Б. Ганусовскій — "Разсказы офицера Р. О. А. о предательствѣ англичанъ и прозрѣніи плѣннаго красноармейца"

 

 

"Ранней весной 1945 года Штабъ Корпуса находился въ одномъ маленькомъ хорватскомъ городкѣ. Тамъ же расположился и нашъ главный госпиталь и всякіе другіе ​административныя​ учрежденія. Война явно подходила къ концу, но, мы носъ не вѣшали вѣря въ то, что послѣ разгрома Нацистской Германіи, война продолжится противъ коммунизма. Поэтому борьбу продолжали упорно.


Надъ нами часто летали ​совѣтскіе​ ​развѣдывательные​ самолеты, т. н. «кукурузники». Вреда ​они​ намъ не причиняли, а казаки упражнялись въ стрѣльбѣ изъ винтовокъ, ​всё​ надѣясь подбить хоть одинъ изъ нихъ. И вотъ, наконецъ, это удалось. «Кукурузникъ» былъ сбитъ, а чудомъ уцѣлѣвшій летчикъ былъ взятъ въ плѣнъ. Правда, уцѣлѣлъ то онъ не совсѣмъ: переломъ ноги и правой ключицы были цѣной его спасенія.


Казаки сейчасъ же подобрали раненаго летчика и доставили его въ нашъ госпиталь. Вѣсть объ этомъ быстро разнеслась по всему Корпусу. Это былъ первый случай у насъ, когда простымъ винтовочнымъ выстрѣломъ удалось сбить непріятельскій самолетъ. Къ тому же, это былъ самолетъ совѣтскій и летчикъ въ ​немъ​ былъ въ чинѣ капитана, да еще и съ орденами.


Какъ разсказывали казаки, ​принимавшіе​ участіе въ этомъ дѣлѣ, летчикъ былъ въ сознаніи и услыхавъ вокругъ себя русскую ​рѣчь​ смертельно испугался... Послѣ всѣхъ перевязокъ и наложенія гипса, летчика помѣстили въ отдѣльной палатѣ, но, входъ къ ​нему​ былъ совершенно свободный. И вотъ, началось — изъ, вблизи расположенныхъ частей стали пріѣзжать офицеры-казаки и привозить летчику кто что могъ получше и повкуснѣе. Тутъ, конечно, была и сливовая водка и вино и ​жареные​ поросята и гуси и, тому подобное. Конечно, при этомъ велись и достаточно ​откровенные​ разговоры. Выяснилось, что летчикъ и понятія не имѣлъ, что здѣсь находится Казачій Корпусъ въ 40 тысячъ человѣкъ... Когда онъ услышалъ впервые русскую ​рѣчь​, то рѣшилъ, что сейчасъ его и ​убъютъ​ и, при томъ самымъ звѣрскимъ образомъ.


Совѣтская пропаганда разсказывала, что у нѣмцевъ ​есть​ такіе «враги народа» въ составѣ ​нѣмецкихъ​ частей, которыхъ держатъ спеціально для проведенія расправъ съ попавшими въ плѣнъ совѣтскими бойцами.


Конечно, я тоже побывалъ у него въ гостяхъ — въ госпиталѣ не одинъ разъ. Онъ лежалъ на ​хорошей​ кровати, нога въ гипсѣ и подвѣшена, рядомъ съ кроватью стоялъ стулъ, на спинкѣ котораго аккуратно висѣла его гимнастерка съ капитанскими погонами и тремя орденами.


Я не помню уже фамиліи капитана, да если бы и помнилъ то, конечно, не назвалъ ​её​ здѣсь. Я не знаю дальнѣйшей судьбы этого бѣдняги и не посмѣлъ бы подвергать его лишней опасности. Наши ​первыя​ встрѣчи проходили весьма сдержанно. Капитанъ явно не вѣрилъ, что самое страшное для него уже миновало. Онъ ​всё​ ожидалъ, какого-то «суда» и разстрѣла. Мнѣ и другимъ офицерамъ приходилось долго ему доказывать, что мы не воюемъ съ РУССКИМИ, а только съ коммунистами.


