Большевизмъ и революція глазами русскихъ дѣтей

 

"12 декабря 1923 г. во всѣхъ классахъ (Русской) гимназіи (созданной въ Чехіи, для дѣтей бѣлыхъ воиновъ и эмигрантовъ — Ред.) было предложено учащимся написать "Мои воспоминанія съ 1917 года до поступленія въ гимназію". Для исполненія этой работы было дано 2 часа, почему большинство ​её​ не закончило... Каждый писалъ, что хотѣлъ. По происхожденію своему учащіеся оказались принадлежащими къ самымъ разнымъ слоямъ. Среди нихъ очень много казаковъ, особенно ​донцовъ​, ​есть​ уроженцы столицъ, Кіева, Одессы, Кавказа, Крыма, Сибири и т.п. ​Остальные​ всѣми правдами и неправдами пробрались позже. Авторамъ отъ 6 до 22-х ​лѣтъ​. Одна треть изъ нихъ дѣвочки.

— Я скоро увидѣлъ, какъ рубятъ людей. Папа сказалъ мнѣ: "Пойдемъ, Маркъ, ты слишкомъ малъ, чтобы это видѣть". — Жизнь какъ-то сразу у насъ покачнулась, и всё покатилось по наклонной плоскости... — Скоро начала литься русская кровь, мои близкіе умирали безъ стона, безъ проклятій и жалобъ. — Я уцѣлѣлъ только одинъ изъ всей семьи. (Стр. 11)

"Я такъ узнала Революцію. Въ маленькій домикъ бросили бомбу. Я побѣжала туда. Всё осыпалось. Въ углу лежала женщина. Рядомъ ​ея​ сынъ съ оторванными ногами. Я сразу сообразила, что нужно дѣлать, т.к. увлекалась скаутизмомъ. Я послала маленькаго брата за извозчикомъ, перевязала раненыхъ, какъ могла... Самое ужасное въ Революціи — ​раненые​. Ихъ никогда не кормили. Приходилось намъ, дѣтямъ, собирать имъ деньги на хлѣбъ. "

— Всё стало безплатно и ничего не было. — Пришелъ Комиссаръ, хлопнулъ себя плеткой по сапогу, и сказалъ: "Чтобы васъ не было въ три дня". Такъ у насъ и не стало дома. — А насъ семь разъ выгоняли изъ квартиръ. — У насъ было очень много ​вещей​, и ихъ нужно было переносить самимъ. Я была тогда очень маленькой и обрадовалась, когда большевики всё отобрали... — Жили мы тогда въ поискахъ хлѣба... — Торговалъ я тогда на базарѣ. Стоишь, ноги замерзли, ​есть​ хочется до тошноты, но дѣлать нечего. — Когда и вторая сестра заболѣла тифомъ, пошелъ я продавать газеты. Нужно было кормиться...

— Нашего отца разстрѣляли, брата убили, зять самъ застрѣлился. — Оба брата мои погибли. — Мать, брата и сестру убили. — Отца убили, мать замучили голодомъ... Дядю увели, потомъ нашли въ одной изъ ямъ, ихъ тамъ было много. (Стр. 14) — Умеръ папа отъ тифа, и стали мы ​есмы​ гнилую картошку. — Моего дядю убили, какъ однофамильца, сами такъ и сказали. (Стр. 15)

— Я поняла, что такое Революція, когда убили моего милаго папу. — Было насъ семь человѣкъ, а остался я одинъ. — Папа былъ разстрѣлянъ за то, что онъ былъ докторъ. — Умеръ папа отъ брюшного тифа, въ больницу не пустили, и стала наша семья пропадать. — Отца разстрѣляли, потому что были близко отъ города какіе-то войска. — У насъ дѣдушка и бабушка умерли отъ голода, а дядя сошелъ съ ума. — За этотъ годъ я потерялъ отца и мать...

— Брата четыре раза водили на разстрѣлъ попугать, а онъ и умеръ отъ воспаленія мозга... — Мы полгода питались крапивой и какими-то кореньями. — У насъ было, какъ и всюду, повелительное: "Открой!", ​грабительскіе​ обыски, болѣзни, голодъ, разстрѣлы. — Было очень тяжело. Мама изъ красивой, блестящей, всегда нарядной, сдѣлалась очень маленькой и очень доброй. Я полюбилъ ​её​ еще больше.

