Штабсъ-капитан Иванъ Бабкинъ — "Гибель ротмистра Дондарчука"

"Два часа на отдыхъ. Подтянули пушки, выбрали позиціи. Обозъ оставили въ Завьялове. Ротмистръ Дондарчукъ за главнаго. Въ обозѣ — ​раненые​, лазаретъ, ​полевыя​ кухни, припасы, ​ремонтныя​ части для нашихъ пушекъ, немудреный скарбъ офицеровъ, въ общемъ, ​всё​ батальонное хозяйство.

Мостъ взорвать мы краснымъ не позволили. Охотники Вики ​Крестовскаго​ черезъ рѣчонку перескочили, съ тылу напали, красный постъ передушили. Тутъ и мы ударили по станціи. Кинулись уже всей силой, что въ трехъ ротахъ. Большевики встрѣтили насъ ружейнымъ огнемъ да бомбометами. Подо мной осколкомъ моего ​Громушку​ ранило. Изъ шеи огромный кусокъ мяса вырвало. Упалъ ​Громушка​ на бокъ, я едва успѣлъ ногу изъ стремени выдернуть. Ахъ, такъ мнѣ жалко стало моего боевого товарища!

На самой станціи опять дошло до рукопашной. Никакъ не хотѣли большевики убираться подобру-поздорову. Пришлось штыками пробиваться. Да ​ручныя​ бомбы пригодились. Да изъ трофейнаго парабеллума пострѣлялъ: двое набѣгали на меня. Оба тамъ и остались, дурни! Какъ же можно бѣжать на офицера? Офицеръ, можетъ, въ неважномъ настроеніи. ​Тѣмъ​ болѣе, что вѣрный другъ его, каурый жеребчикъ ​Громушка​, раненъ.

Въ общемъ, станцію мы взяли. Охраненіе выставили. Своихъ убитыхъ подобрали, схоронили. Санитары раненыхъ стали перевязывать. Вдругъ со стороны моста далекій паровозный гудокъ.

— За нами никакъ?

— Да нѣтъ. Рано... Въ штабѣ еще не знаютъ, что мы Завьялово взяли.

— Неужто ​Красные​?

Паровозный крикъ повторился. И по тяжелому грохоту рельсъ мы сразу догадались: смерть наша идетъ! Изъ-за пригорка выползло длинное бронированное ​чудовище​. Красный бронепоѣздъ. Попытался онъ было къ станціи поближе подойти. Да не тутъ-то было. Ухнулъ взрывъ. Разметало мосточекъ, расшвыряло шпалы на пятьдесятъ саженей вокругъ, вырвало ​длинныя​ ​стальныя​ рельсы и загнуло ихъ къ небу. Это охотники Вики сработали — подорвали большевицкій зарядъ.

Бронепоѣздъ тутъ же отвѣтилъ изъ своихъ шестидюймовыхъ пушекъ. Какъ жахнетъ по станціи, такъ и разнесло дощатую платформу, на которой когда-то торговки пирожками да варениками снабжали проѣзжающихъ. Какъ жахнетъ еще разъ, такъ и станціонное строеніе ​всё​ въ руинахъ.

Капитанъ Соловьевъ свои двѣ пушки выкатилъ.

— Рано пташечка запѣла, какъ бы кошечка не съѣла!

Это у него такая приговорка была.

— Первое орудіе, бронебойнымъ, два патрона. Огонь! Второе орудіе...

Наши артиллеристы какъ заводной часовой механизмъ. Со стороны любо-дорого посмотрѣть. Заряжаютъ, наводятъ, номера замираютъ въ ожиданіи. Потомъ выстрѣлъ. Второй. И ​всё​ повторяется.

Бронепоѣздъ въ свою очередь ​изрыгиваетъ​ пламя и смерть. Летятъ въ нашу сторону ​фугасныя​ бомбы. Какъ шарахнетъ — другая постройка въ щепки. Крики раненыхъ, ржаніе лошадей — зацѣпило, видать.

— Прицѣлъ тотъ же! — кричитъ Соловьевъ. — Бронебойнымъ. По два патрона. Огонь!

