Убійство извергами старца Григорія Ефимовича по заказу кагала...
«Богъ благословитъ Россію…»
16 декабря 1916 г. Послѣдніе слова, сказанныя Г. Е. Распутинымъ своимъ духовнымъ чадамъ, сохранившіеся въ ихъ памяти:
«– Когда меня они убьютъ, а они меня точно убьютъ…
Онъ ласково улыбнулся, но на глазахъ у него были слезы.
– Я васъ всѣхъ люблю во Христѣ и хотѣлъ бы никогда съ вами не разлучаться, но можетъ быть, скоро придется мнѣ васъ покинуть.
Богъ правитъ всей нашей жизнью и всё, что бываетъ, то по Волѣ Его. Вотъ вы мнѣ всё говорите: будь осторожнымъ, но развѣ осторожность кого отъ смерти спасла? Истинный христіанинъ не долженъ страшиться смерти, а идти навстрѣчу ей, когда она приходитъ: раньше или позже, что дѣлать! Но тотъ, кто хочетъ меня убить, долженъ быть хитеръ, какъ я, иначе не дерзнетъ, побоится не только людей, но и Бога, потому что я Его слуга, и Онъ отмститъ за смерть мою... Убивающій – ничто, это, можетъ быть, очень несчастный человѣкъ, ему когда-нибудь Богъ проститъ... Но тѣ, кто его подстрекаютъ на убійство, уговариваютъ убить, работаютъ во тьмѣ, внушаютъ ненависть – вотъ истинные преступники, они въ отвѣтѣ за всѣ бѣды Россіи! Если они меня теперь убьютъ – конецъ Царствованію Николая Второго! Преступленіе противъ слова Божія тяжко карается. Воля Божія, которая всѣмъ правитъ, а не куколки на ниточкахъ, которыя думаютъ, что онѣ всё творятъ, онѣ сами часто не знаютъ, что дѣлать, чтобы совершить то, что хотятъ!»
«Только бы десять лѣтъ мнѣ пожить еще! – говорилъ онъ. – Всё можно было бы спасти... Царевичъ войдетъ въ совершенныя лѣта, здоровье Его улучшится, Онъ въ Свой чередъ станетъ Императоромъ... Война останется какъ страшный сонъ. Только немного терпѣнія, немного милосердія, чтобы всѣ стали счастливы! Богъ благословитъ Россію... Я уѣду на Аѳонъ молить Пресвятую Богородицу спасти и сохранить насъ».
УБІЙСТВО, ПРЕВРАЩЕННОЕ ВЪ ПЫТКУ…
Убійцы готовились къ ритуалу. Они тщательно строили мизансцену…
«Помѣщеніе, расположенное подъ землей, – отмѣчалъ архитекторъ А. Я. Бѣлобородомъ, – должно было, въ случаѣ пріѣзда князя, служить столовой; въ нее спускались по винтовой лѣстницѣ, на полпути которой былъ выходъ въ боковой наружный дворъ, отдѣленный рѣшеткой отъ набережной Мойки».
«Помѣщеніе, куда долженъ былъ вечеромъ пріѣхать Распутинъ, – писалъ хозяинъ-убійца, – расположенное въ подвальномъ этажѣ дома, только что было отремонтировано. Предстояло обставить его такъ, чтобы оно производило впечатлѣніе обычной жилой комнаты и не возбудило у "жертвы" никакихъ подозрѣній: ему могло показаться страннымъ, если бы его провели въ неуютный и холодный подвалъ.
Пріѣхавъ домой, я засталъ тамъ обойщиковъ, натягивавшихъ ковры и вѣшавшихъ занавѣси. Вновь отремонтированная комната была устроена въ части виннаго подвала. Она была полутемная, мрачная, съ гранитнымъ поломъ, со стѣнами, облицованными сѣрымъ камнемъ, и съ низкимъ сводчатымъ потолкомъ. Два небольшихъ узкихъ окна, расположенныхъ въ уровень съ землей, выходили на Мойку. Двѣ невысокіе арки дѣлили помѣщеніе на двѣ половины.
Лѣстница, ведущая въ кабинетъ, была неширокая, винтовая, изъ темнаго дерева. Здѣсь уже стояли въ неглубокихъ нишахъ двѣ большія китайскія вазы изъ краснаго фарфора, которыя необычайно красиво выдѣлялись на мрачной сѣрой облицовкѣ стѣнъ, оживляя её двумя яркими пятнами. Изъ кладовой принесли старинную мебель, и я занялся устройствомъ столовой. Какъ сейчасъ, я вижу предъ собой до мелочей всю эту комнату. Рѣзные, обтянутые потемнѣвшей кожей стулья, шкафчики чернаго дерева съ массой тайниковъ и ящиковъ, массивныя дубовыя кресла съ высокими спинками и кое-гдѣ небольшіе столики, покрытые цвѣтными тканями, а на нихъ кубки изъ слоновой кости и различные предметы художественной работы. Особенно запомнился мнѣ среди всѣхъ этихъ вещей одинъ шкафъ съ инкрустаціями, внутри котораго былъ сдѣланъ цѣлый лабиринтъ изъ зеркалъ и бронзовыхъ колонокъ. На этомъ шкафу стояло старинное Распятіе изъ горнаго хрусталя и серебра итальянской работы XVII вѣка.
