А. Швецовъ — "Горькая новь" Часть I
Такъ и молотили по всей зимѣ до самой св. Пасхи, а нѣкоторые даже не успѣвали измолачивать, и на пашняхъ по всему лѣту до слѣдующей зимы стояли скирды сноповъ. До большевицкой Революціи и машинами молотили хлѣбъ зимой. Сваживали домой всѣ снопы разнаго хлѣба, клали его въ такіе же клади, какъ въ полѣ, подвозили по частямъ и устанавливали молотилки, объединялись въ своеобразный кооперативъ, и по нѣскольку сутокъ шелъ гулъ съ непроглядной пылью по всему селу. Не много позднѣе стали молотить и осенью до снѣговъ въ полѣ. Такъ дѣлали на степи – молотили сразу послѣ уборки въ ригахъ, то – есть большихъ крытыхъ наглухо соломой сараяхъ, которые, какъ крѣпости, стояли на поляхъ. Но степныя села нельзя сравнивать съ Тележихой, тамъ и природныя условія другіе и молотилокъ больше, да и сѣяли многіе по сто десятинъ, а самое малое, при двухъ - трехъ лошадяхъ, разныхъ культуръ засѣвали пять – восемь десятинъ. Интересная есть запись въ книгѣ «Горбатый медвѣдь» Е. Пермяка. «Отъ Татарска до Славгорода селенія рѣдки, деревянныхъ домовъ мало, больше саманные, церквей совсѣмъ не видно, зато вѣтряныхъ мельницъ, какъ ни гдѣ, по пять десять мельницъ возлѣ маленькой деревеньки и не стоятъ, а машутъ крыльями, значитъ есть, что молоть, да и вообще видно, что хлѣбъ здѣсь ѣдятъ, не оглядываясь».
Это говоритъ о томъ, что кто сѣялъ хлѣбъ, у того онъ былъ. Разница въ томъ – у кого больше, а у кого меньше. Зависѣло это отъ матеріальной мощности хозяйства. Въ Тележихе саманныхъ домовъ не было, хоть въ одну комнату безъ сѣней, хоть въ три, хоть двухъэтажный, а всѣ были деревянные, такъ какъ кругомъ лѣсъ. Мельницы были не вѣтряные, а водяные и всѣ они тоже крутили своими колесами день и ночь. Значитъ, было, что молоть. Сѣяли богатые, сѣяли и бѣдные, сѣялъ хозяинъ десятину и своему батраку, который черезъ два – три года имѣлъ уже хоть не большое, но свое хозяйство. Не сѣяли нѣкоторые нанятые пришлые мастеровые, они такъ говорили: я заплотничаю, я загончарничаю, я закую. И дѣйствительно, они получали плату хлѣбомъ или деньгами.
Вѣдь сплошное вранье (въ совецкихъ газетахъ - прим.), что хлѣбъ былъ въ Россіи только у богатыхъ да кулаковъ. Это повторяетъ тотъ, кто не знаетъ деревни, тамъ не только не живалъ, а даже не бывалъ. Или говоритъ тотъ, кто подпѣваетъ этому вранью, стараясь нажить себѣ политическій капиталъ. Были такіе и раньше, есть они и сейчасъ, будутъ и потомъ. Я здѣсь перечислю, къ примѣру, нѣсколько Тележихинскихъ хозяйствъ, всѣ они не богачи, а средніе или даже ниже среднихъ: Лубягинъ Дементій, Добрыгинъ Прокопій, Печенкинъ Гордей, Уфимцевъ Петръ, Загайновъ Николай, Черноталовъ Аѳанасій, Швецовъ Николай, Хомутовъ Дмитрій, Поповъ Иванъ, и около двухсотъ другихъ. Всѣ они всегда имѣли годовой запасъ, а то и болѣе для прокормленія семьи, и на посѣвъ, и только въ годы какихъ - то стихій прикупали. Многіе возили продавать хлѣбъ на базары въ Солонешное или Черный Ануй. Разумѣется, запасы не такіе, какъ у Зуева Николая, Печенкина Меркурія, Деревнина Петра, Колесникова Игнатія, Белькова Василія, которые ежегодно сотнями пудовъ разнаго зерна перелопачивали въ своихъ амбарахъ и выносили его сушить на солнцѣ. Перечислю и считавшихся бѣдняками: Решѣтовъ Андрей, Кочегаровъ Ѳедотъ, Хвостанцевъ Иванъ, Поспеловъ Сергѣй, Черноталовъ Василій, Дикихъ Иванъ, Загайновъ Ѳедоръ, Загайновъ Михаилъ, Шмаковъ Демьянъ, Доможировъ Михаилъ, Тимоѳеевъ Иванъ и десятки другихъ. Всѣ они не безлошадные, хоть понемногу, но сѣяли и ѣли свой хлѣбъ, пусть на открытомъ току молоченный, не подсѣянный, черный, но свой. Были въ селѣ и лодыри, которые въ годы Совѣтской власти оказались при должностяхъ, порой и высокихъ. Кобяковъ Дмитрій, Крапивкинъ Сергѣй, Сидоровъ Аѳонасій, Загайновъ Агаѳонъ, Лунинъ Кириллъ, Зубовы Ѳедоръ и Фадѣй. Жили они въ качествѣ приживальщиковъ у братьевъ или родителей, отъ работы устранялись, часто пили, гуляли да рѣзались въ карты. Временами они куда – то уѣзжали, Потомъ опять появлялись. И только Совѣтская власть дала имъ развернуться...