Въ бронепоѣздѣ тоже не дурни попались. Уже далъ задній ходъ. Наши разрывы — тамъ, гдѣ онъ только что былъ. Однимъ снарядомъ вродѣ бы задѣло бронеплощадку. Но на то она и бронированная. Огонь, ударъ, дымъ, ​радостные​ крики батарейцевъ. А въ слѣдующую минуту хлещутъ ​отвѣтные​ снаряды по намъ. Земля взметывается, доски, какіе-то бочки, ​телѣжныя​ колеса, ​лошадиные​ трупы по небу летятъ. И пошла писать ивановская.

Подполковникъ Волховской вдругъ подходитъ ко мнѣ.

— Иванъ Аристарховичъ, а обозъ-то нашъ...

У меня ​сердце​ такъ и оборвалось. Правда что! Обозъ-то батальонный на той сторонѣ. Въ пылу драки полѣзли на станцію, совсѣмъ забыли про обозныхъ.

— Послать драгунъ, чтобы вывели по рѣкѣ ниже?

Василій Сергѣевичъ поднялъ подбородокъ. Рукой указалъ.

— Поздно.

Я посмотрѣлъ въ ту же сторону. А тамъ — тьма-тьмущая. Идутъ ​краснюки​, ​сѣрыя​ колонны. ​Красныя​ знамена тамъ и тутъ. Валятъ вдоль желѣзной дороги. Справа — на Завьялово, слѣва — на насъ.

— Во-онъ ихъ эшелонъ, — показываетъ Василій Сергѣевичъ. — ​Они​ подъ прикрытіемъ бронепоѣзда ​сгрузились​.

Ахъ, ты жъ, болваны мы болваны! Увлеклись боемъ — получите по загривку.

Дуэль между нашей батареей и бронепоѣздомъ только разгорѣлась. Соловьевъ, наконецъ, попадаетъ въ среднюю площадку. 

Бронепоѣздъ дымится. Его пушки замолкаютъ. Но и у насъ потери. Одну пушку фугасомъ перевернуло. Расчетъ, точно игрушечныхъ солдатиковъ, разметало. Двое или ​трое​ номеровъ выбито. Туда бѣгутъ санитары.

Вторая наша пушка еще огрызается. Но я вижу развитіе боя: уже капитанъ Соловьевъ кричитъ и машетъ коноводамъ и ѣздовымъ. Уже стараются вытянуть подбитое орудіе. Уже подводятъ лошадей, чтобы взять на передки обѣ пушки.

— Послѣдніе три снаряда, господинъ подполковникъ! — сообщаетъ Соловьевъ по телефону.

— Бей по бронепоѣзду, Володя!

Предпослѣднимъ, вторымъ снарядомъ головную башню сорвало. Тамъ начался пожаръ. Фигурки поѣздной команды прыгаютъ съ брони на землю. Но намъ-то отъ этого не легче. ​Пѣхотныя​ колонны приближаются, передняя разворачивается въ ​атакующія​ цѣпи.

— Не меньше полка полнаго состава! — говоритъ капитанъ ​Шишковъ​.

Глазъ у ​Шишкова​ наметанъ. Ему только глянуть — тутъ же точно знаетъ, какая сила претъ на насъ. Тысяча двѣсти красныхъ армейцевъ противъ ста пятидесяти измученныхъ переходами и боями добровольцевъ... Двѣнадцать сотенъ, по самому малому подсчету! Это по восемь-десять на каждаго изъ насъ.

А на той сторонѣ у Дондарчука - уже рѣзня. Трескъ пулеметовъ. Разрывы гранатъ. Клубы дыма. Добиваютъ нашъ обозъ съ ранеными.

— Господа, занять ​оборонительныя​ позиціи, — отдаетъ приказъ нашъ подполковникъ.

Лицо подполковника Волховскаго застыло. Въ такіе моменты что-то чуждое, отъ древнихъ варяговъ, отъ ливонскихъ рыцарей, отъ лѣсныхъ ​нападчиковъ​ проступаетъ въ чертахъ его. Глаза начинаютъ свѣтиться недобрымъ бѣлымъ блеклымъ огнемъ. Губы сжимаются. Кожа на скулахъ натягивается. Щетка усовъ топорщится.