Прошло недѣли три и, нашъ капитанъ какъ-то освоился и повѣрилъ, что онъ дѣйствительно въ безопасности. Онъ разсказалъ мнѣ съ усмѣшкой о томъ, какъ черезъ нѣсколько дней послѣ его взятія въ плѣнъ, ночью, въ корридорѣ, поднялся шумъ и онъ разобралъ голосъ нашего старшаго врача, кричавшаго кому-то, что онъ далъ распоряженіе не привозить сюда раненныхъ, т. к. госпиталь переполненъ и мѣстъ нѣтъ. Потомъ онъ услышалъ, какъ въ корридорѣ разставляли кровати и укладывали раненныхъ. Онъ ​всё​ съ трепетомъ ожидалъ, каждую минуту, что вотъ-вотъ откроются двери его комнаты и его выволокутъ наружу и пристрѣлятъ... Вѣдь онъ же врагъ!...


Однако, ничего не случилось. Только въ его комнату поставили еще одну кровать и положили раненнаго казачьяго офицера и то, только на два дня.


Онъ разсказывалъ намъ много интереснаго о томъ, что творится сейчасъ въ частяхъ Красной Арміи. О томъ, что ​всѣ​ увѣрены, что произойдетъ послѣ войны смягченіе режима и людямъ станетъ жить гораздо легче.


Мы недовѣрчиво слушали и объясняли, почему никакого смягченія при совѣтской власти быть не можетъ. За это время изъ Штаба ​Р. О. А.​ пришло распоряженіе о томъ, что нашъ Казачій Корпусъ долженъ войти въ составъ ​Р. О. А​.


Мы ​всѣ​ этому чрезвычайно обрадовались. У насъ не было никакихъ сомнѣній въ томъ, что ​всѣ​ хотятъ остаться независимыми... Было рѣшено устроить въ этомъ городкѣ СЪѢЗДЪ. Отъ каждой сотни должны были пріѣхать, ​выбранные​ казаки, хотятъ остаться независимыми... Было рѣшено устроить въ этомъ городкѣ СЪѢЗДЪ. Отъ каждой сотни должны были пріѣхать, ​выбранные​ казаки, по два рядовыхъ и одному офицеру...


Такъ и было. Съѣхалось около 300 представителей. Подыскали въ городкѣ подходящее помѣщеніе. Для президіума, въ который входилъ и нашъ командиръ Корпуса генералъ фонъ ​Панвицъ​, былъ сдѣланъ помостъ, стѣны украшены рисованными на картонѣ эмблемами разныхъ казачьи войскъ и флагами, больше всего РУССКИМИ — трехцвѣтными.


Я разсказалъ капитану про предстоящій Съѣздъ и предложилъ ему побывать тамъ и самому услышать, что будутъ говорить ​простые​ казаки, а м. б. и самому выступить въ качествѣ представителя чиновъ Красной Арміи и сказать свое мнѣніе. Капитанъ задумался и сказалъ, что не можетъ рѣшить сразу. Что это будетъ зависѣть отъ того, что онъ услышитъ и увидитъ на собраніи. Я отправился къ командиру Корпуса и разсказалъ ему объ этомъ случаѣ и просилъ разрѣшенія выступить и этому летчику.


Ген. ​Панвицъ​ задумался, а потомъ сказалъ, что онъ согласенъ, но, если я беру на себя отвѣтственность за то, что летчикъ не скажетъ, что либо скандальное. Я, конечно, согласился. Я былъ вполнѣ увѣренъ въ томъ, какое впечатлѣніе отъ Казачьяго Съѣзда будетъ у этого совѣтскаго капитана. Наступилъ день Съѣзда. Летчика одѣли въ его гимнастерку съ погонами и тремя орденами и на автомобилѣ перевезли къ помѣщенію Съѣзда. Два казака помогли выбраться ему изъ автомобиля и почти перенесли въ залъ и усадили на приготовленный для него стулъ. Я занялъ мѣсто около него, а казакамъ сказалъ не уходить и быть поблизости.


