СЕРБСКИЙ КОРОЛЬ АЛЕКСАНДР (С. М. Зернова)

(Как создаются легенды)
Восьмого июня 1922 года сербский народ праздновал свадьбу своего короля. Весь город был разукрашен флагами, разноцветными лентами, фонариками. Он казался совсем сказочным. Всюду иллюминации, яркие национальные костюмы, оркестры, танцы, пение. Всё двигалось, радовалось, ликовало.

Во дворце был бал. Один за другим подъезжали нарядные автомобили с иностранными представителями, военными, дипломатами, все в мундирах, дамы в бальных платьях, беспечные, богатые, счастливые.

Мы тоже с утра вышли на улицу. Мы тоже переживали и радовались. Но, наряду с радостью, у меня на сердце была всё время щемящая боль. В те годы мы не могли ещё оторваться от России, Добровольческой Армии, гражданской войны и потери родины – всё это было как открытая рана. Когда я встречала на улицах Белграда марширующих сербских солдат с оркестрами и пением – я стояла и плакала. Я вспоминала тех русских мальчиков, которые с пением и музыкой шли умирать за честь России, за верность союзникам. Их все забыли, как забыли Россию. На этом празднике только русским не было места. Такова была наша горькая судьба, и я особенно чувствовала её в этот праздничный день.

Но нам казалось, что король Александр (1888–1934) не забыл Россию, он получил там образование, он прекрасно говорил по-русски, он позвал нас в свою страну. Часть Добровольческой Армии была послана им на пограничную стражу, те, кто хотел учиться, получали стипендии и могли поступить в университет. Русские офицеры продолжали носить свою форму и чувствовали себя представителями русской армии. Всё это сделал король Александр и мы любили его и окружали его имя ореолом. Он был благороден и добр. С какой радостью русские передавали друг другу рассказ о том, как он проезжая однажды на автомобиле по парку и, увидав русского офицера на костылях, остановил автомобиль и привёз его к себе во дворец завтракать.

«Не всё ли равно», – говорила я себе, «что мы теперь бедны, безправны и забыты, что у нас нет родины и законного места на земле, разве не должны мы в этот день проявить нашу благодарность и любовь к королю»?

Каждая сербская провинция приносила королю свои свадебные подарки. Чего только там не было, – и старинные вышивки, и посуда, и ковры, и бараны, и поросята... и король всё принимал с благодарностью и вниманием.
Только русские не подарили ему ничего. Почему никто не подумал об этом? Может быть теперь уже поздно? Завтра утром свадьба. Если дарить, то надо дарить сегодня, надо сразу придумать, сразу отнести. Но что отнести? Это должно быть что-нибудь прекрасное, достойное России и нашей любви к королю...

И вдруг я вспомнила. У меня был браслет. Мне подарили его в день моего шестнадцатилетия, ещё в Москве, когда наша жизнь была благополучной и счастливой. Это был тонкий платиновый браслет, весь из бриллиантов и сапфиров. Он был очень красив. Это был достойный подарок королю от русской молодёжи. Мы с сестрой решили, что это будет наша тайна. Мы сказали об этом только Машеньке Львовой и Ирише Степановой. Мы были четыре заговорщицы.

На оставшиеся от студенческой стипендии деньги мы купили красивый конверт и лист бумаги. Потом кинулись домой и сочинили письмо. Мы писали королю, что в эти радостные дни сердца русской молодёжи полны преданности и любви к нему, что мы никогда не забудем всё то, что он сделал для русских и мы молимся Богу, прося сохранить его страну и послать ему счастье. Мы просили его принять этот браслет, как дар от русской молодёжи.
Мы конечно не подписали наших имён, не дали своего адреса, положили браслет и письмо в конверт и в 12 часов ночи, весёлые и счастливые, смело двинулись к королевскому дворцу.

Моё сердце было переполнено ликованием. Мне казалось, что мы больше не бесправные, что мы разделяем радость всего сербского народа, что нам тоже дано право веселиться и ликовать...

Мы заранее выработали план: моя сестра и я должны были пробраться к дворцу, вызвать дежурного офицера и передать ему наш конверт. Но, едва мы приблизились к дворцу, нас грубо оттолкнул какой-то человек, вероятно полицейский инспектор. Мы попробовали объяснить ему нашу цель, прося взять конверт или вызвать дежурного офицера, – но он даже выслушать нас не хотел. С другой стороны дворца повторилось то же самое. До поздней ночи мы стояли на улице, пытаясь найти кого-нибудь, кто согласился бы передать королю наш подарок, но никто не хотел помочь нам. Усталые и угнетённые мы вернулись домой.

Но мы не сдались. Мы знали адрес генерала Хаджича, адъютанта короля и решили на следующий день, рано утром, отнести наш конверт ему. Мы почти не спали эту ночь и в 6 часов утра были уже около дома генерала.
Было ясное утро. Мне казалось, что теперь всё будет хорошо, что адъютант короля не может нас не понять, особенно если он посмотрит, какую красоту мы дарим королю.

