ПУТИ РУССКОЙ ЦЕРКВИ В ВЕК БОГОБОРЧЕСТВА

Е. Фёдорова
Сергиане полагали в 1927г., что, вступая в сговор с богоборческой властью, они «спасают церковь». На самом деле Церковь, ту, которая не в брёвнах, а в рёбрах, не в административном аппарате, а в душах, Церковь не материальную, а надмирную, спасали те, кто остался верен Христову завету, верен даже до смерти. Писатель Л. Бородин, отбывавший срок уже в хрущовские времена, встречал в лагере представителей ИПЦ. По его свидетельству, эти люди редко выходили на свободу, а, если и выходили, то моментально получали новые сроки за твёрдое стояние в своей вере, и так десятилетие за десятилетием длилось их заключение.

Оказавшиеся на свободе вынуждены были таиться, соблюдая строжайшие предосторожности. Служили тайно, в домах и квартирах верующих. Одну из таких служб описал в одной из своих проповедей первоиерарх РПЦЗ Святитель Филарет (Вознесенский): «Один человек, живущий в Штатах, очень верующий, по делам службы бывал в Советском Союзе. Когда он туда ездил, то всё время пытался получить контакт не с официальной церковью, советской, а с катакомбной. Но нет, не удавалось никак. Потому что после всех репрессий катакомбники скрывались так, что найти их совсем непросто. Но, вот, наконец, как-то он контакт получил. Ему поверили и доверились ему. И молодёжь пригласила его на вечерню. Он пришёл, куда его пригласили. Большая комната, мирный стол, много молодёжи. Он сразу обратил внимание на то, какие светлые, спокойные лица у этой молодёжи. Совсем не то, что у этих несчастных советских обывателей. Молодёжь его приветствовала. Он видит: на столе лежат какие-то тетрадочки. В уголке стоит граммофон. Пока поговорили, входит человек в рабочей форме. Ему говорят: «Это наш батюшка». Все подошли под благословение. Его тоже пригласили. Священнику сказали: «Батюшка, будьте спокойны, это человек, которому можно довериться, это наш по духу». Все уселись, взяли тетрадочки. Одна барышня подошла к граммофону и запустила танец. Весёлый. Не очень громко, но и не очень тихо. Чтоб было слышно там, снаружи, что здесь молодёжь танцы играет. А священник сказал: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и вовеки веков!» Ответили они, и под эти танцы прослужили вечерню. Ему потом сказали: «Милости просим к нам на Божественную Литургию. Но это уже, конечно, не здесь. Это завтра на рассвете. Вы можете прийти туда-то, и вас проведут в нашу церковь». Его повели на самый край города, где находились только развалины, ни к чему не годные. Оказалось, что в одной из этих развалин, в развалившемся сарае, внутри – небольшая, но устроенная церковь. И, вот он говорит: «Я такой молитвы ещё не видал, как эта молодёжь молилась. И сам никогда ещё так не молился». «Потом я их спрашиваю, - он говорит. - А вы не боитесь, что вас обнаружат? – Обнаружить могут, - они отвечают совершенно спокойно. – Но мы не боимся. Имейте ввиду, что таких ячеек, как наша, разбросано много по всей России. Были случаи – обнаруживали. Следовали жесточайшие репрессии, концлагеря и т.д. Но нас это не пугает. Мы нашли наше сокровище – Православную веру. И за неё мы готовы хотя бы на смерть»».

Причастие подчас пересылали почтой. Тайные священники, многие из которых были рукоположены в заключении, нередко странствовали по стране под видом печников, плотников и иных разнорабочих… Немало образов чудных исповедников сохранили нам записки уцелевших, но многих имён не узнать нам никогда. Имена их ты, Господи, веси!

«Был случай, - рассказывал святитель Филарет (Вознесенский). - В самый страшный лагерь Соловецкий пригнали группу монахинь. Из Катакомбной Церкви. Им сказали: сейчас располагайтесь, а завтра утром пойдёте туда-то, и будете делать то-то. На что получили ответ:

- Не пойдём и не будем.
- Да вы знаете, что с вами будет?
- С нами будет то, что угодно не вам, палачам, а Господу Богу. Вот, что с нами будет. А делать с нами можете, что хотите. Вешайте, расстреливайте, на огне жгите, замораживайте. Что хотите. Раз и навсегда говорим: мы вас законной властью не считаем, вы антихристовы слуги, поэтому никаких ваших распоряжений мы исполнять не будем.

Разъярённые чекисты утром погнали их на так называемый холм смерти. Там есть такой. Когда там ледяной ветер, то человек в 25 минут замерзает в ледышку. Красноармейцы их повели. Они идут радостные, весёлые, поют псалмы и молитвы. Поставили их на этот холм. Красноармейцы спустили вниз. Слышат, те всё молятся, поют. Четверть часа прошло, полчаса прошло, час прошёл, два часа прошло и т.д. До самого вечера они слышат там молитвы. В недоумении поднимаются туда и смотрят – те, весёлые, радостные молятся. А когда на следующее утро то же самое повторилось, то и власти испугались. И их оставили в покое. Потому что почувствовали, что столкнулись с силой, которую им не преодолеть».

Воспоминания княгини Урусовой среди прочих исповедников сохранили для нас дивный образ катакомбного старца Серафима. Когда-то Сергей Нилус писал в своём Оптинском дневнике:

«25-го Мая стояли мы с женой у обедни. Перед Херувимской мимо нашего места прошла какая-то дама, скромно одетая, и вела за руку мальчика лет пяти. Мы с женой почему-то обратили на нее внимание. По окончании Литургии, перед началом Царскаго молебна (…), мы ее вновь увидели, когда она мимо нас прошла к свечному ящику. Было заметно, что она «в интересном положении», как говорили в старину люди прежняго воспитания.