Начались выступленія. Говорилъ генералъ ​Кононовъ​, полковникъ Борисовъ и многіе другіе офицеры и ​простые​ казаки. Какъ удивительно звучали ихъ рѣчи. Хотя говорили ​они​, каждый по своему, но, сводили всё къ одному: мы боремся за Свободу нашей Россіи. За ​ея​ единство, за ​ея​ великое будущее, противъ поработителей-коммунистовъ...


Капитанъ сидя рядомъ со мной слушалъ внимательно и я видѣлъ, какъ на него всё сильнѣе и сильнѣе дѣйствовали рѣчи этихъ простыхъ русскихъ людей — казаковъ разныхъ казачьихъ войскъ. Когда выступленія подходили къ концу и не нашлось ни одного человѣка, который бы выступилъ за «самостійность и отдѣленіе отъ Россіи» я спросилъ капитана, хочетъ ли онъ сказать, что нибудь, отъ себя?... Капитанъ кивнулъ молча головой. Я подозвалъ двухъ казаковъ и приказалъ помочь капитану добраться до трибуны.


Залъ ​замеръ​. ​Всѣ​ прекрасно знали, кто этотъ капитанъ. ​Всѣ​ не отрывая глазъ смотрѣли на его ​капитанскіе​ погоны, на ордена ​позвякивавшіе​ на ходу, на его ​забинтованныя​ руку и ногу. ​Всѣ​ затаили дыханіе, что же онъ скажетъ?!


Капитанъ стоялъ на одной ногѣ, облокотившись здоровой рукой на столъ. Онъ тяжело дышалъ, и влажными, широко открытыми глазами обводилъ залъ. Вотъ, онъ пошевелилъ губами, какъ будто говоря но, никакого звука слышно не было... И вотъ, ​весь​ напрягшись, собравъ ​всѣ​ силы капитанъ крикнулъ хриплымъ, дрожащимъ голосомъ: — «Братья, да если бы мы знали... Да вѣдь въ васъ ни одна винтовка не выстрѣлила!...


Дальше говорить ему не пришлось. Тотъ ревъ радости и восторга, который поднялся въ залѣ заглушилъ ​всё​...


Съѣздъ ЕДИНОГЛАСНО проголосовалъ за соединеніе съ ​Р. О. А.​ и передалъ это рѣшеніе представителю ген. ​Власова​ полк. ​Бочарову​. Съ большимъ трудомъ, что бы его не повредили, капитана вынесли изъ зала съ бушующей массой воодушевленныхъ казаковъ. Насколько мнѣ извѣстно, черезъ пару дней капитанъ былъ отправленъ куда-то въ военный госпиталь въ глубину Германіи. Дальнѣйшая его судьба мнѣ неизвѣстна. Будемъ надѣяться, что ему удалось избѣжать выдачи, репатріаціи и свирѣпой расправы.


Вотъ, что могло быть но, не было намъ еще суждено.


***


БОРИСЪ ГАНУСОВСКІЙ 10 ​ЛѢТЪ​ ЗА ЖЕЛѢЗНЫМЪ ЗАНАВѢСОМЪ ПРЕДАТЕЛЬСТВО (О ТѢХЪ, КОГО ПРЕДАЛИ)


Конецъ Второй ​Міровой​ войны захватилъ 15-й Кавалерійскій Казачій Корпусъ генерала ​Хелмута​ фонъ ​Паннвица​, въ которомъ служилъ и я, въ Югославіи недалеко отъ австрійской границы. Послѣднихъ схватокъ, какъ обычно, успѣшныхъ для насъ, мы имѣли 12-го мая 1945 года. Отступленіе происходило «по плану». Намъ былъ обѣщанъ честный плѣнъ, да и не только плѣнъ. Не шепталось, а говорилось и сообщалось о томъ, что оружіе союзниковъ будетъ повернуто и что возможна дальнѣйшая борьба противъ врага всего человѣчества — Коммунизма и, на этотъ разъ, безъ претензій на территорію или свободу русскаго народа.


