ЧТО ТАКОЕ СОВЕТСКИЙ КОНЦЛАГЕРЬ? БОРИС ГАНУСОВСКИЙ

 


Крестовый поход во имя правды, с работой которого я ознакомился вернувшись в свободный мир, издал карту Союза концлагерей Советского Союза.

Эта карта наглядно показывает, как они густой сетью покрывают всю территорию страны. Но в ней отмечены только крупные и более или менее крупные точки «скопления подневольных» между тел: в СССР — почти нет ни одного города или фабричного центра, где не было бы хоть одного Лагпункта.

Даже в самой Москве существуют десятки Лагерей. Ведь никто другой, как рабы коммунистического режима, возводили высотное здание МГУ на Воробьевых горах или копались в туннелях метро.

Короче говоря, нет ни одной мало мальски значительной стройки, на которой бы не трудились и не теряли силы и жизнь заключенные. Около каждой фабрики или новостройки обязательно существует «свой» лагпункт, снабжающий ее обильной и дешевой «рабсилой».


Министерство внутренних дел, это столь известное и страшное МВД — является главным подрядчиком и строителем СССР. Оно строит железные дороги, каналы, метро, новые фабрики, заводы, жилые дома. Оно копается в рудниках, открывает новые земли, устилая их безымянными скелетами. Излишек «рабсилы» оно отдает в наем, или как принято говорить в СССР — «продает» другим министерствам.

Если кто нибудь рассказывает о том, что в СССР что-то переменилось со дня смерти, теперь уже развенчанного «отца народов», то не количество Концлагерей и не число заключенных. Одни уходят на свободу, другие уходят в лучший мир, но пополнение поступает, и кто знает, что должно произойти, как должен перемениться режим, кто должен придти к власти, чтобы действительно, если не упразднить лагеря рабского труда, то, хотя бы прекратить поступление пополнений.



Каждый лагерь имеет свой номер почтовой переписки, почтового ящика. Так, например, Печорлаг имеет № 274, а по- литлаг на Инте — № 383. Каждый лагерь состоит из отделений. Отделения — из колонн или «подкомандировок». К основному номеру лагеря, для пересылки официальной почты, в редких случаях для переписки с лагерником, прибавляется знаменателем номер отделения или колонны.



Нормально, в среднем в Лагере содержится около 30.000 человек, но бывают и огромные Лагеря, целые города, вроде «Речлага» на Воркуте, в котором помещается 120.000 лагерников. Пожалуй самый крупный лагерь на Колыме, где по утверждениям заключенных, находится более 200.000 человек.


В Сибири встречаются Лагеря, чей почтовый номер переходит за 400. До смерти Сталина, по самым скромным подсчетам жителей СССР, было до 20 миллионов заключенных. Первая амнистия 27-го марта 1953 года затронула только близкий сердцу кремлевских правителей — уголовный элемент.

Более значительные и густо населенные Лагеря, обычно расположены там, где производится «стройка коммунизма». Это Хеопсовы пирамиды нашего времени. Как правило, эти стройки всегда имеют военно-стратегическое значение. Так строился, теперь забытый, заброшенный, позорно проваливший возлагавшиеся на него надежды — Беломорский канал! А стройка его стоила более 200.000 человеческих жизней по Лагерной официальной статистике!


Коми АССР, занимающая огромную площадь на севере Европейской России, особенно богата Лагерями и бедна «свободным» населением. Поэтому заключенные говорят, что «в Коми АССР — 500 тысяч «Комиков» и три миллиона «трагиков»...Таков висельнический юмор в СССР.

Согласно лозунгу, «выполнить и перевыполнить!» все работы и стройки в СССР производятся в атмосфере крайней торопливости. Пусть только будет готово, хотя бы даже плохо, даже только на бумаге, но готово настолько, чтобы об этом «событии» было возможно сообщить в центр. Перевыполнить план — обязательно! Что от этой преступной спешки гибнут люди или страдает качество — никого не безпокоит: «Мое это, что ли!..», нормальный вопрос. Что же касается «расхода» рабсилы — тут уж абсолютно никто себе голову не ломает. — Ведь это з/к или попросту говоря — рабы! А если рабы вымирают сотнями тысяч, этот факт ни в ком не вызывает возмущения и не безпокоит ничей сон. Сталинское изречение, что «когда от голода умирает один человек — это трагедия, а когда миллионы, то это статистика», облетело своевременно весь Союз и известно и палачам и жертвам. Умерших списывают в «расход» и — все понятно. Шлите пополнение! Работа не смеет останавливаться.

Около каждого Лагпункта, в особенности там, где существует и больница, обязательно есть и свое лагкладбище. Покойничков считают «переселенцами». Сначала коптил небо, теперь удобряет для строительства коммунизма землю.