Въ столовой былъ большой каминъ очагъ изъ краснаго гранита, на немъ нѣсколько золоченыхъ кубковъ, тарелки старинной майолики и скульптурная группа изъ чернаго дерева. На полу лежалъ большой персидскій коверъ, а въ углу, гдѣ стоялъ шкафъ съ лабиринтомъ и Распятіемъ, шкура огромнаго бѣлаго медвѣдя. Посерединѣ комнаты поставили столъ, за которымъ долженъ былъ пить свой послѣдній чай Григорій Распутинъ».
Присутствіе въ подвалѣ Распятія именно венеціанской работы – деталь не случайная, можно даже сказать, знаковая. Венеція была разлита въ воздухѣ. Князь Юсуповъ пытался свою играть роль, что отмѣчали многіе очевидцы.
Изъ дневника А. А. Бенуа: «Феликсъ II вообще позируетъ на какого-то итальянскаго принчипе эпохи Возрожденія. Скажемъ, на Чезаре Борджіа. Подымаясь по узкой лѣсенкѣ, ведущей изъ этого подвала въ переднюю его личныхъ покоевъ, я шутя сказалъ: “Вотъ превосходный сценарій для кинодрамы”, на что онъ съ улыбкой Джоконды на устахъ проронилъ: “Почему бы нѣтъ?”... И всё-таки: «…Своими инстинктами, лицомъ, манерами онъ походитъ скорѣе на героя “Доріана Грѣя”, чѣмъ на Брута или Лорензаччо»...
Вечеромъ того же дня у французскаго посла М. Палеолога, смотрѣвшаго въ Маріинскомъ театрѣ балетъ «Спящая красавица» произошелъ разговоръ на ту же тему съ совѣтникомъ итальянскаго посольства графомъ Нани Мочениго, заявившимъ:
– Ну, что же, господинъ посолъ, мы, значитъ, вернулись къ временамъ Борджіа?.. Не напоминаетъ ли вамъ вчерашній ужинъ знаменитый пиръ въ Синигалья?
– Аналогія отдаленная. Тутъ не только разница въ эпохѣ: тутъ, главнымъ образомъ, разница цивилизацій и характеровъ. «Изобрѣтшіе этотъ зловѣщій эпилогъ имѣютъ предтечу въ итальянскомъ средневѣковьѣ, ибо воображеніе человѣческое не обновляетъ безконечно формъ выраженія своихъ страстей и стремленій».
Въ «Запискахъ» Великаго Князя Николая Михайловича, какъ извѣстно, сочувственно относившагося къ самому убійству, указывалось: «Сознаюсь, что даже писать всё это тяжело, такъ какъ напоминаетъ средневѣковое убійство въ Италіи!»; «Итальянцы XIV или XV столѣтія могли бы гордиться такимъ экземпляромъ, а я недоумѣваю и, откровенно говоря, скорблю, такъ какъ онъ – мужъ моей племянницы»...
Схожимъ образомъ думалъ и послѣдній Министръ Внутреннихъ Дѣлъ Россійской Имперіи А. Д. Протопоповъ, курировавшій, какъ извѣстно, дѣло объ убійствѣ Распутина: «Это не просто убійство, – воскликнулъ Протопоповъ, – это итальянская мафія, въ которой участвовали озлобленные люди, превратившіе убійство въ пытку. Распутина живьемъ топили въ рѣкѣ. Его ранили – я не знаю, какъ происходило дѣло во дворцѣ Юсупова, – а затѣмъ связаннаго по рукамъ и ногамъ, бившагося въ автомобилѣ везли черезъ вѣсь городъ, чтобы бросить въ прорубь. Шарлотта Кордэ нанесла сразу свой ударъ – это было политическое убійство. Здѣсь же какое-то мрачное дѣло мщенія, какая-то мафія въ полномъ смыслѣ слова…».
Преступленіе сопровождалось патріотической американской національной пѣсенкой «Yankee Doodle». Пластинку съ ней всё играли и играли на граммофонѣ въ кабинетѣ.
Въ Юсуповскомъ дворцѣ на Мойкѣ – Старецъ,
Съ отравленнымъ пирожнымъ въ животѣ,
Прострѣленный, грозитъ убійцѣ пальцемъ:
«Феликсъ, Феликсъ! Царицѣ всё скажу…»
Максимиліанъ Волошинъ. Россія (1924).
. . .
Раннимъ утромъ 17 декабря 1916 г. «изверги» (опредѣленіе Государя Николая II) привезли тѣло убіеннаго Г. Е. Распутина къ Большому Петровскому мосту, соединявшему Петровскій островъ съ Крестовскимъ, и сбросили его въ промоину у одного изъ быковъ.
. . .