***
Свой порядокъ былъ установленъ и хозяйками въ приготовленіи пищи, придерживались чередованія кушаній изъ различныхъ блюдъ въ разные дни. Не у всѣхъ одинаково, а по достатку. Скотъ былъ во всѣхъ хозяйствахъ. Глубокой осенью, по морозу каждый рѣзалъ, предназначенную на питаніе животину. Всё заготовленное мясо за зиму съѣдалось, хотя и кушали его не каждый день. Строго соблюдались два постныхъ дня въ недѣлю: среда и пятница. Не употребляли скоромное и въ Великій Постъ отъ Масленицы до св. Пасхи и въ филипповки отъ заговенія до Рождества. Въ посты кушать было что. Матушка – природа давала свои дары только бери – не лѣнись. Тутъ тебѣ ягоды и грибы, колба, батунъ, ревень, слизунъ. Каждый имѣлъ при своей усадьбѣ огородъ, овощей садили много, садили и на пашняхъ тамъ же сѣяли и горохъ, который размалывали и изъ муки дѣлали кисели, изъ семени конопли и льна получали масло. Кто работалъ, у того было всё. А большинство нашихъ отцовъ и дѣдовъ работали, если было нужно, день и ночь, не по часамъ, какъ въ наши дни. Много работали много и ѣли.
Рядомъ съ домами были выкопаны погреба, рѣдко одинъ, больше два. Въ одномъ хранили овощи и картошку, въ другомъ солонина. Если хранить всё въ одномъ погребѣ, то вкусовыя качества продуктовъ портятся. Лѣтомъ въ погреба ставили трехъ - пяти ведерные логуны съ квасомъ, топленое масло, разные молочные продукты и пр.
Женщины хозяйки были большія выдумщицы, вся забота о приготовленіи питанія для семьи лежала на ихъ плечахъ, знали они въ этомъ толкъ. Опытъ кулинарнаго мастерства передавался изъ поколѣнія въ поколѣніе. Въ каждой избѣ была большая глинобитная русская печь, въ небольшихъ избушкахъ она занимала четвертую часть комнаты. Эта печь служила не только для отопленія жилья, на ней грѣлись, спали и лѣчились. Длинна печи была отъ полутора до двухъ съ половиной метровъ, протапливалась, какъ правило, по утрамъ одинъ разъ въ сутки. Чтобы протопить складывали въ нее пятнадцать двадцать полѣньевъ, вотъ въ ней – то всё пекли, варили, жарили и парили. Хлѣбъ выпекался ежедневно. Обычно тѣсто заводили въ ведерной деревянной посудинѣ. Заводили съ вечера на дрожжахъ или опарѣ. Хозяйка не разъ вставала ночью и перемѣшивала его, а утромъ раскатывала на большія доски – столешницы. Для средней семьи въ шесть/ семь человѣкъ раскатывалось восемь /десять калачей, до 5-ти булокъ да нѣсколькихъ разныхъ пироговъ. Были семьи и по 15-ть человѣкъ, гдѣ приходилось стряпать два раза въ день. Какъ правило, каждый день меню было разное. Оно зависѣло отъ времени года и соблюденіемъ постныхъ дней. Пекли пироги съ ягодами, картошкой, колбой, рыбой, грибами, капустой – это въ постные дни, а въ скоромные пекли съ мясомъ, творогомъ и т.п. Въ праздничные дни стряпали шаньги, блины, варенчики – всё это на топленомъ маслѣ. А какіе вкусные выпекались на яйцахъ каральки!
