Петроградъ 1919 года... "Такъ дальше жить нельзя"

 

"Ровно сто ​лѣтъ​ назадъ въ ​ноябрьскіе​ дни 1919 г. Бѣлая Сѣверо-Западная армія генерала Н. Н. ​Юденича​, потерпѣвъ пораженіе у Петрограда, отступила къ эстонской границѣ, за которой ​её​ ждала гибель отъ ​рукъ​ союзниковъ. Начиная октябрьское наступленіе на городъ, ​Бѣлые​ полагали, что населеніе бывшей столицы ждетъ ихъ какъ избавителей отъ гнета большевиковъ. Не хватило совсѣмъ чуть-чуть — Бѣлыхъ остановили на ​Пулковскихъ​ высотахъ.

Л. Д. ​Троцкій​, прибывшій въ Петроградъ для организаціи обороны, въ своихъ воззваніяхъ утверждалъ, что «въ чисто военномъ отношеніи наиболѣе выгоднымъ было бы дать ​юденической​ бандѣ прорваться въ ​самыя​ стѣны города», гдѣ ​Бѣлые​ окажутся въ западнѣ и будутъ бояться удара «отовсюду», изъ-за каждаго угла и изъ каждаго окна. Однако въ дѣйствительности самъ ​Левъ​ ​Троцкій​ не былъ увѣренъ, что Петроградъ удастся удержать, если ​Бѣлые​ окажутся въ Петроградѣ. Поэтому сдѣлалъ ​всё​, что могъ, и мобилизовалъ всѣхъ, кого могъ, чтобы не допустить этого, а саму «колыбель Революціи» ​красные​ нашпиговали наскоро построенными укрѣпленіями.

«​Несомнѣнно​, что въ Петроградѣ немало мѣщански-лакейскихъ остатковъ стараго режима», недружественныхъ совѣтской власти, — писалъ ​Троцкій​. Правда, въ число недовольныхъ, ​которые​ были потенціальными союзниками ​Юденича​ и могли бы пополнить его крохотную Армію, входили далеко не только монархисты или «лакеи». Среди противниковъ большевиковъ имѣлись люди самыхъ разныхъ соціальныхъ слоевъ, въ оппозиціи Краснымъ оказалось даже нѣкоторое число ранѣе поддерживавшихъ ихъ рабочихъ. ​Всё​ дѣло въ томъ, что правленіе большевиковъ сдѣлало Петроградъ самымъ нищимъ, грязнымъ, голоднымъ и страшнымъ городомъ на памяти современниковъ.

Жители разбѣгались буквально во ​всѣ​ стороны. Если въ 1916 г. населеніе Петрограда составляло болѣе 2,4 млн, то въ 1919 г. — уже всего 900 тыс., а въ 1920 г. — 740 тыс. ​Сопоставимыя​ потери городъ пережилъ только во время блокады 1941−1944 ​гг​. Блокада вытѣснила изъ исторической памяти бѣды, случившіеся съ большими городами Россіи во время Гражданской войны, однако ​нѣкоторые​ мемуары петроградцевъ открываютъ картины, трагичностью почти не ​уступающіе​ 1940-м ​гг. И тогда горожане умирали прямо на улицахъ. Если бы петроградцы не могли сбѣжать въ деревню, другіе города или за рубежъ, погибли бы, вѣроятно, сотни тысячъ.

«Коммунистическій рай»

Положенію Петрограда лучше всего соотвѣтствуетъ слово «разруха»: не хватало самыхъ необходимыхъ товаровъ, топлива и продовольствія, не было лѣкарствъ, деньги обезцѣнились, то и дѣло вспыхивали эпидеміи, процвѣтало воровство, обнаглѣли преступники. Новая власть поначалу не хотѣла наладить нормальную жизнь въ городѣ (весной 1918 г. большевики думали, что Петроградъ ​всё​ равно могутъ взять нѣмцы), а потомъ не могла. Уже въ апрѣлѣ 1918 г. предсѣдатель Петросовѣта и соратникъ Ленина Г. Е. ​Зиновьевъ​ призналъ, что голодаютъ даже ​рабочіе​, делегаціи которыхъ приходятъ и «указываютъ намъ… что такъ дальше жить нельзя».

Но «дальше» стало еще хуже. Объ этомъ подробно разсказывали ​сбѣжавшіе​ изъ Петрограда. Общественный дѣятель и бывшій членъ ​Гос. совѣта​ В. М. Андреевскій вспоминалъ въ мемуарахъ «​безобразныя​ картины умершаго и быстро ​разлагающагося​ организма», ​наблюдаемыя​ въ Петроградѣ «изо дня въ день»: «По бывшему Невскому проспекту [прим.: тогда проспекту 25 Октября] народъ идетъ ​всё​ пѣшкомъ по серединѣ улицы, многіе съ салазками, ​всѣ​ съ узелками. На углахъ, предъ совѣтскими лавками, гдѣ выдаютъ хлѣбъ, стоятъ хвосты изможденныхъ ​понуренныхъ​ ​особей​…»

Студентка Ирина ​Еленевская​ (бѣжала изъ Петрограда весной 1920 г.) описывала ​голодныя​ зимы 1918−1920 ​гг​.: «При яркомъ весеннемъ освѣщеніи [весной 1919] еще больше выступала вся запущенность прекраснаго города и нищета его жителей»; «на улицѣ стало много попадаться людей съ опухшими отъ голода лицами, въ сильно поношенномъ ​платье​, такъ какъ лучшая одежда ушла въ обмѣнъ на продукты у крестьянъ…»

Дочь промышленника А. П. Мещерскаго Нина ​Кривошеина​ (сбѣжала въ декабрѣ 1919 г.), писала, что съ августа 1919-го жизнь «стала вдругъ совсѣмъ непереносимой, рѣзко наступилъ страшный голодъ, никакого топлива не было. Казалось, что вотъ такъ и погибнутъ ​всѣ​ отъ цинги, а то и просто отъ голода». А когда «наступила страшная, холодная, голодная зима 1919−1920 ​гг​.», ​ея​ семья рѣшила бѣжать при первой возможности. Къ этому времени условія жизни въ Петроградѣ стали почти первобытными… «Дикая столица», — говорила въ 1919 г. А. А. Ахматова.

