РУССКИЙ ЗЯТЬ ВИЛЬГЕЛЬМА ВТОРОГО. М. Каратеев


В наше время, когда короли запросто женятся на киноартистках и манекеншах, а дочери королей выходят замуж за простых фотографов, мезальянс стал заурядным явлением и мало кого шокирует. Но в быту не-коронованом, он почти всегда носит характер обоюдовыгодной сделки: «она» получает громкое имя и титул, а «он» богатство.
Впрочем, это не исключает того, что позже появляется любовь и такой брак оказывается счастливым.
Сколь противоестественным это ни выглядит, но в ультра- демократических Соединенных Штатах Америки пышным родословным, гербам и титулам придают большое значение, и среди американских богачей образовался своеобразный класс псевдо-аристократии, которая, надо заметить, постепенно сливается с аристократией подлинной.
В этой среде существует, по видимому, убеждение, что обладая достаточными средствами, купить можно все что угодно, до знатных предков включительно и, что если за них честно уплачено, значит все в порядке и можно ими пользоваться как вполне законными. Для удовлетворения такого рода тщеславия, в США давно возникли и пышно разрослись специальные генеалогические общества и Агентства, основанные на чисто коммерческих началах: за деньги они кому угодно по всей форме составят умопомрачительную родословную, установят его право на любой герб и, дважды-два четыре, докажут что этот «кто угодно» является прямым потомком короля Артура, Юлия Цезаря или еще более древнего исторического персонажа, — все дело в цене.)

Согласно наиболее авторитетному и серьезному источнику — Готскому Альманаху, древнейшим из европейских родов является русский род Рюриковичей, восходящий к 862-му году, а следующими по старшинству род Бурбонов (866 г.) и Габсбургов (883 г.)

Бывают, хотя и значительно реже, явления обратного порядка, когда женщина из знатного и богатого дома выходит замуж за человека простого и ничем не примечательного, кроме красивой внешности. И если говорить о мезальянсах подобного рода, то тут все рекорды побил русский эмигрант, матрос Николай Зубков, женившийся на принцессе Виктории Шомбург-Липпе, родной сестре императора Вильгельма Второго.
Опишу эту историю лишь в общих чертах.

В книге, которую позже выпустил сам Зубков, он так описывает свои приключения, закончившиеся этим необычайным браком: по окончании гражданской войны, в которой он принимал участие в качестве вольноопределяющегося на одном из военных кораблей, он в общем порядке попал заграницу и первое время перебивался так же, как и все другие военные эмигранты, т. е. "черной работой". Потом, благодаря счастливому случаю, ему удалось устроиться матросом на торговый пароход какой-то германской Компании. На нем он несколько лет проплавал по морям и океанам, ведя, по собственному признанию, довольно безпутный образ жизни. И однажды, во время стоянки в одном из немецких портов, загуляв с какой-то подвернувшейся ему не очень добродетельной красоткой, опоздал на свой пароход, который ушел в долгосрочное плавание.

Осталось у него только то, что на нем было надето, да очень небольшая сумма денег, которую он не успел прокутить. Поболтавшись в порту и не преуспев в своей попытке наняться на какой-нибудь другой пароход, он решил ехать в Берлин. Поступать куда-нибудь простым рабочим ему не хотелось и он рассудил, что в столице у него будет больше возможностей устроиться получше.
Денег у него едва хватило на билет и в Берлин он приехал с пустым карманом. Голодный, но довольно прилично одетый и обладавший красивой внешностью, брел он по одной из главных улиц Берлина и увидел большую афишу, возвещающую что в четыре часа того же дня на берлинском аэродроме состоится авиационное празднество, во время которого будет продемонстрирована новая система парашюта, — с высоты двух тысяч метров с ним совершит прыжок сам изобретатель. От нечего делать Зубков отправился туда.

Аэродром был переполнен народом. На самом видном месте, окруженная офицерами авиации, восседала почетная председательница союза военных летчиков, принцесса Виктория Шомбург-Липпе, младшая сестра экс-кайзера Вильгельма. Как известно, германская Революция была совсем не похожа на наш «великий Октябрь»: никого из членов свергнутого Императорского Дома не тронули пальцем, не изгнали и продолжали относиться к ним с - полным уважением.....

