Н. Брешко-Брешковский — "Дикая дивизія въ революціи. Два разныхъ міра, двѣ разныя совѣсти"

 

"Событія замелькали съ такой стремительностью - воображеніе едва поспѣвало за ними, а мозгъ никакъ не могъ ни объять, ни вмѣстить. Это была не жизнь, а кинематографъ. Но какой страшный кинематографъ. Какая трагическая смѣна впечатлѣній. Бунтъ въ столицѣ. Бунтъ во время войны. Бунтъ запасныхъ батальоновъ, давно распропагандированныхъ, не желающихъ воевать, а желающихъ - это выгоднѣе и легче - бездѣльничать и грабить. Петербургъ, такой строгій и стильный, очутился во власти взбѣсившейся черни.

Слабая, деморализованная власть потеряла голову. Не будь она бездарной и слабой, она легко подавила бы мятежъ, подавила бы только съ помощью полиціи и юнкеровъ. Новая революціонная власть - въ рукахъ пигмеевъ. ​Эти​ пигмеи, въ одинъ день ​ставшіе​ знаменитыми, убѣждены, что это ​они​ вертятъ колесо исторіи. А на самомъ дѣлѣ это колесо бѣшено мчитъ уцѣпившихся за него жалкихъ, дрожащихъ пигмеевъ.

Мчитъ. Куда? Къ геростратовой славѣ или въ бездну. Пожалуй, и туда, и туда.

Рухнула тысячелѣтняя Россія, сначала княжеская, потомъ Царская, потомъ Императорская.

Два депутата Государственной думы, не​бритые​, въ пиджакахъ и въ заношенномъ бѣлье, уговорили Царя отречься... (Неправда! Царь отрекся до ихъ пріѣзда за 8 часовъ - прим.).

Подписавъ наспѣхъ составленное на пишущей машинкѣ Отреченіе, Самодержецъ величайшаго въ ​мірѣ​ Государства превратился въ частное лицо, а черезъ два-три дня - въ плѣнника...

Отрекшійся Императоръ спѣшитъ въ Царское ​Село​ къ больнымъ дѣтямъ, но какой-то инженеръ Бубликовъ, человѣкъ со смѣшной, плебейской фамиліей, отдаетъ приказъ не пускать поѣздъ къ революціонной столицѣ, и поѣздъ, какъ затравленный, судорожно мечется между ​Могилевымъ​ и станціей Дно, никому не​вѣдомой​, вдругъ попавшей въ исторію, какъ попали въ ​нее​ маленькій Бубликовъ и маленькій адвокатъ ​Керенскій​.

При этомъ первомъ демократическомъ Министрѣ Юстиціи медленно догорѣло великолѣпное старинное зданіе ​окружного​ суда, и были выпущены изъ тюремъ ​всѣ​ ​уголовные​ преступники. Революція началась, какъ и ​всѣ​ революціи - подъ знакомъ отрицанія права и подъ знакомъ насилія...

Тысячи недоучившихся студентовъ, фармацевтовъ, безработныхъ адвокатовъ, людей ничему никогда не учившихся, надѣвъ ​солдатскія​ шинели, нацѣпивъ ​красные​ банты, хлынули на фронтъ убѣждать солдатъ, что генералы и офицеры - враги ихъ, что генераламъ и офицерамъ не надо повиноваться и отдавать честь, ибо это унижаетъ человѣческое достоинство. Этихъ гастролеровъ ​обезумѣвшіе​ солдаты носили на рукахъ и ВѢРИЛИ ИМЪ гораздо больше нежели ​тѣмъ​, кто около трехъ ​лѣтъ​ водилъ ихъ въ бой и вмѣстѣ съ ними сидѣлъ въ окопахъ подъ непріятельскимъ огнемъ...

​Темныя​ ​разнородныя​ силы, ​сдѣлавшія​ революцію, выбрали удобный моментъ. Еще два-три мѣсяца и, оставайся русская армія стойкой, дисциплинированной, Россія побѣдила бы, побѣдила бы даже безъ наступленій. Держаться было легко, имѣя подъ конецъ такую же мощную артиллерію, какая была у противника. ​Цѣлыя​ горы снарядовъ громоздились подъ открытымъ небомъ на ​всёмъ​ пространствѣ ​необъятнаго​ фронта. Этихъ запасовъ смертоноснаго металла съ избыткомъ хватило бы, чтобы подъ осколками его по легла истощенная, измученная германская армія.

Но теперь, Когда ​русскія​ дивизіи и корпуса превратились въ ​митингующія​ дикія орды, если и ​опасныя​ кому-нибудь, то только своимъ же собственнымъ офицерамъ, - теперь нѣмцы могли вздохнуть свободно. Теперь для нихъ восточный фронтъ былъ вычеркнутъ, остался одинъ только лишь западный.

Успѣхи фалангъ Макензена съ ихъ артиллерійскимъ пекломъ поблѣднѣли передъ этой неслыханной "безкровной побѣдой" Революціи.

Революціонная власть демагогически, съ маніакальнымъ упорствомъ вдалбливала въ головы людей въ сѣрыхъ шинеляхъ:

- Солдату - ​всѣ​ права и никакихъ обязанностей!