— Вторая рота — у пакгаузовъ. Первая рота — въ серединѣ. Связистамъ не сходить съ телеграфа. Требовать поддержки! Третья рота... — подполковникъ окидываетъ взглядомъ позиціи, — Иванъ Аристарховичъ, отведи роту вдоль домовъ. Будешь прикрывать съ фланговъ. Драгуны съ тобой, укройтесь до поры до времени...

Вика ​Крестовскій​ съ корнетомъ ​Юрьевскимъ​ подлетѣли:

— Господинъ подполковникъ, дозвольте... обозъ... успѣемъ...

Василій Сергѣевичъ зорко взглядываетъ.

За рѣчонкой полыхаетъ. Стрѣльба вовсю. Отбивается обозъ никакъ. У насъ охотниковъ три десятка да драгуновъ осталось столько же. Общимъ счетомъ, шестьдесятъ сабель. А красныхъ — не меньше двухъ батальоновъ да еще артиллерія работаетъ.

— Отобьемъ хоть часть обоза, — старается перекричать разрывы ​Крестовскій​.

— Наша пѣхота безъ прикрытія, у пушкарей снарядовъ разъ-два и обчелся.

— Добудемъ снаряды! Вернемся тотчасъ...

Рѣшеніе подполковникъ принимаетъ быстро.

— Хорошо. Но если увидите, что невозможно спасти, не рискуйте!

Двѣ роты пѣхоты, всего семьдесятъ два человѣка, уже вступили въ бой. Пулеметы ​такаютъ​. Ружейный огонь ​всё​ ​гуще​, ​всё​ ​чаще​. 

Красныхъ нужно остановить.

Я свою третью роту, двадцать семь офицеровъ и юнкеровъ, отвожу въ ​станціонные​ ​проулочки​. Самъ вбѣгаю въ чей-то брошенный флигелекъ. Мнѣ подъ ноги бросается собачонка. Я отбрасываю ​её​ сапогомъ. Она визжитъ, обиженная, испуганная. Я быстро поднимаюсь на второй этажъ, оттуда — на чердакъ.

Съ чердака картина боя какъ на ладони. ​Красные​ остановлены нашимъ огнемъ. Залегли. Подтягиваютъ артиллерію. Бронепоѣздъ подаетъ признаки жизни. Неожиданно переноситъ огонь двухъ заднихъ орудій на Завьялово. Я всматриваюсь. Такъ и ​есть​: тамъ летятъ охотники съ драгунами. А по нимъ пальба изъ всего, что можетъ стрѣлять.

Метнулась наша кавалерія влѣво, потомъ вправо. Потомъ раздѣлилась на двѣ стаи. И въ уходъ! Нѣтъ, не добрались ​они​ до обозныхъ. Бронепоѣздъ красныхъ бьетъ по нимъ шрапнелью. ​Бурыя​ облачка зависли надъ всадниками. Стрекочутъ пулеметы.

Отошелъ Вика. Не ​все​ могутъ даже такіе удальцы, какъ его охотники.

Видимо, ​красные​ своимъ передали по телефону, что наша контръ-атака захлебнулась. Потому что опять поднялись ​Красныя​ цѣпи. Пошли на станцію. И со стороны Завьялова на нашу сторону желѣзной дороги стали переходить ихъ ​отдѣльныя​ роты.

Капитанъ ​Шишковъ​ съ Василіемъ Сергѣевичемъ встрѣчаютъ ихъ ЗАЛПОВЫМЪ огнемъ. Когда нѣтъ пушекъ и замолкаютъ ​пустые​ пулеметы, это ПОСЛѢДНЕЕ, что остается. Психологически залповый огонь дѣйствуетъ хорошо. Сорокъ винтовокъ остановятъ массу до батальона. Но это если патроновъ въ волю. А у насъ...

Вдругъ вижу, что дѣло въ Завьялове далеко не кончено. Оттуда опять доносится жаркая стрѣльба. Строчитъ пулеметъ. И ​Красныя​ роты, уже вродѣ бы пройдя ​село​, разворачиваются назадъ.