Въ зажиточныхъ крестьянскихъ домахъ кухня была въ нижнихъ этажахъ, къ ней примыкала кладовая и погребъ. Кухонная посуда была въ основномъ гончарная. Для варки щей, каши были горшки, для молока имѣлись десятками и даже сотнями кринки, для сметаны и масла были спеціальные большого размѣра колыванки, для выпечки яицъ, творожницъ, картовницъ были глубокіе сковороды. Для варки сусла, пива, кваса у каждой хозяйки имѣлись ведерные гончарные емкости – корчаги.
Послѣ выпечки хлѣба въ печку ставились вариться разнаго размѣра чугуны и горшки со щами и мясомъ, картошкой, квашеной капустой и лукомъ. Варилась и каша изъ ободраннаго ячменя на квасу, которую кушали со сметаной \называли толстые щи\. Были и постные щи съ грибами, пшеномъ, картофелемъ, приправленные растительнымъ масломъ, а иногда толченымъ коноплянымъ сѣменемъ, отцеженномъ отъ шелухи. Борщи у насъ не варили совсѣмъ и лукъ не поджаривали. Щи томленые въ русской печи имѣли особый вкусъ и ароматъ, какихъ теперь ни на какой плитѣ не сваришь. Кромѣ щей и разныхъ кашъ въ печи пеклись яичницы, лапшенники, картовницы, творожницы – всё это приправлялось яйцами, сметаной масломъ. Въ большихъ сковородахъ пропекалось, подрумянивалось, и было горячее до самого вечера. Зимой и лѣтомъ въ молостные дни въ большихъ чугунахъ готовилось жаркое. Въ жаровни закладывался цѣлый поросенокъ \ососокъ\ или нарубленные куски баранины, или скотскаго мяса. А во время тяжелыхъ полевыхъ работъ рѣзали пѣтуховъ гусей и утокъ и изъ птичьяго мяса готовили разныя блюда. Да развѣ можно перечислить всё то, что кушали до прихода Совѣтской власти. О прежнемъ питаніи сейчасъ уже мало кто имѣетъ представленіе... Готовили наши бабушки, и матери не лѣнились, мастерицы на это были, да и было изъ чего. Не бѣгали съ сумками и не стояли въ очередяхъ.
***
По воскресеніямъ вся молодежь для игръ собирались въ своихъ краяхъ. У взрослой молодежи свои игры, у насъ свои. Взрослые парни и дѣвушки съ Пасхи и до глубокой осени собирались на полянки, которыхъ въ селѣ было три. Одна изъ нихъ была на горкѣ возлѣ кладбища, вторая на горкѣ, отъ старой сборни, въ сторону Будачихи. Третья полянка была въ нижнемъ краю. Подростками мы любовались ихъ играми, я и сейчасъ помню ребятъ и дѣвушекъ, собиравшихся на этѣ полянки. Дѣвушки, какъ правило, разодѣты въ разноцвѣтные кашемировые платья и цвѣтастые платки, съ шелковыми лентами въ косахъ, съ кольцами чуть не на всѣхъ пальцахъ. Какъ на подборъ всѣ кровь съ молокомъ, въ обѣ щеки румянецъ. Мы очень завидовали ребятамъ, какъ они цѣловали тѣхъ красавицъ, но черезъ нѣсколько лѣтъ подросли не хуже и на нашу долю. И были игры. Въ любой игрѣ безъ цѣлованія въ сахарныя уста не обходилось, и дѣвки больше любили сами цѣловать ребятъ. Въ ненастные дни мы собирались на крыльцо артельной лавки. Любо и пріятно было смотрѣть издали на всю эту молодую, пышущую здоровьемъ, жизнерадостную, розовощекую ватагу, на которой всё какъ бы горѣло, переливалось, искрилось. Что ни одежина, то и свой цвѣтъ. Но такъ одѣвались не всё, были и въ ситцевинѣ. Во всѣхъ играхъ обязательной была гармоника. Любили дѣвушки плясать и пѣть подъ гармонь, такъ и ходили за гармонистами. Но въ подросшемъ нашемъ поколѣніи гармошекъ было уже нѣсколько, въ томъ числѣ и у меня, и игралъ я на ней хлестко, и дѣвки тоже ходили за мной. Въ зимнее время нѣсколько ребятъ складывались и откупали у кого – либо изъ бѣдняковъ комнату подъ игрище.
