В. Черванинъ о звѣрѣ багряномъ С. С. С. Р.
"Лето 1930 года в СССР было тревожное. Неудачный эксперимент пятилетки
резко сказывался. Продуктов становилось все меньше, даже в Москве,
снабжавшейся вне всякой очереди. Из продажи исчезали все необходимые для
жизни предметы: сегодня галоши, завтра мыло, папиросы; совершенно
исчезла бумага. В булочных не было хлеба, но
разукрашенные торты, по очень высокой цене, красовались во всех витринах
кондитерских. Купить белье и обувь было немыслимо, но можно было
приобрести шелковый галстук и шляпу. В гастрономических магазинах были
только икра, шампанское и дорогие вина. Голодный обыватель все злей
смеялся над результатами «плана»; рабочие же обнаруживали недовольство
иногда резко и открыто. Нужны были срочные объяснения.
Казенное
толкование голода и все растущей нищеты было такое: недостаток
продовольствия и предметов широкого потребления — результат роста
платежеспособности и спроса широких масс трудящихся; повышение
культурного уровня рабочих и бедняцко-середняцких масс крестьянства. Это
на все лады повторялось казенной печатью и разъяснялось рабочим.
Называлось это — «трудности роста».
Вопреки очевидности большевики
упорно твердили, что выполнение пятилетки идет блестяще, гораздо
быстрее, чем предполагалось; полагалось, что количество вырабатываемых
товаров сказочно быстро растет во всех областях промышленности, и именно
этим необыкновенным успехом объясняются эти «трудности роста». Но
объяснения эти могли казаться убедительными только заезжим иностранцам
или заграничным читателям большевистских газет.
Так, официально
сообщалось, что хлопка, сахарной свеклы и других культур выработано в
1930 году вдвое больше, чем в довоенное время, между тем в продаже не
было хлопчатобумажных тканей, а сахар был величайшей редкостью и
драгоценностью. Особенно щедро обещалось увеличение производства всех
жизненных благ в 1930–1931 годах.
В тех же газетах наряду с
победными хвастливыми статьями печатались, однако, самые мрачные
сообщения о «прорывах» на всех фронтах: угольном, металлургическом,
лесном, резиновом, химическом, обувном и т. д. Объяснялись прорывы злой
волей-вредительством отдельных специалистов, кознями чуждых элементов,
бюрократизмом старорежимных чиновников.
Больным местом стали очереди,
которые выстраивались всюду, где еще что-нибудь продавалось, и
растягивались на целые кварталы. В поисках козлов отпущения ГПУ
распустило слух, подхваченный всеми газетами, о грандиозных
злоупотреблениях с заборными книжками, то есть карточками, по которым
производится выдача продуктов. Масса управдомов Москвы и Петербурга были
арестованы в августе 1930 года, но продуктов от этого больше не стало,
беспорядок в управлении домами сделался удручающим, и — редчайшее
явление в практике ГПУ — большинство управдомов было выпущено.
Острый
недостаток мяса объяснялся «невыполнением директив XVI партсъезда»,
вредительством ветеринаров, якобы делавших свиньям отравленные прививки,
и пр.
О недостатке овощей ежедневно печатались статьи и заметки с
кричащими заголовками: «Овощные безобразия», «Овощи гибнут по вине
заготовителей», «Кто тормозит снабжение овощами?», «К ответственности за
антисанитарное хранение овощей и заготовку пищепродуктов» и т. д.
Действительно, овощей не хватало в августе, когда, казалось бы, все
огороды должны были быть... полны ими. Но газеты не упоминали, что
весной этого года все более или менее значительные огороды были отобраны
у «частников»; кооперативные же артели и прочие новые организации,
сформированные по приказу и принуждению, с делом справиться не могли.
В
рыбной промышленности положение было катастрофическое. Не было ни
людей, ни орудий лова, ни судов, ни материалов. И вопреки всему этому,
партийные и правительственные органы резко увеличивали планы лова, чем
окончательно срывали возможность сколько-нибудь удовлетворительного
выполнения задания. Рецепты, которыми предлагалось исправлять положение, были поистине большевистские.
