ДА, КИНУЛИ МЫ СВОЁ МИЛОЕ И ПОШЛИ ИСКАТЬ ПОСТЫЛОЕ

Рассказы о коллективизации. Как большевики убивали крестьянство
Док. 41

Захарова Любовь Григорьевна родилась в 1917 г. в с. Луговом Алтайского края.

Мужики работали от зари до зари в поле. Отец был трактористом. Колхозное добро, безусловно, воровали. Сено, скотину. В народе это не считалось воровством. Если, например, своровали зерно или другое что-нибудь, то за это могли расстрелять. До коллективизации все в деревне жили в достатке, все работали. С коллективизацией хозяйство приходило в упадок, жить стало хуже. Стали много воровать, поэтому дома стали закрывать на замок… Моих детей в деревне не осталось, там трудно жить, поэтому почти все поразъехались. В сегодняшней нищете виновата власть и сами крестьяне. Все хотят хорошо жить, но никто не хочет работать… Сейчас, во всяком случае, хуже не стало. Было, конечно, и то, что взамен старых порядков приходили чуть измененные новые. Жили помаленьку. Живем и в годы реформ. Будем жить и после них. Все пережили, все стерпели! Нам не привыкать!

(Рассказ записала Силина Наталья в 1999 г. (г. Прокопьевск)

* *
Док 42

Иванова Евдокия Гавриловна родилась в д. Игратовка на Украине в 1917.

Когда началась коллективизация, мне двенадцатый год шел. Помню, крик, плач. Всех из дома выгоняли. Ничего взять с собою не давали, кроме того, что на себе было. Сажали на подводы и куда-то увозили. Говорили, что в Сибирь везут. Семья у соседей большая была. Страшно было, когда их увозили. После раскулачивания в деревне сразу тихо стало. Одни собаки выли. Мы все по домам сидели. И никаких вестей от них не было. Никогда, никто их не вспоминал, боялись. И до сих пор никто не знает, что с ними стало. Мы-то бедные были, нас не тронули. Отец добровольно в колхоз пошел. Собирали, говорили, что будет очень хорошо. Ни в чем, мол, не будем нуждаться, ни бедных, ни богатых не будет. Работали мы от зари до зари. Тяжело было, голодно… Тыквы в печке сушили, толкли, пекли лепешки из отрубей. У нас не было даже обыкновенной сковороды. Ничего у нас не было. Буряков натушим, наварим, вот и вся еда. Потом в 33-м году голод стал везде. Пошла я раз в райцентр, в столовой детей беспризорных кормили. Дядька говорит: «Ты что здесь, пойдем еды возьмем». Дали мне манной каши, хлеба кусочек. А он отобрал у меня, и съел, сукин сын. А я стою, смотрю, молчу, плачу. А что скажешь-то? А в 19 лет я замуж вышла. Какая там мебель! Переодеться-то и то не во что было. Радио включили, мы и рады были. Каганец (железная крышечка и жир) коптит весь наш свет. А молодежь-то все равно собиралась веселиться. Вечерки были. Ах, какие были игры, танцы какие были! (смеется). Нет, раньше много не пили, время знали. Вот праздник какой-нибудь отгуляют, неделю гуляют. А как рабочая пора настала, все прекращают. И все лето не пьют, не гуляют. Разве когда зимой выпьют, да осенью, когда свадьбы играют. Церковь у нас не разбили сразу. И то! Ведь помолишься, чище станет. Разобрали ее уже позже, амбар из нее сделали. В школу я ходила недельки две, потом дочка родилась. Читать так я и не научилась, писать только простые слова. А те, кто 3 класса имел, это уже шибко хорошо было. Такие чинами работали уже. Ох, и врагов народа помню. Уже дети у меня были. Пришел как-то сосед с работы. Подошел «воронок» и забрал его. Взяли — и с концами. И с тех пор его не видали. Приписали ему злодейство. Дескать, клади сжег. Во всех деревнях сажали людей. А уехать никуда нельзя было, документов не было. Человеку справку давали. А когда война началась, ох, ох! У нас уже в августе был немец и три года толокся. А ведь мы работали на него. И вот теперь справку взять не могу о работе во время войны. Не знаю где взять. Пишу, все молчат. А после войны жить не лучше стало. А налоги какие большие были! На корову налог сдать теленка, 4 кг масла, 400 л молока. Потом пошли эти облигации. Деньги с нас выжимали. А сколько детей в войну погибло! В 14 лет всех увозили. Куда? А Бог их знает. Кого в Германию. Кого на Урал или Сибирь. Уж и не знаю, куда лучше. Тяжелая судьба была у всех. У нас два брата на фронте убило, один умер. Сестра (ей 80 лет) на Украине осталась. Что с ней? Как она? Поехать — не поедешь, и писем нет. Вот так и живем.


(Рассказ записала Соломыкина Александра в 2001 г. (г. Кемерово)
* * *
Док. 43

Дряхлова Клавдия Дмитриевна родилась в 1917 г. в с. Бондари Тамбовской области

Из хозяйства у нас имелись только куры и огород, с которого и питались. Мать нанималась еще работницей в зажиточную семью. Наша семья вступила в колхоз сразу же при его образовании, где-то в 1929 или 1930 г. Помню лишь одну зажиточную семью, которую раскулачили. Глава той семьи был очень грамотным человеком. Семья у него была большая, человек 15. Очень трудолюбивая… Говорили, что их увезли в Соловки… Ждали все время лучшего. Но, по правде, мало что изменилось в нашей семье и в других семьях после коллективизации. Хотя колхоз был мощный. Хорошо помнится день, когда пришел первый трактор. Высыпала вся деревня. Удивлялись, как можно пахать без лошади?! Удивления и радости не было конца. Активисты колхозов были из бедняков. Из бедняков был и председатель Михаил... Он был очень справедливый и проявил себя умелым руководителем… А если хороший хозяин, то и колхоз хороший… Люди, которых забирали, как врагов народа, у нас были… В одну ночь забрали сразу 30 человек, словно, по разнарядке. Забрали и председателя сельсовета Селиванова, очень хорошего, культурного человека. Его жену отправили в другое село. Очень мы голодали в 1933 г., питались только супчиком из гречневой крупы. Но семья осталась жива. В 1941–46 гг. тоже очень голодно было, хлеба давали 200–300 г по карточкам на человека в день… Все купленные вещи накапливались годами. Первый холодильник «Саратов» купила в 1975 г., второй — в 1989 г…
«Саратов» — это был очень маленький холодильничек. И даже он — приобретен лишь в 1975 г. Вот так жила в самые лучшие времена Советского Союза приговоренная большевиками к разорению русская деревня…

(Рассказ записал Юрлов Василий в 2001 г. (г. Кемерово)
* * * *
Крестьянская Голгофа. Коллективизация. Документы. 41-43
Алексей Алексеевич Мартыненко