Заград. отряды Н. К. В. Д. при нападеніи C. С. С. Р. на Финляндію

"Официально считается, что первые заградотряды НКВД появились в 1941 году, однако на деле они появились еще в так наз. гражданскую. Их использовали и во время советско-финляндской войны 1939–1940 гг.

11 дек. 1939 года нач. штаба, начальник политотдела и начальник особ. отдела 1-го стр. Корпуса направили рапорт командующему 8-й армией о тяжелой обстановке на участке 139-й стрелковой дивизии, сообщив, что целый батальон 364-го стрелкового полка «без серьезного сопротивления покинул деревню и в безпорядке бежал, оставив противнику 16 станковых пулеметов», а 718-й Стр. полк и вовсе «в безпорядке отступил» в полном составе, тоже побросав пулеметы. В связи с чем, говорилось в рапорте, «выставлены заградотряды для задержки уходящих с фронта…». Это одно из первых упоминаний о заградотрядах на финской войне. Здесь еще явная самодеятельность, почти самоуправство, но саму идею поставить за спиной фронтовиков заградительные отряды, с нацеленными в красноармейские затылки пулеметами, уже выносили. Осталось лишь оформить, поскольку без соответствующих приказов и директив никто никаких организационно-штатных мероприятий предпринять не мог.

Решение приняли, разумеется, в Кремле, хотя назвать вещи своими именами пока не решались. О чем и свидетельствовал представленный 15 декабря 1939 года Наркомом Внутрдел Берией на рассмотрение Сталину «приказ НКВД СССР о формировании полков НКВД в соответствии с Вашим заданием…». Приказ за № 1478 гласил: «Финские Белогвардейские войска, отступая под натиском Красной Армии, оставляют на занятой нами территории диверсионные бандитские группы, которые нападают на фланги и тылы частей Красной Армии, разрушают дороги, терроризуют (так в тексте. — В. В.) местное население и т.п.». Для уничтожения которых «и обезпечения безопасности тыла» приказано «сформировать семь стрелковых полков войск НКВД <…> общей численностью 1500 человек каждый».

Но формулировки про диверсантов это для отвода глаз, в задачу новых полков как раз и входило запечатать тылы действующей армии, не допустив бегства бойцов с фронта.

Тогда же Ставка Главного Командования (Ворошилов, Сталин, Шапошников) своей директивой довела до сведения командующих армиями, что «скоро будут созданы из погранчастей и частей НКВД особые батальоны, которые предназначаются для охраны коммуникаций и тылов, и часть из них будет подана вам». Затем вдогонку ушла и директива № 0759 от 28 декабря 1939 года, первый пункт которой категорически запрещал использовать в боях эти части НКВД: «Полки НКВД ни в коем случае не бросать в бой на помощь передовым частям пехоты, а использовать только для защиты войсковых тылов и дорог к ним <…>».

Защищать было от кого: «Политико-моральное состояние бойцов <…> после неоднократных неудачных атак с целью выбить противника с укрепленных рубежей стало надломленным, — говорилось в сводке Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа (ЛВО) от 27 декабря 1939 года. — Наблюдается массовый уход бойцов с огневых рубежей в тыл…».

«…На всем пути движения встречался сплошной поток бегущих с фронта <…>, которые говорили всякие ужасы своего поражения», — это уже из датированной тем же днем докладной записки замнач. 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР Белянова.

«В тыловых районах попадаются значительные группы дезертиров, — сообщали нач. Генштаба 15 янв. 1940 года ком. 9-й армией Чуйков и начальник Политуправ. РККА Мехлис — Нами приняты меры — они арестовываются. <…> организованы заградительные отряды <…> Приказом Военного совета, с участием армейского трибунала, созданы четыре выездные сессии воентрибунала <…>». «Не допуская массовых расстрелов, — продолжали Чуйков с Мехлисом, — мы проведем суды не только в строевых частях, но и тщательно проверим (так в тексте, правильно «проведем». — В. В.) несколько процессов над красноармейцами и младшими командирами, предательски бросившими фронт. <…> открытым судом и расстрел в присутствии представителей частей <…>».