Мы долго стояли у ворот, не решаясь войти; наконец, набравшись смелости, позвонили у подъезда. Нам открыл молодой солдат, вероятно денщик генерала. Он был первый, кто с интересом выслушал нас и охотно взялся передать наш конверт генералу. Но через несколько мгновений он вернулся, огорчённый и смущённый, объяснив, что генерал Хаджич одевается, что он очень занят, ему не до нас, и он отказался принять конверт. Мы были в полном отчаянии.
Мы видели, что наш солдат очень хотел нам помочь, но сам не знал, что придумать. Мы всё не уходили. Тогда он сказал, что, когда генерал оденется, то он выйдет через другую дверь, на маленькую улицу, где сядет в автомобиль. Мы можем подождать там и попытаться убедить его взять подарок.

Это была наша последняя надежда. Мы отправились к другому выходу и стали ждать. Время тянулось очень медленно. Мы даже не пытались утешить или подбодрить друг друга, так хотелось всё бросить и уйти с тоской в сердце, с такой знакомой, привычной тоской...
Наконец, дверь отворилась и мы увидели генерала Хаджича, быстрыми шагами направляющегося к автомобилю.
Я кинулась к нему с моим конвертом в руках.
«Пожалуйста, – быстро проговорила я, – пожалуйста, передайте королю, это подарок от русской молодёжи».

Он весь побагровел от гнева. «Как, – крикнул он, – я приказал вам уйти, а вы всё ещё здесь?» И он грубо оттолкнул меня.
Мы стояли молча, растерянные и несчастные, и смотрели на него. Тогда он вдруг выхватил у меня конверт, сунул его в карман и уехал.

Мы пошли домой. Там нас с нетерпением ждали Машенька и Ириша. У меня было чувство, что меня ударили по лицу, оскорбили и унизили. Увидав нас, они всё поняли. Машенька только тихо спросила: «Отдали?» «Да, отдали», сказала я.
Мы больше никогда друг с другом не говорили и не вспоминали о платиновом браслете.
Прошло почти 2 года. Мы уезжали во Францию. Опять начиналась для нас новая жизнь. Было и грустно и радостно. Грустно расставаться с дорогой Сербией, но новое и неизвестное привлекало и звало.

Все наши друзья собрались на вокзал провожать нас. В последнюю минуту прибежала Наташа Клепинина возбуждённая и весёлая и рассказала об удивительном случае, только что происшедшем с нею. Она была у зубного врача... тут она описала нам во всех подробностях как болели у неё зубы и какой это был замечательный врач, и не просто зубной врач, а родственник генерала Хаджича, адъютанта короля... И когда она сидела в кресле и он пломбировал ей зуб, вдруг открылась дверь и сам генерал Хаджич вошёл в кабинет, потому что он узнал, что у доктора Живковича сидит русская пациентка, а ему как раз нужна была помощь кого-нибудь из русских.

Оказалось, что несколько дней назад был день рождения короля. Генерал Хаджич ехал к нему на приём и, одевая свой парадный мундир, случайно в одном из карманов нашёл конверт, адресованный королю. Когда король его открыл, там оказался платиновый браслет, усыпанный сапфирами и бриллиантами, и письмо от русской молодёжи, которая посылала этот браслет королю ко дню его свадьбы.

Тогда только генерал Хаджич вспомнил, что это письмо принесли ему две русские девушки. Он не знал, кто они были, запомнились ему лишь их синие глаза. Король был тронут подарком и приказал генералу немедленно найти этих девушек. Генерал просил Наташу помочь ему в этих поисках.
Я слушала её и с нетерпением ждала минуты, когда отойдёт наш поезд, боясь, что Наташа сможет как-нибудь догадаться, задавая мне новые вопросы.
Поезд двинулся и тайна девушек с синими глазами осталась неразгаданной.

Прошёл ещё год. Мы жили в Париже, но мои родители оставались в Сербии. На лето я поехала к ним. По дороге я остановилась на несколько дней в Белграде, чтобы повидать старых друзей. В один из вечеров, я была приглашена к вдове генерала Алексеева, её дочь Верун Борель была моим большим другом. Был весёлый обед, много гостей, среди них и сербские офицеры. Вдруг один из них обратился к нам с вопросом: знаем ли мы историю о платиновом браслете? Никто этой истории не знал, и мы просили его рассказать её. Все слушали внимательно, но я, вероятно, – внимательнее всех.

«Это случилось в день свадьбы нашего короля, – торжественно начал рассказывать офицер, – вечером был бал. Король только что кончил танцевать и сидел рядом с королевой. Музыка ещё играла и вокруг кружились пары. Вдруг раскрывается дверь и входит молодая девушка изумительной красоты. Она прямо направляется к королю, опускается на одно колено и передаёт ему, на чёрной бархатной подушке, платиновый браслет, усыпанный сапфирами и бриллиантами: «Это дар от русской молодёжи» – говорит она.

Пока король и королева рассматривали этот прекрасный дар, девушка пропала. Было сделано всё, чтобы её найти, но так никогда и не удалось узнать, откуда она появилась и куда исчезла...».