В. Никифоровъ-Волгинъ — "Молитва"

"​Село​ Струги, гдѣ проживаетъ ​отецъ​ Анатолій, тихое, бѣдное, бревенчатое и славится лишь на всю округу густыми сиреневыми садами. Очень давно какой-то прохожій завѣрилъ бабъ, что древо-сирень отъ всякаго мора охраняетъ, — ну и привѣтили это древо у себя, и дали развернуться ему отъ края до края.

Въ сиреневую пору ​села​ не видно. Если смотрѣть на него издали, то увидишь одно густое лиловое облако, лежащее на землѣ.

Въ эту пору я ночевалъ у отца Анатолія. Наши ​научники​ и грамотеи считаютъ его "​горе​-священникомъ", такъ какъ и умомъ онъ скуденъ, и образованія маленькаго, и ликомъ своимъ неказистъ, и проповѣди у него не​складныя​, что мужицкая ​рѣчь​.

— Но зато въ Бога такъ вѣритъ, — говорили въ отвѣтъ ​полюбившіе​ его, — что чудеса творить можетъ!

Меня увѣряли чуть ли не клятвою: когда ​отецъ​ Анатолій молится, то лампады и свѣчи сами собою загораются!

Окна батюшкиной горницы были открыты въ садъ, на бѣлую ночь, всю въ сирени, зоряхъ и соловьяхъ. Отецъ Анатолій сидѣлъ на подоконникѣ и нѣсколько разъ оборачивался въ мою сторону, видимо, ждалъ, когда я засну. Я притворился спящимъ.

Отецъ Анатолій снялъ съ себя затрапезный заплатанный подрясникъ и облекся въ бѣлый, изъ-подъ котораго видны были ​дегтярные​ ​мужицкіе​ сапоги. Онъ къ чему-то готовился. Расчесывая гребнемъ рыжевато-пыльную бороду и такіе же волосы, рука его вздрагивала. Мнѣ показалось, что по его грубому крестьянскому лицу прошла судорога и между густыми бровями залегло ​раздумье​.

Оглянувшись еще разъ на меня, онъ всталъ на табуретку, зажегъ огарокъ свѣчи и большой для его маленькаго роста сумрачной земледѣльческой рукою сталъ затоплять передъ иконами ​всѣ​ лампады.

Темный передній уголъ освѣтился семью огнями. Вставъ передъ иконами, ​отецъ​ Анатолій нѣсколько минутъ смотрѣлъ на ​эти​ огни, словно любуясь ими. Отъ его созерцательнаго любованія въ горницѣ и въ сиреневомъ саду стало какъ будто бы тише, хотя и пѣли соловьи.

И вдругъ тишина эта неожиданно вздрогнула отъ глухого вскрика и тяжелаго паденія на колѣни отца Анатолія.

Онъ приникъ головою къ полу и минутъ десять лежалъ безъ движенія. Меня охватило безпокойство. Наконецъ онъ поднимаетъ лицо къ Нерукотворному Спасу — большому черному образу посрединѣ — и начинаетъ разговаривать съ Нимъ. Вначалѣ тихо, но потомъ ​всё​ громче и ​горячѣе​:

— Опять обращаюсь къ Твоей милости и до ​седьмидесяти​ ​седьминъ​ буду обращаться къ Тебѣ, пока не услышишь меня, грѣшнаго священника Твоего!..

Подними съ одра болѣзни младенца Егорку!.. Ему, Господи, семь годковъ всего... Пожить ему хочется... Только и бредитъ лугами зелеными, да какъ онъ грибы пойдетъ собирать, и какъ раковъ ловить... Утѣшь его, мальчонку-то! Возьми его за рученьку! Обними его, Господи, Господи, Господи!.. Одинъ онъ у родителей-то... Убиваются ​они​, ибо кормилецъ и отрада ихъ помираетъ!..

Господи! Какъ мнѣ легко помыслить о воскресеніи Твоемъ, такъ и Тебѣ исцѣлить младенца! Надоѣлъ я Тебѣ, Господи, мольбами своими, но не могу отступить отъ Тебя, ибо велико страданіе младенца!

Отецъ Анатолій опять приникъ лбомъ къ полу и уже всхлипомъ и стономъ выговаривалъ слова:

— Помоги... исцѣли... Егорку-то!.. Младенца Георгія!..