Шли бодро. Бодро отбивались отъ нападавшихъ партизанъ, приверженцевъ ​Тито​. Путь отступленія привелъ насъ въ ​Каринтію​, въ это время уже находившуюся въ англійскихъ рукахъ. Расположились точно, по приказанію англійскаго командованія. Въ нашемъ Корпусѣ была желѣзная дисциплина, подкрѣпленная чувствомъ дружбы между бойцами и особо хорошимъ отношеніемъ между ними и командованіемъ.


Весна 1945 года была на рѣдкость теплая и пригожая. Сочная свѣжая зелень покрывала холмы и отроги горъ. Казалось, что и природа радовалась прекращенію страшной войны, уже давно потерявшей свой первоначальный смыслъ и превратившейся въ ​простое​ массовое убійство. Многіе радовались вмѣстѣ съ природой и готовились перейти, наконецъ, къ мирной жизни и отдыху.


Особенной распорядительности или желанія перевести насъ на положеніе военноплѣнныхъ за проволокой или распустить насъ и дать намъ возможность какъ-то самимъ отвѣчать за право существованія, англичане не показывали. Мы же не могли оставаться подолгу на одномъ и томъ же мѣстѣ. Наши 40.000 лошадей, пришедшихъ въ Австрію въ прекрасномъ состояніи, какъ саранча съѣдали всю траву, и намъ приходилось, какъ татарской ордѣ стремиться перекочевывать на новое мѣсто. Побѣдители довольно равнодушно смотрѣли на то, какъ отъ ​дезинтеріи​ погибалъ конный составъ, и нашему начальству, пожалуй, больше приносили заботъ наши ​боевые​ кони, ​чѣмъ​ казаки. Послѣднимъ мѣстомъ расквартированія моей части былъ ​Клейнъ​ Сайтъ ​Паулъ​, небольшое селеніе вблизи ​Сирница​ и Вейтенсфельда.


Офицеры англійской дивизіи, расположенной тамъ же, часто приходили къ намъ въ гости. ​Они​ относились къ намъ по-дружески, пили съ нами «​шливовницу​», ​югославянскую​ сливовую водку, красное вино и ​ѣли​ съ удовольствіемъ вяленое мясо, привезенное нами въ телѣгахъ нашихъ обозовъ. Самымъ излюбленнымъ для нихъ было выпросить для прогулки верхомъ нашихъ, зачастую кровныхъ, лошадей.


Среди этихъ гостей-побѣдителей было нѣсколько побывавшихъ въ Россіи во время Гражданской войны и на сѣверѣ и на югѣ, и ​они​-то, весьма недвусмысленно, намекали намъ на возможность продолженія войны противъ Красныхъ, на этотъ разъ совмѣстными силами. Съ какой радостью мы откликались на ​эти​ намеки! ​Они​-то и послужили главной причиной сохраненія полнаго послушанія и дисциплины въ частяхъ, состоявшихъ большей частью изъ бывшихъ ​подсовѣтскихъ​, извѣрившихся уже давно въ чьихъ-либо обѣщаніяхъ...


Нужно ли говорить, на какой невозможной смѣси нѣмецко-​французско​-русскаго языка объяснялись мы съ англичанами, но доброе вино и ​добрыя​ отношенія развязывали языки, способствовали взаимопониманію и дружескимъ связямъ. Намъ ​всѣмъ​ казалось, что жизнь снова намъ улыбается, что не ​всё​ потеряно и близокъ часъ...


28-го мая, командиру нашей бригады, полковнику ​Борисову​, было передано распоряженіе англійскаго командованія подготовить всѣхъ офицеровъ къ 8 часамъ утра 29-го мая к... перемѣнѣ мѣста пребыванія!


— Ситуація немного перемѣнилась и всѣхъ васъ отвезутъ въ одинъ, спеціальный, офицерскій лагерь на сѣверѣ Италіи, гдѣ вы сможете рѣшить свою судьбу: — либо переселиться въ ​заокеанскія​ страны, либо вступить добровольно въ ряды нашихъ оккупаціонныхъ войскъ, либо... вернуться на вашу родину — въ С. С. С. Р.! Много ​вещей​ съ собой не берите. ​Онѣ​ вамъ не понадобятся. Что бы вы не рѣшили — въ ​нѣмецкихъ​ формахъ ходить вамъ не придется. Женщинъ и дѣтей, поскольку ​они​ находятся при частяхъ, тоже съ собой не брать. ​Они​ будутъ отправлены отдѣльнымъ эшелономъ.


