МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О ЦАРСКОЙ СЕМЬЕ
В Собственный Ее Величества
лазарет меня привезли с фронта 3 февраля 1916 года тяжело раненого: одна
моя нога была совсем раздроблена, а другая сильно ранена в колено.
Лазарет этот тогда назывался не Собственный Ее Величества, а Дворцовый
лазарет № 3.
Находился он в глубине небольшого
сада, обсаженного липами, березами, кленом, кустами жасмина и сирени, в
100-150 шагах от улицы и недалеко от Царскосельского Дворянского
собрания. Рассчитан был лазарет на 30-35 человек офицеров и 60-70
человек солдат. Причем, офицерское отделение лазарета помещалось
отдельно от солдатского в небольшом двухэтажном доме полубарачного типа и
с большой верандой. В первом этаже был устроен самый лазарет, а во
втором - жили сестры милосердия, обслуживавшие лазарет. Обстановка в
лазарете была самая скромная: простые кровати в палатах, белые крашеные
табуреточки и тумбочки у кроватей, простенькая мебель в небольшой уютной
гостиной в стиле [Императора] Александра I и т. д. Только в одном нам
другие лазареты могли позавидовать: за нами ухаживала Царская Семья.
Шум
улицы глухо доносился до нас, лежащих в лазарете. Только резкие гудки
автомобилей, пронзительные свистки приходящих и уходящих поездов, четкие
удары копыт лошадей о мостовую улицы нарушали наш покой. Довольно часто
доходили до нас звуки меди - печальные и торжественно-величавые. То
были звуки похоронного марша - жуткое дыхание отдаленной войны. Это
значит, что кто-то из наших боевых соратников, менее счастливый, чем мы,
израненные и искалеченные, - проходил свой последний земной путь под
звуки Шопена или же Бетховена. В общем, мы лежали изолированные от
жизни. Первое время после фронта, без взрывов артиллерийских снарядов,
свиста пуль, шипения ракет и т. д., тишина лазаретной жизни меня
поражала, точно я попал под стеклянный колпак электрической машины. И
долго я не мог привыкнуть к этой гнетущей тишине.
В Дворцовом
лазарете № 3 я пролежал с 3 февраля 1916 года по 3 марта 1917 года, то
есть целых 13 месяцев. Летом 1916 года в день двухлетнего юбилея лазарет
был переименован в Собственный Ее Величества лазарет и в буквальном и
переносном смысле. В переносном потому, что он находился под
непосредственным покровительством Государыни Императрицы Александры
Феодоровны, а в буквальном - потому, что в нем работали Государыня и Ее
две старшие Дочери, как самые обыкновенные сестры милосердия.
- Это Наш лазарет, в Нашем лазарете, - не раз приходилось нам слышать из уст Великих Княжен - Ольги и Татьяны.
Да, это был лазарет Государыни. Лазарет, созданный по Ее мысли, поддерживаемый Ее заботами и деньгами.
Во
главе лазарета стоял доктор медицины княжна Вера Игнатьевна Гедройц -
прекрасный хирург и хороший скрипач, впоследствии расстрелянная
большевиками[i]. Ее ассистентом был совсем простой земский врач Е. П.
К-в. Сестры милосердия большей частью были тоже нетитулованные, кроме
графини Н. А. Рейшах-Рит".
Несколько позже, в Евпатории и в Севастополе, мне не раз приходилось слышать:
- А, наверное, чтобы попасть в этот лазарет, требовалась большая протекция, а вы, конечно, Шефского полка?
Почему-то
про Собственный Ее Величества лазарет думали, что туда могут попасть
только титулованные, вроде князей, шефских и т. д. Конечно, это было
большое заблуждение. Поэтому в ответ спрашивавшему я, улыбаясь, отвечал:
-
Я не Шефского полка: я самый обыкновенный офицер пулеметной команды
10-го Кубанского пластунского батальона. А протекция, чтобы попасть в
Собственный Ее Величества лазарет, требуется действительно очень
большая. Для этого нужно быть только ... тяжело раненым.
И
действительно, главный контингент раненых лазарета составляли пехотинцы,
реже - других родов оружия, еще реже гвардейцы и совсем редко
титулованные. За время своего пребывания в лазарете из титулованных я
помню только двоих - захудалого кавказского князя Э-ва и барона Ф. Д.
Та-е. Время от времени поезд имени Ее Величества с княжной Гедройц и с
персоналом для обслуживания отправлялся на фронт и привозил оттуда особо
"привилегированных" раненых - без рук, без ног, с раздробленными
черепами или с развороченными животами.
Я уже сказал, Собственный
Ее Величества лазарет находился под Высоким покровительством не только
по имени. Он в буквальном смысле был лазаретом Государыни, в котором
работала Сама Императрица и две Ее старшие Дочери, - работали, как самые
простые, обыкновенные и милые сестры милосердия.
Никогда не позабуду впечатления от первой встречи с Государыней.
О
том, что Государыня прибудет в лазарет после Своей сердечной болезни и
трехмесячного отсутствия нам, раненым лазарета, было известно заранее.
Ее приезд я ждал с нетерпением и волновался ужасно. Но помню - над всеми
другими чувствами во мне господствовало любопытство. Личность
Государыни в моем сознании связывалась с необычайным блеском и
великолепием.
