Тамъ гдѣ еще бьются — борьба Братства Русской Правды противъ сатанистовъ-большевиковъ. Разсказъ о событіяхъ 1919 г.

 

(Разсказъ этотъ ​есть​ точное изображеніе дѣйствительныхъ событій, имѣвшихъ мѣсто въ ночь съ 3 на 4 мая 1919 года. Фамилія священника не названа, такъ какъ его ​родные​ живутъ еще и теперь въ Совѣтской Россіи).

"Уже нисколько дней, какъ комиссаръ Особаго поста ​Цtпикъ​ расположился въ домѣ священника, занявъ двѣ ​лучшія​ комнаты отъ параднаго входа.

Домъ священника стоялъ въ сторонѣ отъ мѣстечка и представлялъ собою отдѣльную усадьбу, со всѣхъ сторонъ окруженную большимъ фруктовымъ садомъ, гдѣ образцовый порядокъ сразу показывалъ заботливую руку знающаго и опытнаго хозяина.

Надъ деревьями жужжали пчелы. Недалеко отъ гумна вправо виднѣлись ​стройные​ ряды маленькихъ домиковъ ульевъ... На огородѣ суетился съ граблями въ рукахъ ​старичекъ​-священникъ, разравнивая на грядкахъ землю, а рядомъ съ нимъ стройный юноша копалъ новую грядку. Немного поодаль двѣ женщины что-то старательно сажали на готовыхъ уже грядкахъ. Это были дочь и жена священника.

Такова была картина, на которую смотрѣли сейчасъ изъ открытаго окна комиссаръ ​Цепикъ​.

​Злыя​ мысли шли у него въ головѣ при воспоминаніи объ недавней обидѣ. Въ самомъ дѣлѣ, какъ она ​смѣла​ отказаться пойти съ нимъ гулять?.. Съ нимъ? Съ комиссаромъ Особаго поста? Да ему стоитъ только бровью двинуть, чтобы стереть ихъ всѣхъ съ лица земли. Неблагодарная, глупая женщина! Сама своего счастья не понимаетъ... А этотъ нахальный щенокъ, который еще вчера посмѣлъ дерзить ему, комиссару ​Цепику​, не позволивъ снять въ столовой икону... Это чортъ знаетъ, что такое! Надо проучить, какъ слѣдуетъ, ​всё​ это контрреволюціонное гнѣздо... Не онъ будетъ комиссаромъ ​Цепикомъ​, если этого не сдѣлаетъ... Погоди, ты еще увидишь, упрямая женщина, что такое комиссаръ ​Цепикъ​.

— И хороша же, подлая, — прошептали онъ, глядя на стройный станъ дочери священника, потомъ потянулся и громко сказалиъ — Посмотримъ.

Женщина оглянулась и, увидѣвъ его, покраснѣла до ​самаго​ корня волосъ. «​Пархъ​ паршивый», — подумала она и, отвернувшись, углубилась въ работу.

«Ага», — подумали ​Цепикъ​, — «чувствуетъ, что дѣло идетъ о ней. Да, прекрасная Оксана, или ты будешь моей женой...»

На этой мысли онъ поймалъ себя и улыбнулся. «Женой?.. Что за ​глупыя​ слова лѣзутъ въ голову. И потомъ какая тутъ жена, когда я уже имѣю жену ​Сару​ и двухъ дѣтокъ... Не женой, а любовницей, временной любовницей. Тутъ даже и противъ ​Сарой​ къ и особаго грѣха нѣтъ. Я же въ командировкѣ...»

Время шло, а ​Цепикъ​ ​всё​ смотрѣлъ на работавшихъ людей, ничего не подозрѣвавшихъ о той опасности, которая нависла надъ ними. 

Мысли комиссара бѣжали дальше.

«А если сама не придетъ, пусть пеняетъ на себя. Возьму ​её​ силой. А чтобы никто не помѣшалъ, надо устранить этихъ стариковъ. Довольно ужъ пожили... Да и этого щенка надо поставить къ стѣнкѣ... Пожалуй, даже и не безъ выгоды выйдетъ. Навѣрно, у этого ​долгогрива​ то деньжата припрятаны... А отвѣтственность?» — мелькнула у него мысль, отъ которой онъ тутъ же расхохотался.