Какое-то темное чувство сжало наши сердца. Что-то было не въ порядкѣ. Казалось бы гладко и логично и вмѣстѣ съ ​тѣмъ​, какая-то ​фальшь​ и обманъ скрывались въ этихъ словахъ. Выслушавъ англичанина мы спросили его прямо и безъ обиняковъ, — не думаютъ ли насъ выдать коммунистамъ?


Англичанинъ поклялся намъ своей честью англійскаго офицера. Объ этомъ не можетъ быть и рѣчи! Какая выдача! За кого мы считаемъ англичанъ и ихъ союзниковъ съ запада? Это было-бы вандализмомъ и даже хуже! И ​всё​ же мы не повѣрили его клятвамъ. Немного ​говорившіе​ по-англійски​ сказали ему это прямо въ лицо.


Офицеръ ушелъ и вскорѣ привелъ намъ своего военнаго священника, который поклялся намъ въ томъ, что Англія никогда не совершитъ такого позорнаго поступка. Это насъ успокоило. Вспоминаетъ ли теперь этотъ священникъ, о своихъ словахъ? Грызетъ ли его когда-нибудь совѣсть? Зналъ-ли онъ тогда правду, или и онъ былъ обманутъ и совершилъ грѣхъ по незнанію? Утромъ 29-го мая къ нашему расположенію подкатили машины. Мрачно и подозрительно смотрѣли казаки на раздѣленіе офицеровъ и солдатъ. Мы ихъ старались, какъ могли успокоить, ​тѣмъ​ болѣе, что намъ говорили ​эти​ же англичане, что бойцы будутъ отправлены вслѣдъ за нами, а затѣмъ послѣдуютъ «​чады​ и домочадцы».


Насъ удобно и не ​чересчуръ​ густо размѣстили вмѣстѣ съ нашими вещами въ англійскихъ грузовикахъ. Ничего подозрительнаго мы не замѣчали. Однако намъ ​всѣмъ​ стало не по себѣ, когда къ намъ, по очереди, сталъ подходить англійскій капитанъ и вѣжливо беря подъ козырекъ, весьма настойчивымъ тономъ повторялъ:


— Господа офицеры, вамъ больше не нужно оружіе. Потрудитесь сдать ваши револьверы.


Мое ​сердце​ болѣзненно сжалось, когда я, отстегнувъ мой вѣрный, безотказный «0,8» отдалъ его въ руки англичанину.


Мнѣ вспомнились слова генерала А. ​Шкуро​, ​сказанныя​ имъ не такъ давно нашимъ казакамъ:


— «Ребята! Винтовки изъ ​рукъ​ не выпускайте!... а то... вырѣжутъ!»


Когда окончился сборъ оружія, офицеръ далъ короткую команду, и къ нашимъ грузовикамъ держа винтовки и автоматы на перевѣсъ, бросились ​англійскіе​ солдаты, вскакивая по два на машину. Грузовики сорвались и помчались полнымъ ходомъ, поднимая густую пыль по узкимъ горнымъ дорогамъ, такъ что съ непривычки у насъ духъ захватывало.


По всей дорогѣ, на протяженіи 200 километровъ, черезъ ​каждые​ 50 метровъ стояло по два англійскихъ автоматчика, а черезъ ​каждые​ 200-300 метровъ — англійскій танкъ. Англичане показали себя мастерами предательства.