И ​нѣкогда​ Императорская Армія - не могло быть иначе - разлагалась. Особенно удачно протекало разложеніе въ пѣхотѣ. Кавалерія, болѣе дисциплинированная и въ силу меньшихъ, нежели у пѣхоты, потерь, имѣвшая въ рядахъ своихъ кадровыхъ солдатъ и офицеровъ, не такъ поддавалась преступной пораженческой агитаціи.

Но ​всё​ же частями, въ коихъ совсѣмъ не чувствовалась буйная и безумная, смѣнившая Имперію анархія, были ​мусульманскія​ части (съ русскимъ офицерскимъ составомъ): Дикая дивизія, ​Текинскій​ полкъ и крымскій конный Татарскій.

Дикую дивизію безумная Революція застала въ Румыніи.

Тщетно пытались ​полковые​ и ​сотенные​ командиры втолковать своимъ "кавказцамъ", что такое случилось и какъ повернулся ходъ событій. "Туземцы" многаго не понимали и, прежде всего, не понимали, какъ это можно быть "безъ Царя". Слова "Временное правительство" ничего не говорили этимъ лихимъ наѣздникамъ съ Кавказа и рѣшительно никакихъ образовъ не будили въ ихъ восточномъ воображеніи. ​Они​ постановили такъ:

— Царю не слѣдовало Отрекаться, но если онъ отрекся - это Его Державная воля. ​Они​ же, "туземцы", будутъ считать, какъ если бы ничего не измѣнилось. Революція ихъ не касается и если ​русскіе​ ​армейскіе​ солдаты безобразничаютъ и оскорбляютъ своихъ офицеровъ, то для нихъ, "туземцевъ", свое начальство ​есть​ и останется на такой же высотѣ, какъ это было до сихъ поръ. У армейскихъ солдатъ своя совѣсть, у горцевъ Кавказа - своя. И въ силу этой самой совѣсти, повинуясь офицерамъ и своимъ мулламъ, ​они​ безъ Царя будутъ воевать съ такой же доблестью, какъ воевали при Государѣ.

И еще не могли ​они​ понять, какъ это военный Министръ можетъ быть изъ штатскихъ людей. Какъ это можно отдавать ​воинскія​ почести человѣку въ пиджакѣ и въ шляпѣ. Вначалѣ ​хлынувшіе​ на фронтъ агитаторы (евреи) изъ адвокатовъ и фармацевтовъ, загримированныхъ солдатами, пробовали начать разрушительное дѣло свое среди "туземцевъ", но каждая такая проба ​неизмѣнно​ завершалась весьма плачевно для этихъ растлителей душъ. Въ лучшемъ случаѣ "туземцы" (кавказцы и ​русскіе​) избивали ихъ нагайками, въ худшемъ выхватывали кинжалы, и тогда уже офицеры вмѣшательствомъ своимъ спасали жизнь агентамъ временщика ​Керенскаго​.

Агенты, у коихъ при неуспѣхѣ наглость смѣнялась трусостью, униженно благодарили офицеровъ, получая отъ нихъ весьма назидательную отповѣдь:

— Пусть ваши ​революціонныя​ головы хоть слегка призадумаются надъ этимъ: вы зачѣмъ шли къ намъ въ Дивизію? Чтобы расшатать авторитетъ нашъ среди всадниковъ, какъ это вы сдѣлали въ Арміи? Но именно потому, что авторитетъ нашъ остался въ полной мѣрѣ и не вамъ поколебать его, потому-то вы и цѣлы и не превращены въ котлеты кинжалами горцевъ. Да будетъ это вамъ урокомъ. Не суйтесь больше къ намъ! Лозунги ваши здѣсь не ко двору, не могутъ имѣть успѣха. ​Чѣмъ​ вы ​берете​ въ Арміи? ​Тѣмъ​, что говорите: "Вы теперь ​свободные​ граждане, бросайте фронтъ и съ винтовками ступайте въ тылъ дѣлить помѣщичью землю". И армейцы, съ ихъ отвращеніемъ къ войнѣ, съ шкурническимъ страхомъ быть убитыми, съ ихъ жадностью къ чужой землѣ, слушаются васъ. Для нашихъ же горцевъ война - желанная стихія, а смерть въ бою - почетный удѣлъ джигита, вотъ почему васъ встрѣчаютъ не апплодисментами, а нагайками и кинжалами. Кромѣ того, наши горцы не собираются дѣлить чужую землю - имъ достаточно своихъ ауловъ и своихъ пастбищъ; уносите же подобру-поздорову ваши ноги да и товарищамъ вашимъ передайте, чтобы обходили "туземцевъ". Больше мы никого изъ васъ выручать не будемъ. Пусть ​они​ рѣжутъ васъ, какъ барановъ! Да вы и не стоите лучшей участи. ​Всѣ​ вы мерзавцы, предатели и ведете Россію къ гибели!

Съ тѣхъ поръ закаялись агитаторы смущать горцевъ, избѣгая даже показываться по сосѣдству съ Дикой Дивизіей. На что ​Керенскій​, и тотъ, несмотря на ​всё​ свое желаніе посѣтить Дикую дивизію, такъ и не рѣшился пріѣхать. Ему дано было понять, что его дешевое краснорѣчіе не только не будетъ имѣть успѣха, а, фигурально выражаясь, онъ будетъ встрѣченъ "мордой объ столъ".