Такое же было веселье у молодежи и въ нижнемъ краю. Ребята и дѣвчата съ одного края въ другой зачастую на полянки ходили въ гости. Ссоры и драки между парнями были рѣдкими. Болѣе зажиточные на своихъ запряженныхъ въ кошевки сытыхъ красивыхъ лошадяхъ, съ перевязанными лентами хвостами, въ збруѣ подъ наборомъ, катали дѣвчатъ, завозили къ себѣ домой пить чай. Дѣлалось это по согласію съ матерью съ цѣлью высмотрѣть невѣсту. А какъ весело проводили всю недѣлю Масленицы! Заранѣе кормили верховыхъ лошадей, украшали ихъ гривы и хвосты разноцвѣтными лентами. Начиная съ пятницы верхами на засѣдланныхъ катались по улицамъ по всему дню, и парни и дѣвчата. Пьянства среди молодежи никакого не было...
СВАДЬБЫ (продолж.)
Въ старые времена въ большинствѣ случаевъ такъ и было, въ своемъ ли селѣ или изъ другихъ деревень приходили или пріѣзжали сваты – родители. Иногда родственники и спеціальные свахи безъ жениха, знакомились съ родителями невѣсты, высматривали и дѣвку, и если она имъ понравится, то начинали разговоръ о сватовствѣ. Женихъ съ невѣстой не рѣдко не знали другъ друга, Были и такіе случаи, что женихъ былъ или хромой, или кривой, или заика, ну однимъ словомъ рожа, безобразнѣй некуда. Но родители были первые богачи не только въ своемъ селѣ, но и во всей волости. Съ такими каждому было лестно породниться. Родительская воля была законъ, перечить не осмѣливались – проклянутъ. Насильно выдавали за не милаго и приговаривали, что съ лица воду не пить, стерпится – слюбится. Но когда скрывать было нечего, пріѣзжали свататься съ женихомъ. У всѣхъ было принято, сватать даже въ сосѣдній дворъ ѣхали на красиво убранныхъ лошадяхъ. Сами тоже одѣвались въ лучшія одежды, какъ въ самый большой праздникъ. Если не было хорошаго своего, то для такихъ случаевъ брали у родственниковъ или сосѣдей. Особенно оказывали такую помощь лошадьми съ самой лучшей упряжью.
Вотъ подкатываютъ на парѣ вороныхъ къ дому невѣсты. Отецъ или дядя жениха распахиваетъ ворота и въѣзжаетъ эта пара въ ограду. На козлахъ правитъ женихъ, сзади сидитъ мать или тетя. Идутъ въ комнату – впереди отецъ, за нимъ сынъ и замыкающей мать. Переступая порогъ въ сѣни, всѣ перекрестятся. Хозяева уже знаютъ, что это сваты, встрѣчать не идутъ, невѣста уходитъ въ другую комнату. Заходятъ сваты съ женихомъ, пройдутъ подальше полатей, помолятся на иконы и привѣтствуютъ хозяевъ: «Ночевали здорово всѣ крещеные, хозяинъ, хозяюшка съ дѣтками» Хозяинъ отвѣчаетъ: «Милости просимъ, садитесь на лавочку, гостями будете». Послѣ этой церемоніи сваты садятся, и начинается между ними разговоръ самобытныхъ, порой не грамотныхъ, и по - своему хитроватыхъ людей. Всё – то у нихъ продумано и ко всякому долу прилажено. Въ разговорѣ масса иносказаній. За словомъ въ карманъ не лѣзли и не впопадъ отвѣта не давали. Естественно сваты всё знали о родителяхъ невѣсты. Такъ вотъ, - смотритъ въ упоръ на хозяевъ отецъ жениха и продолжаетъ: - Добрая слава по міру шла и до насъ дошла. Будто бы летала поднебесью лебедь бѣлая полногрудая. Узорилъ эту красавицу нашъ ясенъ соколъ Агаѳонъ Фотеевичъ. Метнулся онъ въ высь стрѣлой, да не смогъ поймать той лебедушки. Закогтила она ему ретивое сердечушко, шибко ему полюбилася. А скрылась она вотъ въ этой вашей хороминѣ. Покажите намъ её, мы хотѣли бы сосватать, раскрасавицу. А Васъ Пахомъ Сидоровичъ и Лукерья Кирьяновна слезно просимъ ихъ благословить». Женихъ сидѣлъ не шевелясь и, казалось, не дышалъ. Дѣвку онъ зналъ, она ему очень нравилась, и былъ увѣренъ, что она согласна будетъ пойти за него замужъ, ждалъ только отвѣта ея родителей. Не извѣстно, что у нихъ на умѣ. Переглянулись между собой хозяева, въ ихъ глазахъ читалось молчаливое согласіе, сватовъ они знали, какъ людей хорошихъ, работящихъ, съ крѣпкимъ хозяйствомъ, но нельзя же сразу сказать, что согласны. Положено поотнекиваться, высказать какіе – то причины, пусть и маловажныя.