— Видѣлъ я въ 11 ​лѣтъ​ и разстрѣлы, и повѣшенія, утопленіе и даже колесованіе. — ​Всѣ​ наши реалисты погибли. Домой не вернулся никто. Убили и моего брата... — За ​эти​ годы я такъ привыкъ къ смерти, что теперь она не производитъ на меня никакого впечатлѣнія. — Я ходилъ въ тюрьму, просилъ не рѣзать папу, а зарѣзать меня. ​Они​ меня прогнали. — Приходилъ докторъ, и, указывая на мою маму, спрашивалъ: "Еще не умерла?" Я лежалъ рядомъ и слушалъ это каждый день, утромъ и вечеромъ.

— Я видѣлъ горы раненыхъ, три дня умиравшихъ на льду. — Моего папу посадили въ подвалъ съ водой. Спать тамъ было нельзя. ​Всѣ​ стояли на ногахъ. Въ это время умерла мама, а вскорѣ и папа умеръ...

— Его родители скрывались. Голодъ заставилъ послать сына за хлѣбомъ. Онъ былъ узнанъ и арестованъ. Его мучили недѣлю: рѣзали кожу, выбивали зубы, жгли ​веки​ папиросами, требуя выдать отца. Онъ выдержалъ всё, не проронивъ ни слова. Черезъ мѣсяцъ былъ найденъ его невѣроятно обезображенный трупъ. ​Всѣ​ дѣти нашего города ходили смотрѣть... (Стр. 16) Чека помѣщалось въ домѣ моихъ родителей. Когда большевиковъ прогнали, я обошла не​узнаваемыя​ комнаты моего родного дома. Я читала надписи разстрѣлянныхъ, ​сдѣланныя​ въ послѣдніе минуты. Нашла вырванную у кого-то челюсть, теплый чулочекъ грудного ребенка, дѣвичью косу съ кускомъ мяса. Самое страшное оказалось въ нашихъ сараяхъ. ​Всѣ​ ​они​ доверху были набиты растерзанными трупами. На стѣнѣ погреба кто-то выцарапалъ послѣдніе слова: "Господи, прости..." (Стр. 16-17)

— Днемъ насъ убивали, а подъ покровомъ ночи предавали землѣ. Только она принимала всѣхъ. Уходили и ​чистые​ и ​грязные​, и ​бѣлые​, и ​красные​, успокаивая навсегда свои ​молодые​, но рано состарившіеся сердца. Души ихъ шли къ Престолу Господнему. Онъ всѣхъ разсудитъ... (Стр. 17)

— Надо мной смѣялись, что я выросъ подъ пулеметнымъ огнемъ. Стрѣляли, по правдѣ, у насъ почти каждый день. (Стр. 21) — Я бродилъ одинъ и видѣлъ, какъ въ одномъ селѣ на 80-​тилетняго​ священника надѣли сѣдло и катались на нёмъ. Затѣмъ ему выкололи глаза и, наконецъ, убили. — Наконецъ я и самъ попалъ въ Чека. Разстрѣливали у насъ ночью по 10 человѣкъ. Мы съ братомъ знали, что скоро и наша очередь, и рѣшили бѣжать. Условились по свистку разсыпаться въ ​разныя​ стороны. Ждать пришлось недолго. Ночью вывели и ​повели​. Мы ничего, смѣемся, шутимъ, свернули съ дороги въ лѣсъ. Мы и виду не подаемъ. Велѣли остановиться. Кто-то свистнулъ, и мы ​всѣ​ разбѣжались. Одного ранили, и мы слышали, какъ добиваютъ. Девять спаслось. Голодать пришлось долго. Я цѣлый мѣсяцъ просидѣлъ въ темномъ подвалѣ...

"Воспоминанія 500 русскихъ дѣтей", ред. проф. В. В. Зеньковского, Прага, 1924 годъ.

Прим.: Не было у русскаго народа никогда за его тысячелѣтнюю исторію врага большаго ​чѣмъ​ интернаціоналисты, большевики, ​В. Ч. К.​ и ​Р. К. К. А​. Кто имъ простилъ ихъ дѣянія, то самъ будетъ отвѣчать на Судѣ Божіимъ за ​всѣ​ ихъ антихристовы преступленія... ​Весь​ большевизмъ въ цѣломъ подъ Церковной Анаѳемой. ​Всѣ​ изувѣры прокляты Богомъ