Онъ протянулъ впередъ руку, словно касался крахъ ризы Стоящаго передъ нимъ Бога.

Это было страшно. Въ бѣдной вдовьей избѣ, среди суровой мужицкой обстановки, позолоченной лишь лампадными огнями, священникъ, похожій на мужика, разговариваетъ съ Богомъ и, можетъ быть, видитъ неизреченное Его сіяніе...

Такъ молиться можетъ только Боговидецъ. Отецъ Анатолій положилъ три земныхъ поклона и какъ бы успокоился.

Нѣсколько минутъ стоялъ молча, изможденный и блѣдный, съ каплями пота на сіяющемъ лбу.

Губы его дрогнули. Онъ опять заговорилъ съ Богомъ, но уже тише, но съ ​тѣмъ​ же упованіемъ и твердостью.

— Азъ недостойный и грѣшный священникъ Твой, молилъ Тебя неоднократно спасти отъ зловреднаго винопитія раба Твоего ​Корнилія​... и паки молю: спаси его! Погибаетъ онъ! Жена его плачетъ, дѣти плачутъ... Скоро въ кусочки ​онѣ​ пойдутъ... Не допусти, Господи! Подкрѣпи его... ​Корнилія​-то!

Прости ​такожде​ раба Твоего ​Павлушку​... т. е. Павла. Павла, Господи! Я ​всё​ это Тебѣ по-деревенски изъясняю... Огрубѣлъ языкъ мой... Такъ вотъ, этотъ ​Павлушка​... по темнотѣ своей... по пьяному дѣлу пѣсни не​хорошія​ про святыхъ Угодниковъ пѣлъ... проходя съ гармошкой мимо Церкви, плевался на ​нея​... Ты прости его. Господи, и озари душу его!.. Онъ покается!

И еще. Господи, малая докука къ Тебѣ… Награди здоровьемъ и дѣтьми хорошими Ефима Петровича ​Абрамова​... Онъ вѣдь за свой счетъ подсвѣчники въ церкви посеребрилъ и обѣщаетъ даже ризу мнѣ новую купить, а то моя-то совсѣмъ обветшала... въ заплаткахъ вся... Благослови его, Милосердный за милости его... Онъ добрый!

О ​чёмъ​ же еще я хотѣлъ молить Тебя? Да. Вотъ, урожай пошли намъ хорошій... и чтобы это травы были... и всякая ​овощь​, и плодъ... А Дарья-то Иванникова поправилась. Господи! Благодарю Тебя и воспѣваю пречестное имя Твое!.. Три зимы она лежала въ разслабленіи и скорби, а теперь ходитъ и радуется!

Вотъ и ​всё​ пока... Да!.. еще вотъ, спаси и помилуй гостя моего здѣсь лежащаго раба Твоего Василія... Ему тоже помоги... Онъ душою мается...

И еще спаси и сохрани... раба Твоего... какъ это его по имени-то?

Отецъ Анатолій замялся и сталъ припоминать имя, постукивая по лбу согнутымъ пальцемъ.

— Ну, какъ же это его? Вотъ память-то моя стариковская!.. Да, вотъ этого... что у Святой горы проживаетъ... и пчельникъ еще у него... валенки мнѣ подарилъ... Добрый онъ... ​милостивецъ​. Его ​всѣ​ знаютъ... Борода до пояса... у него... Ну, какъ же это его величаютъ? На языкѣ имя-то!..

Отецъ Анатолій постоялъ передъ Господомъ въ задумчивости и кротко сказалъ Ему:

— Ты его знаешь, Господи! Ты всѣхъ знаешь... Прости меня, Милосердный, за безпокойство... Тяжко, поди, Тебѣ, Господи, смотрѣть на насъ грѣшныхъ и недостойныхъ?

Отецъ Анатолій погасилъ лампады, оставивъ лишь горѣть одну, передъ Нерукотворнымъ Спасомъ.

Проходя къ своему соломенному ложу, онъ остановился около меня и вздохнулъ:

— Спитъ человѣкъ!.. А спать-то пошелъ, видимо, не помолившись... Эхъ, молодость! Ну, что тутъ подѣлаешь?.. Надо перекрестить его... Огради его, Господи, силою честнаго и животворящаго Твоего креста и спаси его отъ всякаго зла...".