Для
выполнения плана строительства «Известия», от 11 августа,
рекомендовали: усилить самокритику, соцсоревнование и ударничество,
оживить партийную и профессиональную работу. В это время не хватало
буквально всех строительных материалов, а гвоздей, стекол, леса, цемента
и железа не могли достать крупнейшие организации.
Во всех
передовицах всех газет рекомендуется при всех обстоятельствах принимать
следующие главные меры: «драться за всемерное развертывание встречного
промфинплана», «развивать соцсоревнование и ударничество», а также
«сквозные бригады», «оперативно-плановые» «группы», «рационализаторские
бригады», «налеты легкой кавалерии» и проч., до бесконечности.
Под этими мерами, предлагаемыми правительством и бойкими газетчиками, скрывалось, в сущности, следующее.
«Ударничество», то есть сверхурочные работы голодных, истощенных людей.
«Встречный
план», то есть безответственное увеличение заданий, и без того
невыполнимых из-за недостатка рабочей силы и отсутствия необходимых
материалов для лова и обработки рыбы.
«Бригады», «кавалерии» и
проч. — такое же безответственное вмешательство вдело абсолютно
невежественных, но крайне самоуверенных комсомольцев, которые сами не
работают, но занимаются «самокритикой», падающей на тех, кто бьется в
самых тяжких затруднениях.
Кроме этих фраз принимались и другие меры,
которые вели к еще большему развалу промышленности. Это были аресты
специалистов всех рангов и категорий, во всех отраслях промышленности,
на «местах», в провинции и в центре. Аресты велись такими темпами, что
казалось несомненным, что ГПУ решило выполнить свою пятилетку тоже
ударными темпами, в два года, и что кто-то там выдвигал свой встречный
план, который осуществляется без задержек, насколько хватало тюрем.
Газеты
об арестах извещали редко, но все знали, что за заголовками «Кто
тормозит снабжение овощами?», «Что дремлет прокуратура?» и проч.
скрываются ежедневные аресты десятков и сотен людей...
Арестованы
были все сколько-нибудь значительные электрики, химики, историки,
специалисты по резине, агрономии, почвоведению и проч. В августе был
арестован почти весь Госплан во главе с первым заместителем председателя
проф. Осадчим, который в шахтинском процессе выступал в качестве
общественного обвинителя.
Таким образом, к осени 1930 года, то
есть к концу второго года пятилетки, страна была доведена до такого
недостатка всех предметов потребления, людской силы и всего
необходимого, что не только нельзя было развивать строительство, но и
вообще сколько-нибудь нормально жить и работать. Всем было очевидно, что
взятые темпы невыполнимы и губительны. Между тем правительство, вместо
того чтобы, осознав это, остановиться и искать разумного выхода из
положения, стремилось с истеричным надрывом и упрямством еще ускорить
взятые темпы, прикрываясь заведомо ложными цифрами фиктивных
«достижений» и «побед». Злобу, накопившуюся от сознания собственного
бессилия и провала, оно направляло на крестьянство и ту часть
специалистов, которая работала наиболее активно. Все они были объявлены
виновниками голода и вообще всех неудач, и власть пыталась натравить на
них рабочих, недовольства которых она боялась больше всего. Рабочие
остались к этому равнодушны. Крестьянство было разгромлено. Специалисты
убиты или сосланы на каторгу. Страна под победные клики «выполнения» и
«перевыполнения» доведена до полной нищеты и катастрофического голода.
ЧЕРНАВИН.В. 11 сентября я встретил М. А. Казакова. Он спросил меня:
—
Вы не боитесь за себя? Почти все видные специалисты рыбной
промышленности арестованы, а вас коммунисты крепко любят. За несколько
часов до ареста, за несколько дней до казни, ему не приходило в голову,
что и он сам может быть арестован: Казаков работал по линии управления
рыболовством и не имел прямого отношения к рыбной промышленности.
