксембург. И тоже казалось: там, вдали, счастье. И вот так скоро, так
мало времени прошло, и все разрушено, исковеркано. Сердце истерзано, и
ничего не ждешь, нечего ждать...
И, кроме своей боли, знаешь, что в
каждом окне недоедание, если не голод, ужас и свара коммунальной
квартиры и усталость без конца. Убожество жизни безпросветное.
24
января 1939 Были вчера на "Спящей красавице” с Улановой. Настоящая
сказка Перро, и XVII век условный, чудесная музыка, все как сон, и
полный отдых всему организму, как во сне. И все всероссийское убожество
жизни
забываешь. Где разгадка этого момента, что переживаем? Почему мы быстро
возвращаемся к 20-21-му годам? Почему исчезло все? Город замерзает за
отсутствием угля и дров. Наш театр помещается в Клубе трамвайного парка.
Казалось бы, ему если не книги, то уголь в руки. Нету ни одной щепотки,
не дают по нарядам, не будет до лета. Нету дров. Нету электрических
принадлежностей, чулок, материи, бумаги; чтобы купить что-то из
мануфактуры, надо стоять в очереди ночь, сутки. Вечерковские приехали из
Детского в очередь. Ходили на перекличку в 2 часа дня, 4, 6, 12 ночи и 6
утра, после чего уже не уходили и в полном восторге, т. к. получили по
10 метров сатина!!
Урезаются все заработки — от рабочих до писателей и композиторов.
Заводы
останавливаются за отсутствием топлива. Газеты полны восхвалений
зажиточной и счастливой жизни и водворения трудовой дисциплины.
Was
iz das? Стыдно невероятно. Improductivité slave? Ведь были все
возможности для эксперимента. И что же? Фокус не удался что ли? Или
наоборот, слишком даже удался.
19 февраля 1939 Умер И. Рыбаков в
тюрьме. Умер Мандельштам в ссылке. Кругом умирают, безконечно болеют, у
меня впечатление, что вся страна устала до изнеможения, до смерти и не
может бороться с болезнями. Лучше умереть, чем жить в постоянном страхе,
в безконечном убожестве, впроголодь. Когда я хожу по улицам в поисках
чего-нибудь, я могу только твердить: «Je n’en peux plus». Очереди,
очереди за всем. Тупые лица, входят в магазин, выходят ни с чем,
ссорятся в очередях.
28 апреля 1939. Мне представляется тело
России покрытым гнойными нарывами, везде безтолочь, безхозяйственность,
вредительство, склоки, доносы, все заняты мелкими и крупными пакостями,
которые надо сделать своим соседям, из-за этих дров и щепок не видно
ничего светлого, святого, не видно
России. Смотрю на лица людей,
стоящих в верстовых очередях: тупые, обозленные, без всякой мысли,
испитые. Они, эти люди, могут стоять в очереди часы, дни, сутки.
Терпению их нет границ. Это не терпение, а тупость и маниакальная мысль:
дают селедки. Неужели ты не обойдешься без селедки? Нет. Это
самовнушение, убившее все остальное.
Донести, сделать гадость,
погубить соседа, выслужиться на этом — тоже маниакальная мысль. Ведь
никаких же интересов нет. Слушала вчера «Дон Жуана» — какая музыка,
какой финал! Как отдыхаешь! И какими далекими и маленькими, маленькими
кажутся все эти людишки из Госэстрады, старающиеся мне вредить. Как с
Эйфелевой башни смотришь на землю.
29 апреля. Иду по Фурштатской к
Литейной, встречаю гражданку с тазиком, наполненным кислой капустой.
Как теперь все делают, бросаюсь к ней: «Гражданка, где вы брали
капусту?» А капусты эту зиму нет нигде, на рынке она стоит 7 руб. кило
(ананас — 20 р.кг), и за ней огромнейшие очереди.
«Где нам дали, вам
не дадут», — был гордый ответ. Я засмеялась. Все понятно. Рядом
находится распределитель НКВД. Наши хозяева — стрептококковая инфекция,
разъедающая организм страны. За их заслуги можно и капусты дать.
24 августа 1939 г.
Пакт
о ненападении с Гитлером, с Германией. Какое ненападение? Что, немцы
испугались, что мы на них нападем? Прошлой осенью со слезами мне
рассказывала В.С. о том, что редактор военного журнала говорил ей: в
немецких газетах пишут: в России нет больше армии, надо торопиться
выполнить свои задачи.
Чего им торопиться - русский народ лежит на
обеих лопатках, и "лежит на нем камень тяжелый, чтоб встать он из гроба
не мог". Лежит, кто пьяный, кто трезвый, но запуганный до потери
человеческого облика.
Пакт о ненападении - какой ценой! "Для спасения
революции" Ленин отдал 6 стран и контрибуцию, чужое добро легко
отдается, отдал моря, а сейчас что мы отдадим? Окончание по ссылке:
https://vk.com/away.php?to=https://lilasbleu.livejour..
Оставить комментарий