Послѣ нѣсколькихъ часовъ головоломной гонки, мы, наконецъ, прибыли въ городъ ​Юденбургъ​. Казалось, что судьба сама выбрала и городъ и его названіе, ​подходящіе​ для этого Іудина дѣла. Я не берусь сегодня описывать то, что происходило въ машинахъ. Нѣкоторыхъ охватило полное оцѣпенѣніе. ​Нѣкоторые​ вѣрили, что «насъ крадутъ изъ подъ ​самаго​ носа красныхъ, чтобы спасти». Были случаи выпрыгиванія изъ машинъ, кончавшіеся смертью (той или иной)...


Грузовики остановились на шоссе передъ бетоннымъ мостомъ черезъ ​рѣку​ ​Муръ​, протекавшую глубоко въ ​ущельѣ​ обрывистыхъ и каменистыхъ береговъ. На другой сторонѣ, на площади, передъ какимъ-то заводомъ, виднѣлась толпа совѣтскихъ солдатъ. Видны были ​сжатые​ кулаки, которыми ​они​ намъ грозили. Площадная брань и ругательства долетали до насъ.


​Англійскіе​ солдаты окружили наши грузовики. ​Они​ что-то намъ протягивали. Что-то кричали. Сначала мы ничего не могли понять изъ невѣроятной смѣси польскаго и украинскаго языковъ, но, наконецъ, намъ стало ясно, что ​они​ хотятъ купить у насъ наши часы въ обмѣнъ на папиросы.


— ​Вшистко​ ​едно​! Часы вамъ больше не нужны! — поясняли намъ ​предпріимчивые​ воины и для поясненія проводили ребромъ ладони по горлу или приставляли указательный палецъ къ виску, весьма отчетливо щелкая среднимъ и большимъ пальцами.


Къ горлу подступала тошнота. Вотъ первая машина рванулась впередъ, переѣхала мостъ и развернулась. Изъ ​нее​ торопливо выскочили люди съ вещами и ​окруженные​ совѣтскими конвоирами, пошли въ ​заводскіе​ ворота. Грузовикъ двинулся обратно.


Дрогнула наша машина и подвинулась метровъ на десять. Стала. Двинулись впередъ. Опять стала. Офицеры торопливо рвали документы, фотографіи, письма. Вѣтеръ порывами разносилъ обрывки по дорогѣ. Вдругъ раздался страшный вопль. Изъ машины, переѣзжавшей въ это время мостъ, выскочилъ одинъ изъ офицеровъ, ласточкой перелетѣлъ черезъ перила моста и съ болѣе чѣмъ 20 метровой высоты полетѣлъ головой внизъ, въ ​рѣку​. Мы отчетливо видѣли, какъ онъ дважды перевернулся въ воздухѣ и плашмя ударился объ ​острые​ камни. Его тѣло дернулось и... застыло.


Можно ли сегодня говорить, о всѣхъ нашихъ переживаніяхъ? Можно ли насъ судить за бездѣйствіе? Не были ли мы такими же, какъ наши предтечи, офицеры Бѣлаго Движенія, ​шедшіе​ безъ сопротивленія на разстрѣлъ? Говорили въ насъ русскій фанатизмъ, гордость, скрывавшая липкій тошный страхъ, или оцѣпенѣніе вызванное предательствомъ?... Развѣ можно сегодня описать тѣ мысли, ​которыя​ роились въ головѣ у насъ, въ моментъ переѣзда черезъ мостъ. Вѣрили ли мы въ предопредѣленіе? Надѣялись ли мы на чудо или просто замерли и умерли духомъ, ставъ автоматами?


Мнѣ кажется, что въ головѣ была пустота, тѣло поддалось оцѣпенѣнію и запомнилась только одна, казавшаяся тогда особенно яркой мысль: — Это... переправа черезъ ​Стиксъ​!


Подобіе улыбки почему-то застыло на моемъ лицѣ и мой другъ, вѣрный другъ юныхъ дней и ​лѣтъ​ борьбы М., замѣтивъ ​её​, въ какомъ-то ужасѣ спросилъ: — Ты... что это? Смѣешься...


