БОЛЬШИНСТВО НАСЕЛЕНИЯ ДАЖЕ НЕ ПОДОЗРЕВАЛО...
Воспоминания. Том 1. Сентябрь 1915 – Март 1917
Жевахов Николай Давидович
Глава LXXX. Возвращение в Петербург и первые впечатления
Возвратясь в Петербург 24 февраля 1917 года, я застал в столице
необычайное возбуждение, которому, однако, не придал никакого значения.
Русский человек, ведь, способен часто прозревать далекое будущее, но еще
чаще не замечает настоящего. Менее всего я мог думать, что те ужасные
перспективы, о которых я предостерегал своими речами и которые чуяло мое
сердце, уже настали и что Россия находится уже во власти революции... Я
не хотел, я не мог этому верить. Проехав перед тем тысячи верст, я
видел не только полнейшее спокойствие и образцовый повсюду порядок, но и
неподдельный патриотический подъем; я встречался с высшими должностными
лицами, со стороны которых не замечал ни малейшей тревоги за будущее;
все были уверены в скором и победоносном окончании войны и, в
откровенных беседах со мною, жаловались только на то, что один
Петербург, точно умышленно, создает панику, а Государственная Дума
разлагает общественное мнение ложными сведениями о положении на фронте.
Видел я и возвращавшихся с фронта солдат, и направлявшихся на фронт
новобранцев, и любовался их бодрым настроением и веселыми лицами, их
уверенностью в несомненной победе, их молодцеватым видом и выдержкою. Не
испытывало никаких лишений и население. Всего было вдоволь; цены на
предметы первой необходимости и пищевые продукты, по сравнению со
столичными ценами, ничем не отличались от довоенных; в обращении была
даже звонкая монета; никаких "очередей" на юге России не существовало
вовсе, и на обратном пути в Петербург я сделал даже запас тех продуктов,
достать которых в столице было уже невозможно. Везде царили примерный
порядок и дисциплина, и мой салон-вагон следовал из Туапсе до самого
Петербурга совершенно беспрепятственно, несмотря на то, что прибыл в
столицу лишь за три дня до самой страшной революции, какую видел мир.
Так же спокойно переехал я с Николаевского вокзала на Литейный проспект,
№ 32, в свою квартиру, где меня встретили заявлением, что за время
моего месячного отсутствия не произошло ничего особенного и что все
благополучно.
Правда, со стороны курьера Федора, приставленного
ко мне А.Осецким, всегда смотревшего на меня исподлобья, лукавого и
неискреннего, я встретил какое-то особенное чувство радости по случаю
моего приезда домой, заставлявшее его с каким-то особенным умилением
засматривать мне в глаза; но этого курьера я уже хорошо знал и объяснял
себе его поведение новым желанием выманить у меня деньги, что ему уже
два раза удавалось... Первый раз, когда, заливаясь слезами, он получил
от меня деньги на поездку домой, под предлогом навестить больного брата;
и второй раз, когда прилетел ко мне, убитый горем, с заявлением о том,
что его отец находится при смерти, а у него нет денег, чтобы поехать
домой и хотя бы перед смертью проститься с отцом... Оба раза он получил
от меня деньги, но никуда не ездил... Когда же его отец умер, и я
пристыдил его за такое хамское отношение к умиравшему старику, то Федор,
нисколько не смущаясь и тем, что обманул меня, цинично ответил: "все
равно, я ничем бы не помог, а только истратил бы деньги напрасно"...
И
теперь, видя его умильную морду, я думал, что он и в третий раз
собирается под каким-нибудь новым предлогом выманить у меня деньги...
Наскоро разложив свои вещи и успев лишь протелефонировать Обер-Прокурору
Н.П. Раеву о своем приезде, я отправился на заседание в Св. Синод.
Настроение иерархов было бодрое и спокойное: никто из них не выражал
тревоги, и только один митрополит Московский Макарий передал, что его
карета была застигнута на Невском толпою хулиганов, не желавших ее
пропустить на Сенатскую площадь; но подоспевшая полиция разогнала толпу,
и он благополучно доехал в Синод. Этот рассказ вызвал лишь остроты со
стороны прочих иерархов, увидевших в этом эпизоде указание на то, что
пришла пора старцу уйти на покой. Как и всегда, заседание Синода
закончилось в обычное время; члены Синода разъехались по домам, а я
остался в своем служебном кабинете для текущих дел и приема посетителей.
Через день было назначено новое заседание Синода: дела своим обычным
порядком, и ничто не предвещало ужасной катастрофы, разразившейся через
два дня. Однако, признаки ее становились уже заметными. Возвращаясь
домой, я видел скопища народа на перекрестных улицах, причем все
отмалчивались, и никто не хотел объяснить мне, в чем дело. Я слышал
ружейные выстрелы; не мог не заметить отсутствия трамвайного движения,
но не придавал этому значения, тем более что везде говорилось о каких-то
незначительных беспорядках на Выборгской стороне, к которым, за
последнее время, все успели уже привыкнуть. Вечером, в блаженном
неведении совершавшегося, я вышел из дому по направлению к Владимирскому
проспекту и здесь увидел бежавших в панике людей, разгоняемых
дворниками, сносивших какие-то бревна на мостовую и устраивавших
заторы... Выполняли ли они чужие задания, или действовали по собственной
инициативе – узнать не удалось...
"Что вы делаете, зачем загромождаете проезд?" – спросил я одного из них.
"Проходи, проходи! скоро узнаешь", – последовал грубый ответ.
То
и дело раздавались полицейские свистки; но стоило городовому подойти на
свисток, как его окружала большая толпа самого разнообразного люда и
лишала его возможности установить порядок.
Из предосторожности, я
взял извозчика, желая вернуться домой... Однако я вынужден был скоро
отпустить его. Толпа не пропускала извозчика, и проехать на Невский
оказалось невозможным. Я сделал огромный круг, дойдя переулками до
площади Зимнего Дворца, и вышел на Литейный проспект с противоположной
стороны, у набережной Невы. Ночь прошла тревожно: слышались
беспрестанные ружейные выстрелы, трещали пулеметы... Однако, не только
мирные жители, но даже власти не отдавали себе, по-видимому, отчета в
том, что в действительности происходит.
Оставить комментарий