Между ​тѣмъ​ матушка, услыхавъ его смѣхъ, набожно перекрестилась и прошептала:

— Ишь, какъ сатана-то нашъ ржетъ... Охъ, чуетъ мое ​сердце​ бѣду...

— Никакой бѣды не будетъ, мамочка, ​всё​ будетъ хорошо, — успокоительно сказала молодая женщина.

Оксана старалась быть бодрой, но на душѣ у ​нея​ было тоже неспокойно.

Она только что хотѣла подняться, какъ услышала позади чье-то тяжелое дыханіе. Она быстро выпрямилась во ​весь​ ростъ.

«Ни за что», — рѣшительно подумала она.

— Оксана Александровна, — началъ ​Цепикъ​. — И когда вы перестанете меня мучить? Вѣдь, мучить человѣка съ точки зрѣнія вашей ​вѣры​ прямо грѣхъ. Вы же видите, что человѣкъ жаждетъ васъ, ​дышетъ​ вами, а вы такъ холодны...

— Какое мнѣ дѣло до вашихъ желаній и мученій? — отвѣтила она рѣзко.

— Какое дѣло? — значительно растягивая слова, началъ онъ. — А вотъ какое дѣло. Если сегодня ночью, слышишь, сегодня ночью ты не придешь ко мнѣ спать, то ты за это поплатишься... Теперь ясно?

Не успѣлъ онъ окончить, какъ звонкая пощечина огласила воздухъ, и въ ту же минуту чей-то голосъ со стороны деревьевъ весело крикнулъ:

— Молодецъ Оксана!

​Цепикъ​ остолбенѣлъ.

Въ первый мигъ онъ даже не сообразилъ, въ ​чёмъ​ дѣло, но острая боль около глаза привела его въ чувство.

— Ахъ, такъ? — угрожающе крикнулъ онъ. — Ну, такъ будете же вы меня помнить, ​проклятые​ контрреволюціонеры.

Хлопнувъ калиткой, онъ почти бѣгомъ вышелъ изъ сада.

Оксана стояла вся блѣдная, со слезами на глазахъ. Къ ней быстрыми шагами подошелъ братъ и, обнявъ ​её​, проговорилъ: 

— Успокойся, ​Ася​. Такъ ему и надо, паршивому... Пусть не лѣзетъ.

— Ахъ, милый Дима, вѣдь онъ можетъ погубить насъ, — всхлипывала Оксана.

​Солнце​ уже закатилось, и вечерняя заря горѣла на позолоченномъ куполѣ храма. Садъ затихъ. Въ домѣ горѣлъ огонекъ, когда братъ съ сестрой вошли въ комнату, гдѣ ​отецъ​ Александръ и его старушка уже сидѣли за чайнымъ столомъ.

— Пейте, дѣти, — проговорила ласково матушка, наливая кружки. — Что это съ тобой, Оксана? Никакъ ты плакала? — заботливо спросила она, глядя на свою любимую дочь.

— Ничего, мамочка, пустяки, — стараясь скрыть свое волненіе, отвѣтила ​Оксана​.

— Всему причиной этотъ плюгавый жидъ, — молодымъ баскомъ сказалъ Дима, накладывая себѣ меду на блюдечко. — Прямо не даетъ ей проходу.

— Ничего, дѣти. ​Всё​ въ рукахъ Божіихъ. Я самъ давно ужъ наблюдаю за этимъ комиссаромъ и сегодня рѣшилъ таки съ нимъ поговорить. Пусть лучше оставитъ свои затѣи, а то буду прямо жаловаться высшему начальству, — сказалъ ​отецъ​ Александръ. — А вы, дѣти, старайтесь его всячески избѣгать.

Чаепитіе продолжалось въ молчаніи. ​Всѣ​ чувствовали, что надъ семьей нависла черная туча, изъ которой каждый мигъ можетъ грянуть громъ... На дворѣ было тихо, когда вся семья разошлась на покой.

Долго молился ​отецъ​ Александръ въ своей комнатѣ.