Нѣкто А. О. Дранковъ разговорѣ съ И. Фроловымъ въ дек. 1916 г. заявилъ, что «получилъ разрѣшеніе на киносъемку». «Въ первый день, – вспоминалъ Фроловъ, – мы произвели короткую съемку. Тѣло Распутина изъ-подо льда извлекли (его нашли вблизи Петровскаго моста) и перенесли въ деревянный сарай, находившійся на берегу. Вскорѣ туда былъ доставленъ гробъ. Дранкову и мнѣ приказали сфотографировать мертваго Распутина, сначала въ одеждѣ, потомъ раздѣтаго. Дранковъ снималъ своей фоторепортерской камерой, а я – киноаппаратомъ. Послѣ нашихъ съемокъ гробъ съ тѣломъ Распутина опечатали и отправили для вскрытія.
(Кинооператоръ И.Фроловъ, проводившій киносъемку, въ своихъ написанныхъ уже въ совѣтское время воспоминаніяхъ, сообщалъ, что, снимая прорубь у Петровскаго моста, онъ сталъ свидѣтелемъ «паломничества… къ мѣсту обнаруженія трупа». Люди, по его словамъ, «негодовали». Раздались выкрики: “Это кощунство! Здѣсь пролилась святая кровь старца… А они станутъ это показывать въ кинематографѣ всякой черни, которая будетъ улюлюкать… Не позволимъ ему снимать… Гоните его!”)
Чуть спустя къ намъ подошелъ чиновникъ Министерства внутреннихъ дѣлъ и передалъ приказаніе министра Протопопова: сдать всѣ кино- и фотосъемки немедленно, прямо въ кассетахъ и въ непроявленномъ видѣ. Дранковъ сразу вручилъ ему шесть кассетъ со снятыми пластинками. Мнѣ тоже пришлось извлечь кассету со снятой пленкой и вручить её чиновнику. Ни одного изъ сдѣланныхъ нами снимковъ не увидѣли не только зрители, но и мы сами.
Мы снимали всё, что можно было зафиксировать на пленку: слѣды крови на перилахъ лѣстницы, въ вестибюлѣ и во дворѣ, по которому волокли Распутина. Зрители увидѣли потомъ на экранѣ двухъ городовыхъ, дежурившихъ возлѣ дома Юсуповыхъ и услыхавшихъ выстрѣлъ въ ночь убійства, прорубь у Петровскаго моста, откуда былъ извлеченъ трупъ, сарай, въ которомъ онъ лежалъ мертвый.
Снимали мы и Петровскій мостъ, съ котораго сбросили Распутина…»
Мѣсто мученичества уже въ наши дни превратили въ музейное шоу «Григорій Распутинъ: страницы жизни и смерти». Дѣйствующими его лицами – по европейско-американскимъ стандартамъ – являются восковыя фигуры старца и его убійцъ, всё продолжающихъ совершать свой «патріотическій актъ».
Для проведенія вскрытія Г. Е. Распутина, съ вѣдома Государыни, а скорѣе всего и по Ея волѣ, былъ назначенъ прозекторъ Императорской Военно-медицинской академіи, профессоръ каѳедры судебной медицины Д. Д. Косоротовъ (1856†1925), считался однимъ изъ самыхъ высококвалифицированныхъ судебно-медицинскихъ экспертовъ Россіи. Какъ извѣстно, онъ былъ экспертомъ на процессѣ Бейлиса 1913 г.
Такимъ образомъ, назначеніе для вскрытія въ 1916 г. тѣла Г. Е. Распутина именно проф. Д. Д. Косоротова можно разсматривать исключительно въ связи съ предполагаемымъ (на основаніи первичнаго освидѣтельствованія тѣла и другихъ слѣдственныхъ матеріаловъ) характеромъ убійства Царскаго Друга.
Вскрытіе началось поздно вечеромъ 20 дек. въ часовнѣ. Длилось оно нѣсколько часовъ. Присутствовало на немъ 14 человѣкъ. Подлинный актъ вскрытія, хранившійся въ Военно-медицинской академіи, безслѣдно пропалъ въ 1930-х годахъ
(Подопригора Б. Смерть въ альбомѣ // Невское время. СПб. 2007. 26 декабря).
... Всё, на что опираются нынѣшніе изслѣдователи, это опубликованные послѣ революціи прессой послѣ февральскаго переворота 1917 г. неизвѣстнаго происхожденія «документы» и интервью тогда же взятые у профессора весьма сомнительной достовѣрности. Въ нихъ содержатся совершенно непримиримые противорѣчія съ показаніями министра внутреннихъ дѣлъ А. Д. Протопопова и свидѣтельствами, содержащимися въ воспоминаніяхъ А. А. Вырубовой, достовѣрность информаціи которыхъ совершенно несомнѣнна.
Профессору Д. П. Косоротову не простили его экспертизъ (и по дѣлу Бейлиса, и по убійству Царскаго Друга).
Въ 1925 г. его разстрѣляли органы О. Г. П. У.
Оставить комментарий