РОССИЯ КРОВЬЮ УМЫТАЯ. ПИСЬМО КРАСНОАРМЕЙЦА

АРТЕМ ВЕСЕЛЫЙ

Братец Фомушка!
Мы о тебе, когда бою нет, частенько вспоминаем. Сами, которые лежали в лазарете, и сознаем — не сладко. Ты не расстраивайся, а скорее выздоравливай, чего тебе все и желаем.
Описываю наше прохождение службы:
В батарею прислали комиссара Захарчука, ты его, хренка, знаешь: Титаровской станицы, рыжая кобыла Гараськи под ним ходит. На митинге Захарчук нам и говорит:
— Клянусь до гроба, я с вами рука об руку. Я предан советской власти костями, душой и телом. Я знаю все боевые задачи высшего командования. Долой угнетателей! Пролетарии, соединяйтесь!
Ладно. Вот выступили на станицу Невинномысскую. Ожидаем, с какой стороны покажется противник. Не прошло время один час, как последовало донесение: неприятель наступает по всему фронту.
Тут тебе кадетские белые пластуны, тут разворачивается с флангов кадетская кавалерия, тут — вот он! — кадетский бронепоезд (большевицкий пропагандистский прием называть БЕЛЫХ кадетами, по ассоциации с ненавистной всей России Партией Кадетов – прим. ред).
Бронепоезд меня заинтересовал. Командир Никита Семенович подает команду:
— Батарея, готовься к бою… Прицел восемьдесят, трубка семьдесят восемь… Наводить точно… Огонь! Га-гах. Полетела моя консерва кадетам на завтрак. Влепил прямо в тендер. Из передовой цепи по телефону передают: попало. А я и так вижу: попало, аж пар зашипел.
Вот Митька Дягель грохнул, тоже попало. Видим, сквозь пыль, рельсу крутит штопором, и, вот тебе, поехала железная дорога кверху. Никита Семенович глядит в прозорную трубу и смеется:
— Молодец, Половинкин! Молодец, Дягилев! Бейте еще!
Тут кадетская конница запылила, строит лаву. Тут белые пластуны из межевой канавы лезут в атаку. Захарчук наш заметался.
— Товарищи, надо отступать. Товарищи, побежим, пока не поздно.
Но на него некогда было оглядываться.
— Батарея, беглый огонь! Пулеметы, огонь! Пошла тут вот такая, начали мешать небо с землей.
Кадеты отступать. Наша пехота поднялась, вперед! Кавалерия, вперед! Батарея, известно, на передки и вперед! Ура, ура! Бронепоезд показал нам хвост и ушел. Казаки пластуны сдаются, беляки офицеры стреляют и колют себя, НО НЕ СДАЮТСЯ. Захватили обоз, патроны, муку, 120 пластунов — они борщ варили, борщ достался нам. Давно мы не видали горячей пищи, две недели питались консервами, и то только тогда, когда они были, вот покушали, теперь можно воевать дальше. Прибегает Захарчук с конным ведром.
— И мне, говорит, налейте.
— А ты где был? — спрашиваем.
— Я отстал, животом расстроился.
Напомнили мы ему, клялся идти с нами рука об руку, выплеснули остатки борща на землю, ему и одной ложки хлебнуть не дали. Кругом смеялись.
Пошли смотреть поле брани, прямо Бородинская битва. С убитого черкеса снял я маузер с золотой насечкой. Выздоравливай, Фомка, скорей — маузер будет твой.
Подарков жители натащили — арбузов, сметаны и так далее. Музыка играет народный гимн. Какой восторг и трепыханье кругом… Девки пришли, одна подходящая: хорошего роста, в желтых гетрах и глаза такие серые, но не удалось с ней «поближе» познакомиться. Командир передал — трогайся. Прибыли на отдых в хутор, забыл его правильное название.
Ночью вшестером, комиссар Захарчук седьмой, отправляемся в разведку. Чистое поле, все тихо, спокойно. Туман такой — ушей коня не видно. Захарчук ежится и говорит:
— Ох, ребята, смотри зорко. Кадет хитрый, может сквозь наших ног пролезть.
Ладно.
Дело к свету. Пробираемся балкой по-над кустами. Впереди заржали лошади, разговаривают. Что такое? Мы приготовились. Голова в голову съезжаемся с белым кадетским разъездом. Их шестеро, нас шестеро — Захарчука в случае чего и считать нечего.

— Какого полка? — Уманского.
Эге. По голосу и по бороде признаю дядю Прохора Артемьевича.
— Это ты, дядя Прохор? — Я.
Захарчук шумит: — Стреляй, белые, кадеты.
— Ты, Сенька? — Так точно, — отвечаю я дяде.
— Стреляй!.. — Перестань гавкать, — говорю я Захарчуку. — Это есть наши станишники, интересно нам про домашность узнать.
Захарчук крутнул свою рыжую кобылу и осадил за наши спины, ждет, что будет дальше.
Съехались на три шага. У них карабины наизготовку, и у нас карабины наизготовку. Ну, поздоровались. Дядя Прохор Артемьевич, Сметанин, Васька Пьянков, Федя Стецюра, что в атаке под хутором Малеваным вгорячах отрубил хвост своему жеребцу, и двое незнакомых.
— Давно из станицы? — спрашиваю. — Не так давно, но порядочно.
— Как там моя баба? — Скоро родить, со степью управилась.
— Как служба? — Ничего, — отвечает дядя. — Жалованья тридцать рублей, сахару и табаку не дают. Когда будет конец этому?
— Сдавайте оружие, вот вам и конец.
— Мы погодим сдавать оружие, вы сдавайте. — А у самого глаза, как у сыча, сверкают.
— И мы погодим, — отвечаю. Поговорили еще немного, угостили их папиросками и разъехались. Ни нам никто, ни мы никому.
Еще был бой у станции Овечка. ТУГО НАМ ПРИШЛОСЬ. Боевые обстоятельства предсказали нам о т с т у п а т ь. Фронт растерялся, везде оказались прорывы. ЗАНЯЛИСЬ БЕГСТВОМ, кто кого перегонит. На каждом сапогу по пуду грязи, ноги потерли до мослов, силы нет бежать. На переправе через реку Кубань так загрузили паром, что он пошел ко дну и пушки ко дну, а люди поплыли. СМЕШНО, НО СМЕЯТЬСЯ НЕКОГДА. Жалко было смотреть на такую картину, когда товарищи плыли по Кубани и стонали.
— Спасите, помогите… Я сам вылез и Дягиля за русые кудри вытащил, — он нахлебался, ему оставалась одна минута до смерти. Ушли живыми, все хорошо.
Стоим на отдыхе в станице Суворовской, пляшем на вечорках, к а л е ч и м девок, хлещем самогон... Жить пока можно.
Какая в лазарете пища и порядки? Скорее поправляйся и приезжай, я по тебе соскучился, и все товарищи поминают. Ожидаю в скорых числах вашего ответа.

С поклоном красноармеец С. Половинкин.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Гражданская - Отечественная война глазами пролетарского писателя клятвопреступника.
Николай Иванович Кочкуров (Кочкур, Невеселов, Сидор Веселый, Артем Веселый) родился 17 (29) сентября 1899 года в Самаре в семье крючника. До 1915 года жил с родителями в Запанском (у Ветряных мельниц). Окончив самарское училище имени Тургенева в Предтеченском переулке, трудился на Трубочном заводе. В 1916 году сблизился с анархистами, но уже в марте 1917 года вступил в РСДРП(б) и вел агитационную работу на заводе.