Душой онъ чуялъ, что приближается какой-то роковой часъ въ его жизни. Но не о себѣ» были его мысли. Стоя на колѣняхъ передъ образами Спасителя и Святителя Николая, онъ просилъ спасти и сохранить его дѣтей и по старческому лицу текли слезы.

Не клонило ко сну и Диму. Потушивъ лампу въ своей комнатѣ, онъ ​сѣлъ​ на кушетку, которая служила ему постелью, но почему-то медлилъ раздаваться.

Вспомнились ​послѣднія​ слова ​Цепика​: «будете меня помнить», и Дима судорожно сжалъ кулаки.

«Готовитъ что-то, проклятый. Не даромъ такъ долго не идетъ домой», — подумалъ онъ, и въ его воображеніи замелькали картины всякихъ красныхъ расправъ, такихъ обычныхъ по тому времени.

— Что же дѣлать? Что дѣлать? — шепталъ онъ, съ отчаяніемъ сознавая свое безсиліе сдѣлать что-нибудь противъ надвигающейся бѣды...

Вдругъ его озарила неожиданная мысль.

— «А что, если сбѣгать къ Осипу Андреевичу?.. Можетъ, онъ сумѣетъ помочь. Онъ что-то знаетъ, но не говоритъ. Черезъ его посредство ушелъ куда-то Саша, мужъ ​Аси​... Да, да, къ ​нему​, скорѣе къ ​нему​...»

Юноша всталъ, подошелъ къ окну и тихо открылъ его...

На дворѣ было темно.

Дима вылѣзъ черезъ окно, прикрылъ его за собою и бѣгомъ пустился черезъ садъ...

Была полночь.

Тихо скрипнула калитка поповскаго сада и одинъ за другимъ, какъ ​черныя​ точки, стали входить ​вооруженные​ люди, окружая домъ.

— Тише, товарищи, не шумите, — говорилъ ​Цепикъ​.—Вотъ это окно попа, а за этимъ спитъ его щенокъ. Возможно, что онъ имѣетъ оружіе. Будьте осторожны, товарищи, — шепталъ онъ, указывая на домъ.

​Цепикъ​ тихо открылъ дверь въ свою половину и на цыпочкахъ вошелъ въ темную гостиную. За нимъ вошли человѣкъ пять съ винтовками и остановились, всматриваясь въ темноту.

Въ этотъ мигъ съ чернаго входа послышался стукъ и раздались голоса.

— Открывай двери!

За стѣной послышался шорохъ и голосъ отца Александра спросилъ:

— Кто такіе? Что надо?

Старый священникъ, осѣнивъ себя крестнымъ знаменіемъ, открылъ дверь, и въ ту же минуту домъ наполнился криками ворвавшихся людей, руганью и звономъ разбитой посуды...

Старческій голосъ кого-то умолялъ.

— Голубчики, миленькіе, куда вы его, старика, ведете?.. Зачѣмъ онъ вамъ?.. Охъ, спасите, угодники Божіи!

​Цепикъ​ стоялъ посрединѣ своей комнаты, съ улыбкой торжества слушая ​весь​ этотъ шумъ.

«Что? Доигрались?» — А ты, гордая красавица, сейчасъ будешь валяться у моихъ ногъ». При этой мысли онъ громко разсмѣялся.

За стѣной еще нѣсколько минутъ шла возня. Наконецъ, ​всё​ стихло. ​Цепикъ​ заключилъ, что ему пора дѣйствовать.

Выславъ красноармейцевъ на дворъ и приказавъ имъ охранять ​всѣ​ подступы къ дому, комиссаръ зажегъ лампу и усѣлся у стола, какъ ни въ ​чёмъ​ не бывало съ видомъ человѣка, совершенно не имѣющаго отношенія къ тому, что произошло только что въ домѣ.

Просидѣвъ такъ около получаса, онъ подошелъ къ двери, ведущей въ помѣщеніе батюшки и тихо постучалъ.

Отвѣта не было.

​Цепикъ​ осторожно открылъ двери и вошелъ въ комнату, служившую столовой. Остановившись у двери, онъ ждалъ, пока глаза привыкнутъ къ темнотѣ.