В
один из этих же дней был арестован профессор М. И. Назаревский (сослан
на десять лет в Соловецкий концлагерь) и несколько позже А. А. Клыков,
известный специалист в области товароведения. Одновременно шли аресты
среди специалистов «Союзрыбы», так что в половине сентября в обоих этих
учреждениях работать, в сущности, было некому. В «Союзрыбе» аппарат был
«орабочен», то есть вместо специалистов посажены рабочие. В научном
институте стояли пустые столы: в некоторых кабинетах не осталось ни
одного человека. Оставшиеся бродили, с минуты на минуту ожидая ареста.
Что
я пережил после этих арестов до расстрела всех моих товарищей, у меня
нет ни сил, ни умения передать… Я знал, что стою над бездной, знал, что
ничего не могу сделать. За мной также не было никакой вины, как за всеми
арестованными; оправдываться нам было не в чем, и потому положение было
безнадежное. То, что я еще был на свободе, было случайностью,
объяснялось неаккуратной работой московского ГПУ, у которого я, как
провинциал, не стоял в списках. У меня не было никакой надежды на
сколько-нибудь благополучный исход, потому что, лишая страну всех видных
специалистов, ГПУ несомненно действовало по директиве или с согласия
Политбюро. И все же я был поражен, когда 22 сентября прочитал в газете:
«Раскрыта
контрреволюционная организация вредителей рабочего снабжения», —
огромными буквами и затем несколько мельче, но все еще крупным шрифтом:
«ОГПУ
раскрыта контрреволюционная, шпионская и вредительская организация в
снабжении населения важнейшими продуктами питания (мясо, рыба, консервы,
овощи), имевшая целью создать в стране голод и вызвать недовольство
среди широких рабочих масс и этим содействовать свержению диктатуры
пролетариата. Вредительством были охвачены:
„Союзмясо“, „Союзрыба“, „Союзплодоовощ“ и соответствующие звенья аппарата Наркомторга.
Контрреволюционная
организация возглавлялась профессором Рязанцевым, бывшим помещиком,
генерал-майором; профессором Каратыгиным, в прошлом октябрист, до
революции бывший главный редактор „Торгово-промышленной газеты“ и
„Вестника финансов“. Участники контрреволюционной организации были в
большинстве своем дворяне, бывшие царские офицеры, интенданты, бывшие
рыбопромышленники, фабриканты и меньшевики. Контрреволюционная
вредительская организация имела тесную связь с белогвардейской
эмиграцией и представителями иностранного капитала, получая от них
денежные средства и директивы. Эта организация является ответвлением
вредительских организаций Кондратьева и Громара, и ныне полностью
раскрыта.
Настоящее дело ЦИК СССР и СНК СССР передали нз рассмотрение коллегии ОГПУ».
За
этим объявлением, в котором слова «передали на рассмотрение ОГПУ»
означали, что ЦИК и СНК (Совнарком), то есть правительство СССР,
отступились от таких людей, они обречены, следовали собственные
«показания» обвиняемых…
Передовая «Известий» — «Атака обреченных»
уже отставала от самих «признаний»: в статье говорилось только о мясных
«вредителях» и раскрытии контрреволюционной организации в «Союзмясе»,
показания же охватывали все отрасли пищевой промышленности.
«Показания»,
где виднейшие профессора, ученые и специалисты один за другим, словно
наперебой, заявляли о своем вредительстве, о стремлении организовать в
стране голод, о получении за вредительство денег из-за границы, других
темных и непонятных штуках, были невероятны. Вся их фактическая часть
была бессмысленна. Все было полно самых грубых противоречий.
Это был чудовищный бред".
Прим.: Какъ проходила сталинская знаменитая Индустриализація изъ первых устъ... будущаго соловчанина сумевшаго бежать-таки изъ Совѣтскаго "рая" со своей семьей... черезъ карельскія болота... безъ ѣды и припасовъ.
Оставить комментарий