Тутъ снова вылетаютъ всадники. Это Вика ​Крестовскій​ съ корнетомъ ​Юрьевскимъ​ собрали своихъ башибузуковъ и кинулись снова въ атаку. Можетъ, получится на этотъ разъ? Однако бронепоѣздъ красныхъ не дремлетъ. Опять начинаетъ бить изъ всѣхъ своихъ пушекъ. Я въ свой ​Цейссъ​ вижу, какъ удачнымъ выстрѣломъ накрываетъ нѣсколькихъ нашихъ. Черезъ минуту-другую только лошади безъ сѣдоковъ мечутся по лугу отъ рѣчки до кустовъ.

Это проигранный бой. Я это чувствую. Мы безоружны. По пять-шесть патроновъ на винтовку — это только бѣжать и бѣжать. А мы вмѣсто этого втянулись въ драку.

Внизу, съ улочки врывается всадникъ. Это подпоручикъ Гребенщиковъ, ординарецъ Василія Сергѣевича.

— Господинъ штабсъ-капитанъ! Получена телеграмма. Съ узловой станціи къ намъ на подмогу идетъ бронепоѣздъ. Просятъ продержаться сорокъ минутъ.

Я скатываюсь внизъ.

— Господа! Нашъ чередъ!

Наше вступленіе было для красныхъ неожиданностью. Вдругъ откуда-то справа выбѣгаютъ ​Бѣлые​ и начинаютъ лупить по ихъ флангу. Большевики замѣшкались. Стали заворачивать цѣпи влѣво. А я съ чердака ​всё​ разсмотрѣлъ, какъ слѣдуетъ. Мы изъ ​вишенныхъ​ садовъ ведемъ ружейный огонь. Главное, что не видно, сколько насъ. Можетъ, полсотни, а можетъ и ​всѣ​ двѣсти.

Иногда мы пріостанавливаемъ перестрѣлку. Тогда слышно, какъ со стороны Завьялова ​всё​ еще трещатъ очереди. Не ​частыя​, но ​упорныя​. Словно кто-то даетъ намъ знать: господа, мы живы, мы бьемъ эту Красную нечисть!

​Красные​ попятились подъ прикрытіе бронепоѣзда. Потомъ вылетѣла ихъ кавалерія. Разсыпались лавой. Идутъ ровно, мощно, по ​тѣмъ​ же ​выпасамъ​, по лугу. Надвигаются на насъ тучей несмѣтной. Одновременно съ ихъ бронепоѣзда садятъ и садятъ по станціи. То фугасами, то картечью.

Но нашъ Офицерскій батальонъ знаетъ, какъ лаву останавливать. Этому мы выучились еще въ степяхъ на Кубани. Какъ на ученіяхъ, выходятъ офицеры на ровную площадку, выстраиваются въ карѣ. Въ это время наши ​батарейцы​ выпускаютъ послѣдній фугасный снарядъ. Онъ рвется прямо около передняго паровоза. И бронепоѣздъ начинаетъ отползать. Теперь у нихъ прицѣлы сбиты. А мы ждемъ Красныхъ конниковъ.

— Прямой наводкой! По кавалеріи слѣва! На картечь! — командуетъ Соловьевъ.

Прислуга работаетъ какъ часы. Орудіе поворачиваютъ. Прицѣлъ больше роли не играетъ. ​Чѣмъ​ ниже разрывъ шрапнели, ​тѣмъ​ сильнѣе потери.

— Огонь!

Выстрѣлъ пушки повторился эхомъ. Это ​ротныя​ и ​взводныя​ отдаютъ приказъ:

— Пли!

​Всѣ​ восемьдесятъ винтовокъ вразъ ахнули. Красная лава словно наткнулась на стѣну. Вздыбились кони, перевернулась тачанка. Падаютъ люди. Кони топчутъ своихъ же, раненыхъ и убитыхъ.

Поручикъ ​Гроссе​ ближній ко мнѣ. Онъ стрѣляетъ въ позиціи “съ колѣна”, какъ и двадцать другихъ офицеровъ и юнкеровъ дальше, за нимъ. Позади его крупный подпоручикъ ​Яблонскій​. Онъ стоитъ, широко разставивъ ноги. Винтовка въ его большихъ рукахъ, будто игрушечная. Онъ легко передергиваетъ затворъ.

— По кавалеріи... Пли!

Второй залпъ.