Начался праздник. Летчики, один за другим поднимались в воздух, успешно проделывали фигуры высшего пилотажа, но когда дело дошло до прыжка с новым парашютом, изобретатель внезапно «заболел», — очевидно он не вполне полагался на надежность своего изобретения и всем это стало ясно. Произошел конфуз, — это был гвоздь программы, а никто из опытных парашютистов не вызывался спасти положение.
Наконец объявили, что если кто-либо из присутствующих согласится прыгнуть с этим парашютом, премией будет тысяча марок. Сумма была не ахти какая, но голодный Зубов тотчас крикнул, что он согласен.
Прикрепив парашют, его посадили на аэроплан, подняли на высоту двух километров и оттуда он прыгнул вниз. Парашют сработал прекрасно и случаю было угодно, чтобы он приземлился чуть ли не у самых ног принцессы Виктории. Последняя, разумеется, пожелала, чтобы ей представили этого отважного молодого человека. Когда адъютант его подвел ближе, она, — полагая что это немец, — по- французски сказала что-то очень для него лестное, обращаясь к сидевшему рядом с ней генералу. Зубков с поклоном ее поблагодарил, тоже на французском языке, и добавил, что счастлив был иметь случай поспособствовать успеху этого праздника.

Его представили. Отвечая на вопросы принцессы, Зубков ей сказал, что он русский дворянин, участник гражданской войны, а ныне политический эмигрант.
— Что же вас побудило вызваться на этот рискованный прыжок? — спросила, наконец, принцесса.
— Пустой карман, ваше высочество, — откровенно ответил Зубков и в коротких словах поведал своей высокопоставленной собеседнице какие обстоятельства привели его в Берлин.
— Зайдите ко мне на дом дня через три, — выслушав его сказала Виктория. — Я кое с кем переговорю и подумаю, куда бы вас можно было устроить.
Когда Зубков пришел, принцесса с ним долго и милостиво беседовала, а потом предложила ему место управляющего одним из своих замков. Но тут следует, наконец, сказать несколько слов и о ней: она была вдовой владетельного князя Адольфа Шомбург-Липпе и одной из богатейших женщин Германии. В ту пору ей было 63 года, Зубкову 27. Он, конечно, с радостью принял, предложенную ему службу, сейчас же отправился в замок и приступил к исполнению своих новых обязанностей.

Вскоре в этот замок наведалась принцесса, нашла там все в образцовом порядке, своим новым управляющим осталась довольна, а затем стала приезжать туда все чаща и оставаться подольше. Зубкову вскоре стало ясно, что она к нему неравнодушна, но он держал себя, как святой Антоний и когда довел ее до того, что она сама предложила ему любовную связь, — сокрушенно ответил, что для него, как человека получившего строго религиозное воспитание, подобные отношения с женщиной вне брака просто немыслимы. А так как он прекрасно понимал, что брак между ними невозможен, то лучше о таких вещах даже не думать, хотя ему и самому это очень тяжело. Долго, тщетно, она старалась его переубедить, а кончила тем, что влюбилась в него до безумия и согласилась на брак.

Когда было официально объявлено о их помолвке, вся Германия ахнула. Возмутилась многочисленная родня принцессы, а проживавший в Голландии экс-кайзер Вильгельм пришел в ярость. Он вызвал сестру к себе и всячески старался пробудить в ней благоразумие, молил, грозил и кричал, что она превращает себя в мировое посмешище и позорит тысячелетний род Гогенцоллернов, связывая его с каким-то русским проходимцем, который, к тому же младше ее почти на сорок лет.