Эта и была Вера с пятилетним сыном, Сережей, которых мы сегодня провожали из Оптиной.
На этой христолюбивой парочке стоит остановить свое внимание, воздать за любовь любовью, сохранить благодарной памятью их чистый образ, отсвечивающий зарями иного нездешнего света...
В тот же день, когда у иконы «Споручницы грешных» мы познакомились с Верой, мы проходили с женой мимо заветных могил великих Оптинских старцев и, по обычаю, зашли им поклониться. Входим в часовеньку над могилкой старца Амвросия и застаем Веру и её Сережу: Сережа выставил свои рученки вперед, ладошками кверху, и говорит:

— «Батюшка Амвросий, благослови!»
В эту минуту мать ребенка нас заметила...
— «Это тут мы с моим Сержиком так привыкли: ведь, батюшка-то Амвросий жив и невидимо здесь с нами присутствует, — так надо же и благословения у него испросить, как у иеромонаха!»
Я едва удержал слезы ...
На другой день я заходил к батюшке о. Анатолию в то время, когда он соборовал Веру с её мальчиком. Кроме них, соборовалось еще душ двенадцать Божьих рабов разного звания и состояния, собравшихся в Оптину с разных концов России. Надо было видеть, с какой серьезной сосредоточенной важностью пятилетний ребенок относился к совершаемому над ним таинству Елеосвящения!

Пошел я провожать Веру с её Сержиком через наш сад по направлению к монастырской больнице. Это было в день их отъезда из Оптиной. Смотрю: идет к нам навстречу один из наиболее почетных наших старцев, отец А., живущий на покое в больнице. Подошли мы под его благословение; протянул и Сержик свои рученки...
— «Благослови», — говорит, — «батюшка!».
А тот сам взял да низехонько, касаясь старческой своей рукой земли, и поклонился в пояс Сержику...
— «Нет», - возразил старец, — «ты сам сперва — благослови!»
И к общему удивлению, ребенок начал складывать свою ручку в именословное перстосложение и иерейским благословением благословил старца.
Что-то выйдет из этого мальчика?»

Мальчик этот сделался впоследствии прозорливым Старцем КЦ Серафимом, особенно почитаемым тайными христианами. В сопровождении двух монахинь он кочевал по стране и непостижимым образом всегда знал, когда чекисты приближались к его временному жилищу, и успевал уйти оттуда с каких-нибудь полчаса до их появления…

Война, которая остановила террор против легальной Красной "церкви", не снизила его накала в отношении катакомбников. Бывали, однако же, и чудесные избавления. Так, например, подлинным чудом избежал расстрела о. Михаил Рождественский. Рукоположенный ещё митр. Иосифом, до 27-го года он вместе с братом о. Измаилом служил в бывшей придворной Преображенской церкви подстоличной дворцовой мызы Стрельна. Прот. Измаил (Рождественский) у красных противников иосифлян снискал прозвание «стрельнинского фанатика» за его проповеди, обличающие «Сергиевскую церковь», которую он называл не иначе, как «вавилонскою блудницей», а служение сергиан и обновленцев, между которыми он не делал никакой разницы, именовал служением сатане. Он был арестован в 1928г. Расстр. в 1938г.

Отец же Михаил тайно служил до конца 1929г., после чего был отправлен на строительство Беломоро-Балтийского канала. Освобождённый в 38-м, он, несмотря на запрет проживания в крупных городах, нелегально вернулся в Петербург, где продолжил тайное служение.

С началом Второй мировой войны о. Михаил остался в осаждённом городе, продолжал служить на квартире, не имея права на получение даже тех ста двадцати пяти граммов хлеба с опилками, что были положены неработающим обывателям. Поистине чудом он выжил в страшную зиму 1941-1942 гг. Но в 1943г. на самый день праздника Крещения Господня во время Божественной литургии, но еще до Херувимской песни, раздался звонок в дверь, и на глазах испуганных богомольцев священник был арестован... По пути в тюрьму, в «воронке», следователь вдруг сказал арестованному:
— Михаил Васильевич, какой вы счастливый...
— Большое счастье — в тюрьму везут, — отвечал ему о. Михаил.
Оказалось же, что накануне, 5/18 января, произошел прорыв блокады, и смертная казнь по этому поводу была отменена.
— Если бы вас успели арестовать ещё вчера утром, то непременно расстреляли, — пояснил следователь.
После этого о. Михаил провёл в заключении 12 лет, но, едва живым выйдя на свободу, вновь продолжил тайное служение, продолжавшееся до самой кончины батюшки в 1988г.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

ИВАН ИЛЬИН: Одни священники пошли на мученичество. Другие из духовенства русского скрылись в эмиграцию или ушли в подполье — в леса и овраги. Третьи ушли в подполье личной души: научились безмолвной, наружно невидной, сокровенной молитве.

Но нашлись — четвертые. Эти решились сказать большевикам: «да, мы с вами - мы ваши», и не только сказать, а говорить и каждый раз подтверждать поступками; помогать им, служить их делу, исполнять все их требования, лгать вместе с ними, участвовать в их обманах, работать рука об руку с их политической полицией НКВД, поднимать их авторитет в глазах народа, публично молиться за них и за их успехи, вместе с ними провоцировать и баламутить национальную русскую эмиграцию и превратить таким образом Православную Церковь в действительное и послушное орудие Мiровой Революции и Мiрового безбожья...