И тутъ же Соловьевъ:

— Два патрона! Огонь!

Конница глотаетъ свинецъ. Падаютъ лошади. ​Онѣ​ ржутъ и плачутъ. Кричатъ люди. Что кричатъ, никому не понятно. Тѣ, кто еще въ сѣдлахъ, бьютъ по нашему карѣ изъ карабиновъ. Другіе пытаются вскарабкаться на лошадей, цѣпляются за сѣдельную ​луку​...

— По кавалеріи... Пли!

Третій залпъ.

Выдержка, желѣзная воля, ГОТОВНОСТЬ ПРИНЯТЬ СМЕРТЬ — вотъ изъ чего складывается побѣда въ этомъ бою. Когда жуткая визжащая лава, съ обнаженными клинками, съ пиками и карабинами рвется впередъ. Когда отъ визга и ​улюлюканія​ стынетъ кровь. Только выдержка и безпредѣльная ​вѣра​!..

Позади раздается гудокъ. Это нашъ бронепоѣздъ. Если его можно такъ назвать. Впереди паровозъ съ подвѣшенными броневыми листами. Нѣсколько платформъ, ​заваленныя​ старыми шпалами и мѣшками съ пескомъ. На нихъ пулеметы и двѣ или три ​трехдюймовыя​ пушки.

Мы такой родъ вооруженій называемъ “мѣшочники”.

— По кавалеріи...

Мы бьемъ теперь уже безъ команды. Разстрѣливая послѣдніе одинъ-два патрона. Потому что видимъ, какъ съ “мѣшочника” стрекочутъ пулеметы, какъ безпрерывно выпускаетъ снаряды то одна пушка, то другая, то третья. Мы смѣемся.

— Браво! Дай-ка имъ, мѣшочникъ!

Пушки на платформахъ словно соревнуются, кто больше выпуститъ снарядовъ. ​Красные​ бѣгутъ. Ихъ бронепоѣздъ еще дѣлаетъ одинъ выстрѣлъ. Но снарядъ разрывается на пространствѣ между нами и ихъ отброшенной кавалеріей.

Солдаты съ “мѣшочника” сбрасываютъ намъ ​патронные​ ящики. Тутъ и ленты для нашихъ двухъ “​

Льюисовъ

​” и двухъ “Максимовъ”, тутъ и патроны для винтовокъ.

Мы идемъ впередъ. Слѣва, за рѣкой, опять вылетаетъ конница. Но это — снова башибузуки ​Крестовскаго​. Мы видимъ его ​самого​, на бѣломъ жеребцѣ, съ саблей.

Я бѣгу рядомъ съ платформой “мѣшочника”. Артиллерійскій штабсъ-капитанъ высовывается поверхъ мѣшковъ.

— Подойдите какъ можно ближе къ рѣкѣ! — кричу я. — Мостъ взорванъ. За рѣкой нашъ обозъ... Конница — наша развѣдка, пытается ихъ отбить...

Онъ всматривается впередъ. Потомъ киваетъ. Онъ ​всё​ понялъ.

Трехдюймовки “мѣшочника” не умолкаютъ ни на мигъ. Бьютъ и бьютъ. Грохотъ стоитъ жуткій. На той сторонѣ разрывы стѣной.

...Одного унтера изъ обоза мы вылавливаемъ на излучинѣ рѣки, чуть ниже мосточка. Онъ до послѣдняго цѣплялся за деревянную калитку. Бинты въ рѣкѣ размотались и тянулись бѣлыми волосами. Кровь изъ ранъ вымыта водой. Глаза его ​безсмыслены​. Онъ даже не сразу понимаетъ, что это мы, что онъ снова въ батальонѣ.

Кто-то даетъ ему водки. Точнѣе, вливаетъ въ ​полусомкнутыя​ губы. Унтеръ дѣлаетъ глотокъ. Онъ еще не понимаетъ, что за теплая, горькая влага втекаетъ въ него. Потомъ онъ глотаетъ водку. Вздрагиваетъ.

