Из дневника генерала графа Ф.А.Келлера 1918 Г.

14 декабря. Часов около 2-х дня раздался сильный звонок и в переднюю вошли три вооружённых винтовками офицера, старший из них заявил мне, что дружина, сформированная Всеволожским и записавшаяся в состав Северной армии, не желает сдаваться уже входящим в город войскам Директории и просит меня принять её под моё начальство и вывести из города, куда я хочу, что к этой дружине примкнула ещё и конная сотня (пешком), тоже формировавшаяся для Северной армии, с тем же намерением – не сдавать оружие. О других войсках имелось сведение, что они собрались у городского музея с намерением пробиться на Дон, но что в голове их нет начальника. [...]

Уже не доходя Думы, от дозоров донёсся крик – идут петлюровцы – и всё, что было впереди, бросилось назад и сбилось в одну кучу. Я приказал свернуть в переулок, рассчитывая избежать встречи и кровопролития и боковыми улицами вывести отряд к музею, где, по сведениям, собрались уже дружины Кирпичева и Святополк-Мирского. Не успели мы пройти и 20 шагов, как из-за Думы послышалось несколько редких выстрелов (думается мне, провокаторских); ни одной пули близко не просвистело, но в моём отряде произошло то, чего я уже от офицеров никак ждать не мог. Всё бросилось бежать, кто лез под ворота, кто протискивался в подъезды и в магазины, кто просто бежал, куда глаза глядят. Около меня осталась группа, не более 50 человек, уменьшавшаяся при каждом повороте в следующую улицу, и к приходу нашему к Софийскому собору растаявшая до 30 человек, которых я благополучно и довёл до Михайловского монастыря, и в ограде которого все почувствовали себя почти в безопасности. Ничего подобного я от поведения офицеров ожидать не мог, до сих пор противно и совестно вспоминать, что случилось несколько раз, что я, при одном вдали одиночном выстреле, оставался окружённым моими ординарцами и не более как 8–10 офицерами, всё остальное пряталось по подъездам и дворам, откуда их нельзя было вытащить, ни добрым словом, ни руганью.

Не скажу, чтобы и духовное начальство отличалось храбростью в выполнении своего долга укрыть преследуемых. Как настоятель Михайловского монастыря Никодим, так и митрополит Одесский Платон и даже Преосвящ. Нестор (Анисимов) Камчатский, эти, как говорили, убеждённые и твёрдые иерархи, прибежали ко мне расстроенные, и вся их забота и разговоры клонились к тому, чтобы мы скорее уходили из монастыря и не навлекали на них ответственности, а куда уйдёт эта кучка людей и не будет ли она расстреляна на первом же повороте в улицу, об этом никто из них не заботился. Положение создавалось такое, что о том, чтобы пробиться силою, нечего было и думать, вести переговоры о вооружённом выходе из города можно было бы, имея в руках внушительную силу, готовую постоять за себя, но не во главе 30 панически настроенных людей, из которых половина готова была разбежаться при первом выстреле. […]