Виктория стойко выдержала эту бурю и осталась непреклонной.
Тогда Вильгельм пригласил к себе Зубкова. Когда последний приехал и предстал перед ним, кайзер окинул его надменным взглядом и сказал:
— Будьте откровенны, молодой человек, и скажите: что именно побуждает вас на этот скандальный брак?
— Любовь к принцессе Виктории, ваше величество, — ответил Зубков.
— Чепуха! Любовь к старухе, которая годится вам в бабушки! Да вы бы на нее и внимания не обратили, если бы ее звали фрау Миллер и на сберегательной книжке у нее было бы три тысячи марок! И меня не старайтесь обморочить, я не влюбленная женщина и прекрасно понимаю, что вами руководят совсем иные побуждения. Но я не допущу, чтобы имя моей сестры, имя Гогенцоллернов, — понимаете ли вы — Го-ген- цоллер-нов! стало объектом насмешек всего мира. Вас, - разумеется, прежде всего прельщают деньги. Так вот, чтобы покончить с этим делом полюбовно, не прибегая к неприятным для нас мерам, предлагаю вам сто тысяч долларов за добровольный отказ от этой недостойной авантюры.
— Я уже имел честь сообщить вашему величеству, что люблю принцессу Викторию. И чувства своего я не продаю.
— Двести тысяч! — стукнув кулаком по столу крикнул Вильгельм.
— Ни двести, ни триста, ни миллион, — твердо сказал Зубков.
— Ну, так убирайся вон, русская свинья! — теряя самообладание заорал Вильгельм. — И за последствия на себя пеняй, я докажу тебе, что руки у меня еще длинные!

Через месяц после этого, в одном из провинциальных городов Германии состоялось официальное бракосочетание и молодые поселились в замке принцессы Виктории, ныне фрау Зубковой.
Шум, вызванный этим событием вскоре поутих и наступило внешнее спокойствие. Но оно длилось недолго. В окружении молодоженов появилось несколько немецких офицеров из богатых и аристократических фамилий, все они необычайно быстро сошлись с Зубковым на дружескую ногу и начали его втягивать во всевозможные кутежи, легкомысленные похождения и скандалы. Трудно было сомневаться в том, что немецкие монархисты, которые по указанию Вильгельма, а может быть и по своему собственному почину, стараются спаивать Зубкова и показывать его принцессе в самом неприглядном виде, с целью расстроить этот брак. На всякого рода безпутства Зубков был податлив, но очевидно чувство Виктории было сильно: средство не действовало.
Тогда, во время очередного кутежа в каком-то шикарном ресторане, спровоцировали особо шумный скандал, закончившийся тем, что пьяный Зубков избил кельнера. Во всех немецких газетах появились негодующие статьи, дело гомерически раздули и кончилось оно тем, что Зубкова по суду выслали из Германии.
Супруга последовала за ним и они поселились в великом герцогстве Люксембургском, где у принцессы тоже было какое-то имение. И тут начинается вторая, финальная фаза этой необычайной истории.
**
Как раз в это время большая кожевенная фабрика, находившаяся в Вильтце, — небольшом городке герцогства Люксембургского,— законтрактовала в Болгарии человек полтораста рабочих, бывших офицеров Белой Армии, в числе которых приехал туда и я. За исключением семейных, которые нанимали квартиры в городе, все остальные жили там в большом, деревянном доме, полубарачного типа, который предоставила в наше распоряжение фабрика.
В нижнем его этаже мы оборудовали скромную, но уютную Церковь, уговорили одного из наших пожилых полковников постричься в священники, — таким образом возник первый и единственный в Люксембурге православный приход. Все это миниатюрное государство можно было за день объехать по периферии на велосипеде, русских в нем почти не было, а те единицы, которые были, стали по праздникам приезжать к нам на Богослужения.
Появились и супруги Зубковы.
Разумеется мы, зная по газетам о всех предшествовавших событиях, с интересом к ним приглядывались. Зубков показался нам открытым и славным парнем; принцесса, которая перед свадьбой подвергалась специальной процедуре омоложения (пластическая хирургия тогда еще не практиковалась), старухой совсем не выглядела, была мила и приветлива.
Многих из нас Зубков ей представил, а вскоре она, в нашей же Церкви приняла православие, если память не изменяет, с именем Вероники.
Конечно, в нашей группе по-поводу них и всей этой истории было много толков. Зубкова мы, в общем, не осуждали за его авантюру, — в ней прежде всего проглядывала удаль, которая нам импонировала. Да и за что, собственно, можно было его осуждать? Жил он не на содержании у Виктории, а был ее законным мужем, относился к ней внимательно и заботливо, как нежный и любящий супруг, — если даже эти чувства не были искренними, то внешние приличия, во всяком случае, строго соблюдались, а мало ли браков испокон веков заключается по расчету!
Что же касается их мезальянса, то его воспринимали даже с некоторой долей злорадства: к кайзеру Вильгельму, который развязал Мировую войну и вполне сознательно разжигал в России Революцию, никто из нас светлых чувств не питал, — его пострадавшего гонора нам было ничуть не жаль, а то, что Зубков не принял от него «отступных», сильно возвышало последнего в наших глазах.
В герцогстве он стал своего рода знаменитостью, тут все его величали графом и относились к нему с большим почтением.