И вот 21 января 1940 года появился совместный приказ наркома обороны и наркома внутренних дел № 002/0083, уже первая строка которого гласила: «Для обеспечения борьбы с возможными случаями дезертирства из действующих частей Красной Армии, а также частей РККА, следующих в действующие армии, ПРИКАЗЫВАЕМ…». Далее собственно приказ Военным советам и начальникам Особых отделов НКВД всех пяти армий финского фронта: «выделить в распоряжение Начальников Особых отделений действующих дивизий по одному взводу красноармейцев для организации заслонов на коммуникации каждой дивизии». Примечателен уже сам факт появления столь безпрецедентного документа на 53-й день «победоносной» войны: лишь из-за «возможных» и единичных дезертиров такие приказы не издают, как не создают и группы по перехвату беглецов в каждой дивизии и по всему маршруту следования войсковых эшелонов! Значит, красноармейцы вовсю разбегались с фронта и на пути к нему…

Едва под этим приказом успели просохнуть подписи Наркомов, как спустя три дня — 24 января — его заменили новым, за № 003/0093, тоже совместным, тоже под грифом «совершенно секретно». Если первый приказ гласил о борьбе лишь с «возможными случаями», здесь формулировки много жестче: «для пресечения случаев дезертирства и в целях очистки тыла действующих армий от вражеского элемента». Под «вражеским элементом» подразумевались вовсе не финские диверсанты (с теми борьбу и так вели в «штатном режиме»): в ходе той войны за высказывания с осуждением войны, а также направленные против правительства и руководства Красной Армии, по печально знаменитой статье 58-10 УК РСФСР к суду военного трибунала было привлечено 843 военнослужащих.

Но, главное, теперь приказано формировать уже не заслоны, а полноценные «контрольно-заградительные отряды», причем теперь только из состава полков НКВД, подчинив их Особым Отделам.

Прежнюю идею формирования «антидезертирных» заслонов из числа самих красноармейцев признали порочной: вспомнив уроки Первой Мировой войны, сообразили, что красноармейцы скорее уж поднимут на штыки чекистов-особистов, нежели своих же однополчан. Потому столь деликатное дело следовало отдать в мозолистые руки признанных мастеров карательного дела. На чекистские отряды и возложили задачу организации заслонов, застав, проведение облав и проверки документов «у всех одиночно и неорганизованно следующих военнослужащих и граждан, направляющихся в тыл, и задержание дезертиров». И ловить их отныне предстояло поистине в промышленных масштабах, раскинув огромную сеть «на линии штабов дивизий или дивизионных обменных пунктов», «в секторе по обе стороны основной дороги на 5–10 километров и в сторону фронта — до линии штабов полков».

Особ. отделам приказано «поставить в центре внимания работу по быстрейшему и полному очищению тылов действующих армий от вражеского и сомнительного элемента, развернуть действенную борьбу по пресечению дезертирства». И «для этой работы должны быть мобилизованы все лучшие силы особых органов, а также должны быть полностью использованы, как вооруженная сила, контрольно-заградительные отряды, приданные особым органам».

В отношении «дезертиров — предателей Родины» приказано применять «самые крутые и жесткие меры»: немедленно предавать их суду военного трибунала «с разбором дела в течение суток».

Всего было организовано 27 таких заградотрядов НКВД численностью в 100 человек каждый. 4 апреля 1940 года, через 22 дня после завершения войны, Ворошилов и Берия издали новый совместный приказ за № 0018/00550: заградотряды — расформировать. Потрудились они, надо полагать, изрядно, что и было отмечено: 4-й, 5-й и 6-й полки войск НКВД, из состава которых как раз и формировались те заградотряды (один лишь 6-й полк выдал на-гора 12 заградотрядов!), были удостоены орденов Красного Знамени — за борьбу со своими же красноармейцами…

Но отчего красноармейцы бежали с финского фронта, да еще и в таком количестве, что на их пути пришлось выставлять заградотряды? Ответ на это отчасти содержится в самих же сводках НКВД. «В 222-м строевом полку 11 декабря бойцы не получали горячей пищи и хлеба в течение целого дня, — рапортовал майор гос. безопасности Сиднев. — 12 дек. с.г. завтрак организован не был, в результате чего группы бойцов уходили с линии огня в поисках хлеба и горячей пищи». Он же сообщал: в одной лишь 136-й стр. дивизии «3500 пар обуви признаны комиссией совершенно негодными», еще «3000 пар требуют срочного ремонта», а «у многих бойцов подметки подвязаны проволокой и веревками». И вот как раз «на почве недовольства плохим состоянием обуви красноармеец 220-го автобатальона К. <…> 9 декабря с.г. в группе бойцов, заявил: «Нас везут на мясозаготовки, моя первая пуля в бою будет приказывающим командирам».