Отъ автора: Эту свою книгу — воспоминанія о трагическихъ годахъ проведенныхъ мною въ совѣтскихъ Концлагеряхъ, я посвящаю милліонамъ мучениковъ страдавшихъ тамъ одновременно со мною и, продолжающихъ страдать тамъ и теперь. Когда случилось чудо: наступила «хрущевская оттепель» и я получилъ возможность вырваться на свободу изъ «совѣтскаго рая» то, прощаясь со своими друзьями, я далъ имъ обѣщаніе разсказать свободному ​міру​ о томъ, что я видѣлъ и пережилъ, ничего не прибавляя и не выдумывая. Такъ я и сдѣлалъ. Сначала ​написанныя​ мною воспоминанія выходили, въ теченіи почти трехъ ​лѣтъ​ въ Санъ-Францисской​ газетѣ «Русская Жизнь». Потомъ «Армейская Школа Языковъ» въ Монтереѣ — Калифъ, съ моего разрѣшенія дважды напечатала ихъ для нужды Школы.


А теперь я пользуюсь возможностью издать ​этѣ​ свои воспоминанія отдѣльной книгой — доступной для всѣхъ желающихъ ознакомиться съ секретами Лагерной жизни въ С. С. С. Р.


Я счастливъ, что я смогъ исполнить свое обѣщаніе данное друзьямъ и ​сомученикамъ​. Я надѣюсь, что прочитавъ эту книгу многіе наши соотечественники, ​живущіе​ въ свободномъ ​мірѣ​, еще яснѣе представятъ себѣ страшную суть коммунизма.


Мои письма, ​писанныя​ съ фронта и ​вынесенныя​ изъ Лагерей, сохранились у жены. ​Онѣ​, ​этѣ​ письма — мое богатство, мое ​сокровище​ и моя казнь. ​Онѣ​ не только лежатъ передо мной на столѣ, ​онѣ​ всегда въ моемъ мозгу, ​онѣ​ наполняютъ всё мое существо.


Мнѣ говорятъ, что написано очень много книгъ про войну и про ​совѣтскіе​ и другіе Лагеря. Что тема уже надоѣла и устарѣла. Что люди не хотятъ мучить себя чтеніемъ такихъ страшныхъ книгъ. Но, я не могу. Сила заставляющая меня писать выше меня. Если я не разскажу людямъ то, что ​они​ должны знать, если я не заставлю ихъ, сытыхъ и довольныхъ — содрогнуться отъ ужаса и омерзенія, то я буду считать, что я прожилъ свою жизнь напрасно.


Я поставилъ своей цѣлью разсказать людямъ, какъ другіе люди, тѣ которыхъ, въ большинствѣ уже больше нѣтъ на землѣ, отдали свою жизнь, свою кровь, каплю по каплѣ и ​слезу​ за слезой, для того что бы ​эти​ ​сытые​ могли и дальше жить спокойно и сытно. Жирѣть и не думать, о томъ, что было сдѣлано, для того что бы ​они​ могли наслаждаться своей удобной жизнью.


Не за себя! Нѣтъ, я растворился въ этомъ ​морѣ​ людскихъ страданій и сталъ одной изъ его капель. Но, за всѣхъ, за всё это безбрежное ​море​ замученныхъ, обездоленныхъ, ограбленныхъ и униженныхъ, хочу я возвысить свой голосъ, ибо сама судьба дала мнѣ это право и обязанность.


Вы, ​сытые​, ​спокойные​, наслаждающіеся жизнью! Слышите ли вы стоны погибающихъ и зовущихъ на помощь?


Слышите ли вы удары молотковъ кующихъ цѣпи и для васъ? Очнитесь, прислушайтесь, ужаснитесь, если это уже не слишкомъ поздно. Попробуйте исправить то, что вы сдѣлали или то, что вы допустили сдѣлать надъ милліонами другихъ и, что будетъ сдѣлано съ вами или вашими дѣтьми!


Очнитесь, пока не поздно!


Этотъ офицеръ вынесъ изъ С. С. С. Р. такую соборную лагерную боль русскихъ людей, что она буквально передается даже черезъ написанное имъ. Но какъ ни странно ею - этой болью и "чужими страданіями" врачуется душа и опамятуется, приходя въ себя... 

 

Комментариев нет

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.

Технологии Blogger.