       Около головного лагпункта 12-го лаготделения, рассчитанного на 1.800 человек (Усть Вымлага, на станции «Ройча» Сев.-Печер. ж. д.), я видел одно такое кладбище, «основанное» там с времен, когда в этом районе прокладывали железнодорожный путь. Оно занимало более 2 кв. км. На могилах не было ни крестов, ни памятников. Просто был вбит в землю толстый, короткий кол, с одной стороны затесанный, как свисток, и там химическим карандашом написан номер «личного дела». Там лежало свыше 7.000 несчастных «строителей коммунизма», никому неизвестных, безличных и безымянных, «списанных в расход».

Самая простая арифметика показывала мне, что весь Лагерь вымирал, в дни стройки, четыре раза...



Лагерное начальство никогда не извещает родственников о смерти заключенного. И сегодня, в разных углах СССР, матери, жены, дети, ожидают и надеются на возвращение своих дорогих и безконечно любимых, осужденных без суда на ссылку, без права переписки. Они ждут тех, кто давно уже сгнил во славу «все поглощающего и всесильного Коммунизма», оставив свои кости в полярной земле.

На моих глазах, в один, на всю жизнь запомнившийся мне день, внезапно пришел приказ, появились тракторы, перепахали «удобренную» землю и подготовили ее для употребления подсобному лагерному хозяйству.

На работу погнали заключенных. Они потом рассказывали, что могилы были очень мелкими. Не глубже 0,5 метра. Ведь копали их полумертвые от голода и усталости «кандидаты», хороня своих «поторопившихся» товарищей! Копали, едва разбивая лопатами мерзлую землю с неотступной мыслью: — «сегодня ты, а завтра я!».

При обработке поля постоянно натыкались на человеческие черепа и кости. Во время еды, часто приходилось слышать шутки и остроты (поверьте, что и в лагерях смерти шутят и смеются люди!), по адресу особо несъедобного и вонючего супа: — Эта картошка наверное из Ментюкова выросла. Помните! — Он ведь никогда не мыл ноги. Я уж по запаху узнаю.


...И все мы дружно и громко гоготали! Нам было всем ясно, что этот картофель вспоен жалкими остатками наших товарищей, но ведь мы все, безропотно, истощав и ослабев от голода и холода, от работы и моральных, скрытых, переживаний, готовились стать... удобрением на картофельном поле! И мы вели себя, как укрощенные животные. Прекрасная иллюстрация к теории Дарвина, в советской интерпретации.


Пришлось мне в «коммунистическом раю» увидеть вещи похуже «картофельного кладбища». Это было три года спустя, после окончания войны, в 1948 году. Я был в Печоглаге на станции Косью. Там строился большой («Самый большой в Заполярьи», как писали газеты и кричало радио) — кирпичный завод.

Эпопея этого строительства и его результат заслуживают быть описанными отдельно, настолько это характерно и показательно для безтолковщины, царящей в Советском Союзе.

Я обладал известными «техническими знаниями». Однажды меня послали поправить электропроводку на конпарке, помещавшемся вне лагерной ограды, на самой опушке дикой и совершенно непроходимой тайги.

Как мне рассказывали «старожилы», особенно упорные «экземпляры доисторических людей», во время войны, тут была лагерная следственная тюрьма. За ней, метрах в пятидесяти, начинался овраг, густо заросший лесом. Я работал там без конвойного. Чекисты отлично знали, в какой степени физического истощения я находился. Они были уверены, что побега не будет! Да и куда мне было бежать? Даже если бы я хотел уйти от безконечной дикой тундры, простиравшейся на север и пошел бы на юг, я должен был бы пройти без пищи и огня не меньше 700 км. непроходимой, заболоченной и совершенно не населенной, приполярной тайги.

Окончив работу, я поспешил спуститься в овраг, в надежде поживиться грибами и ягодами, которые там росли в изобилии. Пробираясь, я поскользнулся и чуть не упал. Из под моей ноги покатился человеческий череп. Стал озираться. Смотрю, белеют из под хвои и сухих листьев еще один, еще один, еще... еще! Да сколько же их здесь? Сотни черепов и рассыпавшихся костяков...

Я бросил собранные было грибы и трясясь от ужаса пустился в бегство из этого оврага смерти. Долго я не смел никому рассказать о своем страшном открытии. Это было очень опасно. МВД не любит любопытных, а еще меньше — разглашение своих тайн. Уже много позже я узнал, что там, во время войны, годами расстреливали тех заключенных, которым можно было пришить, даже совсем невероятные обвинения в «связи с военными событиями». Как это страшно и характерно: — «Расстреляны по подозрению!» 

Расстреляны заключенные, годами оторванные от внешнего мира!

Пару сотен, может быть, тысячу жертв, проглотил овраг у лагеря на Печоре. Их я видел своими глазами. А сколько есть подобных «оврагов» в других местах? Этих больших или малых «Катыней». Об этом знали только палачи, да жертвы.


Комментариев нет

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.

Технологии Blogger.