Помню такой, весьма показательный случай: однажды в воскресенье, когда Зубков приехал в Церковь один, т. к. его супруге нездоровилось; после Богослужения мы, т. е. человек десять молодых офицеров, отправились с ним в ресторан, там пообедали и основательно выпили, а затем всей гурьбой пошли провожать его на вокзал. Поезда в Люксембурге приходили и отходили с немецкой точностью, минута в минуту по расписанию. Когда мы пришли, поезд уже подходил к перрону. Вильтц — маленькая станция, остановка всего три минуты, но тем не менее Зубков заказал в буфете «разгонный» круг пива.
— Да что вы, ведь не успеем выпить, — сказал кто-то из нас.
— Не безпокойтесь, нас подождут, — важно промолвил он и обратившись к кельнеру добавил: — скажите начальнику станции, что граф Зубков просит немного задержать поезд, пока мы тут кончим.
— И поезд действительно задержали не меньше чем на пять минут.

В общем казалось, что тут супруги зажили спокойно и счастливо, но идиллия продолжалась не долго. Вильгельм и его приверженцы тоже не дремали. Из прежней компании вслед за Зубковым в Люксембург приехали два офицера, которые быстро возобновили с ним дружбу, продолжая спаивать и дискредитировать его в глазах принцессы. Прошел слух, что Вильгельм добивается того, чтобы его сестра была официально объявлена ненормальной, а ее брак недействительным.

На это Зубков ответил тем, что где-то приобрел целую кипу открыток, — карикатур на кайзера, издававшихся во Франции в период войны, и ежедневно стал отправлять Вильгельму по одной, с ироническими, а то и просто издевательскими приписками. Многие из таких, уже заготовленных открыток он нам показывал, — некоторые тексты этих «родственных» посланий я в общих чертах запомнил, — в переводе на русский язык они были примерно таковы: «Любезный шурин, я очень обезпокоен: сегодня видел во сне, что вас скушали русские свиньи... Умоляю, берегите себя ради ваших любящих родичей Зубковых». Другая открытка: «Дорогой Вилли, шлю вам братский привет и пожелания всех полезных в наше время качеств, а в особенности ума и вежливости». Третья: «Да здравствует семейный союз Зубковых и Гогенцоллернов!» и т. п.

Надо полагать, что все это на несколько лет укоротило жизнь экс- кайзера. Но и он не остался в долгу: вскоре принцесса Виктория была объявлена умственно дефективной и хотя в официальном судебном постановлении все это было выражено в более научных и деликатных терминах, на все ее имения и капиталы наложили опеку. Для супругов это был страшный удар, особенно для Зубкова, который теперь оставался у разбитого корыта. Он стал пить напропалую, между ними начались нелады и ссоры, закончившиеся тем, что Виктория от него уехала.

Разумеется, немедленно исчезли и все его немецкие друзья.
Оставшись в Люксембурге один и почти без денег, Зубков, чтобы поправить свои финансовые дела, а также в отместку жене, написал и издал на немецком языке книгу, — точного ее заглавия не помню, кажется «Мой роман с принцессой Викторией». На цветной обложке, наверху был помещен портрет принцессы в овальной золотой раме, на фоне горностаевой мантии и с Императорской короной сверху; в нижней части обложки была изображена палуба парохода и на ней Зубков, в матросской «робе», босой и с бутылкой в руке. Я эту книгу читал и главным образом из нее почерпнул те сведения, которые относятся к до люксембургскому периоду этой истории

Комментариев нет

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.

Технологии Blogger.