Въ столовой былъ полный безпорядокъ. Со стола была сорвана скатерть, на полу валялись осколки разбитой посуды... Шкапы были: открыты. ​Всё​ кругомъ носило ​явные​ слѣды грабежа.

Не успѣлъ онъ рѣшить, что предпринять, какъ скрипнула кухонная дверь въ комнату скользнула женская бѣлая фигура. Шатаясь, подошла она къ кушеткѣ и упала на ​нее​. Раздалось слабое рыданіе.

«Она», — обрадовался ​Цепикъ​.

Не рѣшаясь сразу подойти, онъ спросили:

— Кто здѣсь ​плачеть​? Что случилось?

— Что случилось? — приподнялась Оксана, узнавъ знакомый ненавистный голосъ. — Вы еще спрашиваете, что случилось?

— Ой, зачѣмъ плакать? Какъ это не хорошо, когда такая красивая женщина хочетъ плакать, — заговорили онъ, приближаясь къ ней.

— Не подходите! — вскрикнула Оксана. — Вы мнѣ противны... Вы ​—​ убійца, подлый разбойникъ.

Не волнуйтесь, красавица — холодно сказалъ онъ, продолжая приближаться. — Вотъ вами мой ультиматумъ: или вы перестанете ругаться и пойдете въ мою комнату, или... — Онъ протянули къ ней руки, стараясь схватить ​её​.

Опасность сразу вернула Оксанѣ самообладаніе. Вскочивъ съ кушетки, однимъ прыжкомъ она метнулась черезъ дверь въ комнату комиссара, надѣясь найти парадную дверь открытой... Но, пробѣжавъ черезъ комнату къ двери, она нашла ​её​ запертой на ключи и въ ту же минуту услышала, сзади ​щелканье​ замка въ другой двери.. Теперь она была, вдвоемъ со своими преслѣдователемъ, запертая въ его комнатѣ.. Холодный потъ выступили у ​нея​ на лбу. Спасенія не было.

​Цепикъ​ подошелъ и схватили ​её​ за талію. Оксана силилась вырваться. Завязалась отчаянная борьба...

Опьяненный близостью стройнаго молодого тѣла, ​Цепикъ​ уже не обращали вниманія на градъ ударовъ, сыпавшихся ему въ лицо, и старался повалить свою жертву на кровать... Волосы Оксаны растрепались, кофта была сорвана, рубашка съѣхала до пояса. Сверкнувшая нагота еще больше ​разгорячила​ Цепика. Онъ напрягалъ послѣднія усилія, чтобы опрокинуть женщину на кровать и овладѣть ею.

— Господи спаси! Господи помоги! — вырвалось изъ ​ея​ устъ хриплое восклицаніе.

Вывернувшись на мигъ, она ударила насильника колѣномъ въ животъ... ​Цепикъ​ вскрикнулъ и на минуту выпустить ​её​ изъ своихъ объятій...

Въ тотъ же мигъ Оксана рванулась къ столу и схватила горящую лампу.

— Ахъ, такъ? — задыхаясь, прохрипѣлъ ​Цепикъ​. — Поставь лампу на мѣсто или я пущу тебѣ пулю въ лобъ.

Онъ выхватилъ изъ кармана ​револьверъ​.

«Лучше смерть, ​чѣмъ​ позоръ», — пробѣжали у ​нея​ въ памяти слова отца, ​сказанныя​ ей часъ назадъ.

— Поставь лампу! — прошипѣлъ комиссаръ.

— Ни за что! Стрѣляй, подлецъ! Твоей ​всё​ равно не буду.

— Врешь! — въ бѣшенства воскликнулъ ​Цепикъ​, нажимая на спускъ.

Въ то же мгновеніе Оксана съ громкимъ крикомъ швырнула въ него лампу...

Яркимъ пламенемъ вспыхнула одежда на ​Цепикѣ и онъ заметался по комнатѣ, стараясь сорвать съ себя куртку...

Оксана безъ движенія лежала на полу.

— Ключъ, ключъ! — рычалъ онъ, кидаясь по комнатѣ, гдѣ отъ ​разливающагося​ керосина уже прыгали языки бушующаго пламени.