Практически прекратилъ работу транспортъ, съ большими перебоями подавали воду и электричество въ дома, стояли безъ дѣла заводы. ​Кривошеина​, какъ и тысячи другихъ горожанъ, хотѣла теперь лишь «спастись отъ уродливой, ​вонючей​ жизни» «умирающаго столичнаго города». Похожимъ образомъ вспоминала о Петроградѣ 1919 г. дворянка О. И. ​Вендрихъ​: «Городъ имѣетъ мертвый видъ», «народъ блѣдный, хмурый, исхудалый»; «на каждомъ шагу увидишь упавшаго человѣка или лошадь…». ​Скудные​ пайки и баланда въ столовыхъ прокормить не могутъ, а цѣны на толкучкѣ огромны. Въ результатѣ — рѣзкое повышеніе смертности: «О болѣзняхъ и эпидеміяхъ никто не безпокоится и даже не знаютъ ​отчего​ умеръ человѣкъ. Умираетъ просто, не болѣя, очень часть на ходу…»

Еще одно яркое описаніе нищеты петроградцевъ принадлежитъ баронессѣ Маріи Дмитріевнѣ Врангель (1858 — 1944): мемуары называются «Моя жизнь въ коммунистическомъ раю». Мать генерала Петра Врангеля жила въ Петроградѣ до послѣдней возможности. Только въ октябрѣ 1920 г. она бѣжала въ Финляндію, такъ что успѣла пережить ​всѣ​ горести, ​выпавшія​ на долю жителей. Вещи приходилось продавать, а жить отнынѣ — на «четвертушкѣ» (четверть комнаты). Ноги обмотаны тряпками и обуты въ галоши. Нѣтъ тепла, ​горячей​ воды; горожане спали не раздѣваясь, почти не мылись и ​вшивѣли​. Въ столовыхъ, какъ писала Врангель, «темная бурда съ нечищеной гнилой ​картофелью​, сухая, какъ камень, вобла или селедка, иногда табачнаго вида чечевица или прежуткая пшеничная бурда…». За неимѣніемъ другого «​всѣ​ ​ѣли​ эту тошнотворную отраву». Улицы полны нищихъ въ лохмотьяхъ.

Картину экономической и соціальной катастрофы дополнялъ произволъ представителей власти — ​постоянные​ обыски и аресты реальныхъ и мнимыхъ враговъ Совѣтовъ, пытки и разстрѣлы въ Ч. К. Характерно, что банды грабителей нерѣдко представлялись чекистами и такъ «обносили» дома. Да и ​подлинные​ чекисты не брезговали… Потомъ ходилъ анекдотъ: чекисты на обыскѣ у профессора конфискуютъ его вещи. Одинъ изъ нихъ сжалился и оставляетъ пару ботинокъ: «Только Вы, пожалуйста, никому объ этомъ моемъ послабленіи не разсказывайте». Профессоръ: «Если и разскажу, ​всё​ равно никто не повѣритъ». Въ страхѣ передъ Краснымъ Терроромъ представители интеллигенціи и офицерства покидали городъ.

Уже упомянутая Н. ​Кривошеина​ замѣтила въ мемуарахъ, что былъ моментъ во время наступленія ​Юденича​, когда нуженъ былъ только ясный сигналъ къ возстанію, «выстрѣлъ» — «у петроградскихъ жителей оставалось еще немало оружія, и въ душѣ многіе только и ждали этого выстрѣла». Такъ что надежды ​Юденича​ не были напрасны. Положеніе жителей Петрограда не оставляло сомнѣній — ​Бѣлые​ найдутъ въ городѣ массовую поддержку. Тотъ фактъ, что ​этѣ​ надежды не реализовались, можно отнести на счетъ исторической случайности, вѣдь пройди ​Бѣлые​ еще всего нѣсколько километровъ впередъ, и мятежъ могъ бы ​вымести​ Красныхъ изъ Петрограда. Въ военной исторіи часто судьбу битвы и всей войны рѣшаетъ какая-то мелочь — нѣсколько сотенъ метровъ, напримѣръ, или настроеніе и прихоти отдѣльныхъ офицеровъ… Множество мелкихъ деталей, рѣшеній и проблемъ, каждую изъ которыхъ въ отдѣльности можно было преодолѣть, въ суммѣ сложились въ пораженіе ​Юденича​. Петроградъ остался совѣтскимъ. А петроградцы начали очень постепенно возвращаться домой въ 1921 г. Дореволюціонной численности городъ достигъ только въ первой половинѣ 1930хъ, то ​есть​ черезъ три съ половиной пятилѣтки послѣ революціи..."

Константинъ ​Котельниковъ​

Прим.: Намъ любятъ разсказывать сколько счастья принесли большевики Россіи своимъ приходомъ на русскую Землю... Вотъ одинъ взятый только городъ... СТОЛИЦА.

Захолустья трогать не будемъ... О ​нихъ​ страшно и думать, что творилось тамъ. Смертность 20-хъ годовъ въ ​Совѣтской​ Россіи ужасаетъ. Каннибализмъ — обычное явленіе.