«Наступили морозы, а бойцы не имеют обуви и перчаток, да плюс к этому не снабжают продовольствием и боеприпасами, — докладывал руководству нач. Ребольского райотд. НКВД Кар. АССР Сибикин. — <…> 200 с лишним бойцов вышли из строя обмороженными, часть пала в бою, а остальная часть без обуви (ноги заворачивали портянками и бинтами) находилась в таком плохом моральном состоянии, что идти с ними в бой было нельзя.

Отдельные бойцы открыто бросали винтовки и категорически отказывались быть на фронте, <…> кончали жизнь самоубийством.

<…> Какая-то сволочь опять «забыла» выслать перчатки. Личный состав не может идти на морозе в бой и держать винтовки голыми руками».

«Красноармеец <…> АНДРЕЕВ в разговоре с бойцами <…> во время ужина, заявил: «за эту кормежку перестрелял бы все начальство в первом бою», — рапортовал нач. опергруппы Ермолин. В том же документе сообщалось, что «из Ленинграда на фронт, в течение 15–16/ХII–39 г., проходили значительные группы бойцов (до 4-х тысяч) совершенно без командиров и без снабжения, естественно, занимаясь мародерством по пути, вплоть до того, что в районе г. Териок разграбили 2 машины с хлебом, идущие на фронт».

29 дек. 1939 года нач. ОО НКВД ЛВО Сиднев доложил, что «для красноармейцев призыва 1937 года на замену пальто по всем армиям недостает около 100 тысяч шинелей», по спискам «недостает валяных сапог для всех армий 100 тысяч пар», но в реальности еще больше: в 7-й армии нехватка 30 тыcяч пар валенок, в 8-й армии — 100 тысяч, в 9-й — 20 тысяч! Всем армиям недостает 500 тысяч пар перчаток, 300 тысяч пар белья, да еще и 200 тысяч пар уже «сапог кожаных взамен ботинок».

— Почти полмиллиона бойцов без нормальной обуви в 40-ка градусные морозы!

Из докладной записки Особ. отд. ГУГБ НКВД: «Обмундирование частям 122-й стр. дивизии, выданное осенью 1939 г., к 15 янв. 1940 г. пришло в негодность. Ватные куртки — на 80–90%, шаровары и валенки — на 75%, перчатки и нательное белье пришли в негодность полностью. <…> бойцы мерзли и были вынуждены снимать обмундирование с убитых финских солдат, брать одежду в домах финского населения, наматывать на себя одеяла, полотенца и другие тряпки»; «в 56-й стр. дивизии до 70% красноармейцев и младших командиров пошли в бой совершенно в негодной обуви, что привело к массовому обмораживанию. После каждого боя количество обмороженных превышало в 2–3 раза количество раненых и убитых»; «с 17 по 22 ноября (то есть еще за две недели до начала боевых действий! — В. В.) бойцы и командиры 609-го стрел. полка хлеба совершенно не получали, продфуража совершенно не было, лошадей кормили корой и ветвями деревьев, в результате чего лошади истощали и начался падеж»...

Был и другой фактор, сильнейшим образом влиявший на моральное состояние бойцов: «В частях 7-й стрелковой дивизии убитые военнослужащие несвоевременно убираются с линии фронта, что отрицательно отражается на моральном состоянии бойцов», — рапортовал нач. Особ. отд. НКВД 7-й армии майор гос. без. Базилевич. «У нас в 13-й армии, — докладывал уже на кремлевском совещании член Военного совета 13-й армии армейский комиссар 2-го ранга Запорожец, — долго продолжалось такое положение, когда убитых бойцов и командиров хоронили не очень хорошо — просто в штабеля складывали, и они лежали по два-три дня». Так и лежали — всю войну!