Услышавъ ​отчаянные​ крики комиссара, ​бывшіе​ снаружи красноармейцы начали ломать ставни. Когда, наконецъ, черезъ ​выбитыя​ окна проникли въ комнату, имъ съ трудомъ удалось вытащить обгорѣлаго и стонавшаго комиссара и неподвижное тѣло Оксаны, на которой уже начала горѣть легкая ночная юбка. Пожаръ разгорался...

Нашъ отрядъ неторопливо продвигался по Ясновичской дорогѣ, когда среди партизанъ раздались голоса:

— Горитъ гдѣ-то. Видать, здорово ​горить​.

— Ужъ не расправляются ли тамъ "товарищи" съ кѣмъ-нибудь? — сказать кто-то изъ партизанъ.

Доставь компасъ, я сообразилъ, что горѣло въ мѣстечкѣ. Въ мысляхъ вставали картины недавней расправы съ семьей хуторянина. Что если и тамъ тоже самое? Мною овладѣло смутное безпокойство...

— Рысью маршъ! — раздалась моя команда, нарушая тишину лѣса.

Отрядъ встрепенулся и скоро по дорога стоялъ гуль отъ топота конскихъ ногъ...

Я ѣхалъ впереди. ​Сердце​ мое усиленно билось. Чей-то голосъ словно шепталъ мнѣ на ухо: скорѣе, скорѣе.​Баммъ​, ​баммъ​, ​баммъ​... — донесся жалобный звонъ набата.

Вотъ хуторъ Осипа Андреевича. Около него какія-то двѣ тѣни стоять на дорогѣ. — Осипъ Андреевичъ!—крикнулъ я во ​весь​ голосъ.

Тѣни метнулись въ сторону съ дороги и чей-то голосъ проговорить:

— Дима, не робѣй, это свои... Самъ Богъ послалъ.

Я осадить коня возлѣ стоявшихъ у плетня. Одинъ изъ нихъ быль Осипъ Андреевичъ.

— Скорѣе, скорѣе, ради Христа. Семья отца Александра въ бѣдѣ! — бросился онъ ко мнѣ.

Я понялъ, что медлить нельзя.

Отрядъ промчался мимо меня. Партизаны, на скаку уже вынимали, шашки. Я поскакалъ за ними.

Мы неслись, какъ вѣтеръ... Вотъ промелькнули ​первыя​ строенія, и отрядъ, какъ буря, влетѣлъ въ мѣстечко.

Въ окнахъ многихъ домовъ свѣтились огни. Около церкви стояла толпа, о ​чёмъ​-то громко разсуждая. Не задерживаясь, мы проскакали къ пожару.

Домъ священника уже былъ ​весь​ въ пламени. Возлѣ него стояли ​вооруженные​ люди, отгоняя толпу и не давая ей тушить. При появленіи всадниковъ толпа бросилась вразсыпную...

Еще нѣсколько минутъ и ​вооруженнные​ люди ​одни​ лежали ​мертвые​ на землѣ, другіе бились въ предсмертныхъ судорогахъ.

— Куда батюшку дѣли, Ироды?—слышались ​озлобленные​ голоса ​партизань​.

Черезъ сломанный заборъ я въѣхалъ въ садъ и при ​свѣтѣ​ пожара увидѣлъ возлѣ яблони лежавшую на землѣ женщину.

— Сомъ! — окликнулъ я. — Взгляни-ка, кто это.

Сомъ подъѣхалъ, ​слѣзъ​ съ коня и, нагнувшись, старался разглядѣть лежавшую женщину.

— Никакъ, дочка батюшкина, — проговорилъ онъ.

Въ эту минуту подъѣхалъ ​Корчъ​ и взволнованнымъ голосомъ сказалъ:

— Никогда еще такого ужаса не видалъ, какъ сейчасъ.

— Что тамъ такое?

— А вотъ ѣдемъ къ банѣ, сами увидите...

​Корчъ​ ѣхалъ впереди, я за нимъ. Мы подъѣхали къ какому-то невысокому строенію, около котораго стояли партизаны, и валялись трупы красноармейцевъ...