Почесавъ своей пятерней затылокъ, хозяинъ изрекаетъ: - Какая она невѣста, молода еще, да и парень вашъ тоже не остарокъ, пусть еще погуляетъ. Заговорила мать жениха – Ѳекла Ѳерапонтова: - Вотъ и хорошо Пахомъ Сидоровичъ, что они не остарки, давайте оженимъ ихъ, слюбятся смолоду. Вѣдь мы съ тобой Лукерья Кирьяновна тоже не по семнадцатому годку вылетѣли за своихъ – то соколовъ и, слава Богу, живемъ развѣ плохо, въ примѣръ дѣтямъ и сосѣдямъ. Ни чѣмъ не обидимъ вашу дочь. Агафоша у насъ парень не балованный смиренный. Надо спросить невѣсту, что она скажетъ, покличь ее, отецъ. Съ намазанными коровьимъ масломъ волосами, съ раскраснѣвшимся лицомъ, въ три ряда на шеѣ бусъ, съ кольцами на всѣхъ пальцахъ, не много веснушчатая, полная, приземистая, симпатичная, вышла къ сватамъ невѣста, низко поклонилась, сѣла возлѣ матери, украдкой взглянула на жениха, ея сердце словно выскочить и улетѣть хочетъ. Пойдешь ли ты, Секлѣтья Пахомовна, за нашего Агафошу, нравиться ли онъ тебѣ? спросилъ отецъ жениха. Еще больше покраснѣла невѣста.
- Ну, скажи, чего молчишь, если не согласна, такъ и скажи.
- Если тятя съ мамой отдадутъ, такъ я согласна, - и сразу же разрыдалась. Значитъ, сватовство состоялось. Женихъ съ невѣстой уходятъ во вторую комнату. Отецъ жениха вынимаетъ бутылку водки, а мать, привезенную закуску и ставятъ всё на столъ. Хозяева приглашаютъ сватовъ за столъ и за выпивкой начинаются, такъ называемыя, заручины. Между отцами пойдетъ торгъ. Подвыпивъ Пахомъ Сидоровичъ запросилъ за дочь двѣсти рублей и сталъ расхваливать её. Золото, молъ, дѣвка, всё умѣетъ дѣлать – и коситъ, и жнетъ, и моетъ, и стираетъ, такую поискать.
Прим.: Авторъ этой повѣсти Шевцовъ сравниваетъ двѣ эпохи, которыя онъ засталъ въ своей жизни. 60 лѣтъ онъ прожилъ въ Совкѣ, но юность его прошла въ Россіи Царской. Его печальный разсказъ состоитъ въ томъ, что онъ показываетъ самымъ подробнымъ образомъ, что сталось съ деревней при коммунистахъ...какъ она пала, оскудѣла и обезлюдѣла въ сравненіи съ прежней жизнью. Самое печальное, что жители тѣхъ мѣстъ поддержали въ свое время большевиковъ и въ своемъ большинствѣ воевали за Совѣтскую власть, повѣривъ всѣмъ посуламъ лихоимцевъ.
Оставить комментарий