Спустя два часа, онъ досказываетъ то, что увидѣли наши охотники, когда ворвались въ Завьялово. Разсказываетъ, какъ ротмистръ Дондурчукъ собралъ всѣхъ, кто можетъ держать оружіе въ рукахъ. ​Раненые​, ​калечные​, безногій юнкеръ и тотъ взялъ винтовку: а я изъ положенія “лежа”, господа! И стали отбиваться. Какъ накрыли ихъ ​Красные​ залпомъ пушекъ и бомбометовъ. Потомъ пошли добивать...

— А его высокоблагородіе самъ за пулеметъ. Разъ — и скосилъ первую шеренгу. Вы отсюда по нимъ. Мы ​—​ оттуда. ​Они​ насъ ​бонбами​. Всѣхъ раненыхъ въ мѣсиво. Чисто въ мѣсиво... А его ​высокоблагородь​ пулеметъ перетянетъ въ другое мѣсто — да опять по нимъ. ​Они​, ​значитца​, обратно идутъ. А онъ имъ кричитъ: “водочки покушать, прошу”, ​значитца​, “водочки покушать!..”

Останки Дондурчука мы собрали по частямъ. Онъ былъ исколотъ штыками. Потомъ изрубленъ саблями. Рядомъ искореженный валялся “​Льюисъ​”.

Изъ обозныхъ спаслось только человѣкъ пять-шесть, въ томъ числѣ и полковникъ ​Саввичъ​, котораго оглушило разрывомъ, а ​Красные​ рѣшили было, что онъ мертвъ. Да вотъ этотъ унтеръ, котораго взрывомъ бомбы отбросило ажъ въ ​рѣку​. А потомъ онъ увидѣлъ себя въ рѣкѣ, цѣпляющимся за какую-то дощатую дверцу.

— ​Они​ насъ ​бонбами​. Всѣхъ, ужасъ какой, Господи помилуй!.. И ​дохтура​, и ​фершала​ Анисима Петровича, и санитаровъ, и ​сестреночекъ​ обоихъ. Чисто въ мѣсиво! А его ​высокоблагородь​ убѣжалъ въ кусты. Спрятался, ​значитца​... Только вы зачали изъ пушекъ по бронепоѣзду, да только ​они​ туда — онъ опять, ​значитца​: “А водочки-то покушать, ​ссукины​ дѣти!” И изъ пулемета имъ взадъ очередью. Такъ дюжины двѣ ​товарищевъ​ и покосилъ. Охъ, и удалой былъ! Ой, удалой!..

Теперь только мы поняли, кто не давай покоя Краснымъ. Имъ бы развернуть ​всѣ​ свои батальоны да ударить по станціи. Но сидѣлъ въ тылу безумный ротмистръ Дондурчукъ и поливалъ ихъ изъ пулемета. Вотъ что заставляло ихъ раздѣлить колонны. Вотъ кому мы обязаны ​тѣмъ​, что мы живы...

Прим.: Изъ этого чисто русскаго описаннаго опыта можно научиться по крайней мѣрѣ двумъ важнымъ вещамъ: не бояться смерти и — стоять всегда до конца.

И поразительный выходъ изъ безнадежнаго состоянія ... ЗАЛПЫ.

Когда врагъ видитъ передъ собой соборную личность - людей единыхъ, объединенныхъ братствомъ, какъ одно цѣлое и ничего не боящихся, стоящихъ другъ за друга - онъ приходитъ въ трепетъ - его охватываетъ ужасъ и безсиліе грѣха. Потому то ​русскіе​ выигрывали ​всѣ​ битвы всегда и страшнѣе всего для враговъ была безстрашная, стремительная русская атака, плечомъ къ плечу, нога въ ногу въ единомъ порывѣ устремленія, когда подъ ногами дрожитъ земля. Залпъ, для Бѣлыхъ былъ самымъ послѣднимъ средствомъ, когда уже терять было нечего. Въ залпѣ врагъ слышалъ одну общую несгибаемую русскую рѣшимость, которую сломить невозможно никому и никогда. Стройный залпъ показывалъ наступающимъ ордамъ, что ​эти​ будутъ стоять до конца - ​они​ не побѣгутъ спасать каждый самъ себя. ​Красные​ же были просто пушечнымъ комиссарскимъ мясомъ, разрозненными атомами, каждый самъ за себя, лишь бы выжить и выйти сухимъ изъ боя.