Сойдя съ коней, мы вошли въ освѣщенную коптилкой баню. Взглянувъ передъ собою, я такъ и ​замеръ​ на мѣстѣ.

Передо, мной, въ котлѣ, ​обдаваемый​ горячимъ паромъ, стоялъ, подвѣшенный къ потолку, ​отецъ​ Александръ...

Я невольно провелъ рукой по глазамъ. Ужъ не сонь ли это? Нѣтъ, это явь. По моей спинѣ пробѣжала дрожь...

— Заживо сварили, — раздался около меня голосъ Корча.

Я снялъ шапку и перекрестился.

— Снимите батюшку! — приказалъ я партизанамъ, ​которые​ молча стояли позади.

Когда партизаны перерѣзали веревки и сняли трупъ священника изъ котла, сваренное мясо стало кусками отпадать съ ногъ...

— Отнесите усопшаго къ церкви, — распорядился я.

Останки отца Александра положили на шинель, а я снова направился къ догоравшему дому. Тамъ уже возились ​согнанные​ партизанами крестьяне, заливая пламя водой.

Около дома, я увидѣлъ Осипа Андреевича, который, нагнувшись къ кому-то, сидѣвшему на землѣ, успокоительно говорилъ:

— Приди въ себя, Дима, не время плакать... Потеряннаго не вернешь... На ​всё​ Божья воля.

Въ эту минуту подошелъ Сомъ и громко сказать:

— Панѣ атаманѣ! Дочь священника жива. Видать, обомлѣвши была... Только на боку маленькая царапина...

Юноша поднять голову.

— ​Ася​ жива? А папа съ мамой?

Партизаны! молчали.

Никто не пытался успокаивать его въ его ​горе​. Только на лицахъ ​партизань​ и въ ихъ сжатыхъ зубахъ была написана рѣшимость быть безпощадными съ ​тѣми​, на ​комъ​ лежатъ такія злодѣйства.

Страшны были въ эту минуту ​простыя​ ​партизанскія​ лица.

Было десять часовъ утра, когда подъ ​погребальные​ звуки колоколовъ опустили въ могилу наскоро ​сколоченные​ гробы съ останками отца Александра и матушки, чей трупъ съ разсѣченной головой былъ найденъ около бани въ канавѣ...

Горько плакали братъ и сестра. Молча, угрюмой толпой стояли крестьяне, потупивъ глаза въ землю.

Когда были закопаны тѣла погибшихъ и надъ могилой забѣлѣлъ крестъ, я подъѣхалъ къ толпѣ и сказалъ:

— Братцы! Неужели ни у кого изъ васъ не поднялась рука на защиту вашего священника? Неужели ни у кого изъ васъ не заговорила совѣсть? Вы своими глазами видѣли то, чего раньше не видѣли никогда въ жизни. Когда и гдѣ мучили такъ людей, какъ теперь? Неужели вы такъ очерствѣли, что забыли своихъ благодѣтелей?..

Эхъ, братцы! Вѣчнымъ будетъ для васъ укоромъ этотъ крестъ невинно погибшаго мученика. И этотъ укоръ будетъ лежать на васъ до тѣхъ поръ, пока своими же, крестьянскими руками вы не сломите шею Иродовой власти...

Молча разошлись крестьяне по своимъ хатамъ, ​провожаемые​ хмурыми взглядами партизанъ

Черезъ полчаса мы покинули мѣстечко С. и расположились бивакомъ недалеко отъ хутора Осипа ​Андре​евича​, въ лѣсу, на небольшой ​поляне​.

Сжимая кулаки, тѣснымъ кольцомъ стояли партизаны, слушая разсказъ Оксаны.

— Теперь я буду съ вами, — закончила она.

— ​И я тоже, — твердо сказалъ ​ея​ братъ.

— Въ добрый часъ! — послышалось съ разныхъ сторонъ.

— Запомнимъ же, друзья, — проговорить взволнованно ​Корчъ​. — Будемъ вмѣстѣ до конца бороться съ красными Іудами. Пусть знаютъ, что съ ними мы не будемъ никогда. На погибель коммунистамъ

— На погибель коммунистамъ! — дружно грянуло кругомъ, и далеко разнесло этотъ крикъ лѣсное эхо".