И что же?
Если бы не моя палатная сестра О. П.
Г-ва, сопровождавшая Государыню и сказавшая при входе в палату: "А вот,
Ваше Величество, наш новый раненый, прапорщик С. П. Павлов", - я бы так и
не узнал Государыни: так разительно не сходилось мое представление о Ее
личности с действительностью.
Предо мной стояла высокого роста
стройная Дама лет 50 в простом сереньком костюме сестры и в белой
косынке. Государыня ласково поздоровалась со мной и расспросила меня,
где я ранен, в каком деле и на каком фронте. Чуть-чуть волнуясь, я
ответил на все Ее вопросы, не спуская глаз с Ее лица.
Черты лица
Государыни отличались четкостью и законченностью, я бы даже сказал
скульптурностью: они точно были высечены из мрамора. Многие говорили об
уме и властности Государыни. И действительно - резко и твердо очерченный
подбородок говорил не только об уме Государыни, но даже и об упрямстве.
Особенно меня поразили глаза Государыни - большие, светло серые с
оттенком стали, выразительные и... грустные, точно в глубине Своего
сердца Она переживала тяжелую внутреннюю невысказанную драму. Никогда
после я не видел, чтобы глаза эти повеселели, когда-либо блеснули
искоркой неподдельной радости и веселия, в них навсегда застыло
выражение невысказанной боли и грусти. И улыбка Государыни - задумчивая,
усталая и грустная, всегда говорила о том, что это была уставшая от
жизни Женщина.
Великая Княжна Ольга, говорили, была похожа на Государя.
Не
знаю. При мне Государь ни разу не приезжал в лазарет: Он был на фронте.
Но если Великая Княжна Ольга была похожа на Государя, то синие глаза
Княжны говорили о том, что Государь был человек исключительной доброты и
мягкости душевной.
Великая Княжна Ольга была среднего роста стройная
девушка, очень пропорционально сложенная и удивительно женственная. Все
Ее движения отличались мягкостью и неуловимой грацией. И взгляд Ее,
быстрый и несмелый, и улыбка Ее, мимолетная - не то задумчивая, не то
рассеянная, - производили чарующее впечатление. Особенно глаза.
Большие-большие, синие, цвета уральской бирюзы, горящие мягким лучистым
блеском и притягивающие.
В обращении Великая Княжна Ольга была
деликатная, застенчивая и ласковая. По характеру Своему - это была
воплощенная доброта. Помню - раз мне было тяжело и неприятно: перевязки
были моим кошмаром. Одно уже сознание, что вот, мол, через 20 минут меня
возьмут на перевязку, кидало меня в холод и жар: такие страшные боли
мне приходилось переживать. В этот день мне как раз предстояла
перевязка.
Пришла Княжна Ольга.
Посмотрела на мое расстроенное лицо и, улыбаясь, спросила:
- Что с вами? Тяжело?
Я откровенно рассказал Ей в чем дело.
Великая Княжна еще раз улыбнулась и промолвила:
- Я сейчас.
И
действительно, с этого времени мне начали впрыскивать морфий не за 3-4
минуты до начала перевязки, как это делали раньше, и когда он не успевал
действовать, а заблаговременно - минут за 10.
Если Великая
Княжна Ольга была воплощением женственности и особенной ласковости, то
Великая Княжна Татьяна была, несомненно, воплощением другого начала -
мужественного, энергичного и сильного. Немножечко выше старшей Сестры,
но такая же изящная и стройная, Она обнаруживала большую твердость и
силу во всем. Соответственно Ее характеру и движения Ее, хотя и мягкие,
были четки и резки. Взгляд - выразителен и смел. Здоровалась Она также
чисто по-мужски, крепко пожимая руку и глядя прямо в глаза тому, с кем
здоровалась.
Если Великая Княжна Ольга предрасполагала к
откровенности и интимному разговору, то Великая Княжна Татьяна вызывала к
Себе чувство глубочайшего уважения. Она была также доступна, как и
Княжна Ольга. Но в минуты тяжелого душевного состояния я обратился бы не
к Ней, а именно к Великой Княжне Ольге, к Ее доброму славному сердцу.
Великая
Княжна Мария была дороднее обеих старших Сестер. Выше Княжны Ольги и
чуть ниже Княжны Татьяны. Про Нее трудно было сказать что-либо
определенное. Ее характер еще находился в периоде формирования. Тогда
Она была еще очень застенчивой девушкой, полной и плотной, с большими
темно-карими глазами. И лицо у Нее было настоящее русское простое,
широкое, доброе и безхитростное. Во время Революции, когда Царская Семья
сидела арестованной, Она проявила Себя как натура исключительно
сильная, энергичная и мужественная.
Помню - придет, бывало, в
лазарете к раненому в палату и просидит у него ...час ...два. Сама ни за
что не уйдет - разве позовут старшие Сестры. Занимает больного
разговорами, играет с ним в домино или в какую-нибудь другую игру и
...увлечется Сама.
Про Великую Княжну Марию говорили, что Она была похожа на Свою прабабку Императрицу Елизавету Петровну.
Великая
Княжна Анастасия днем бывала у нас редко. Она была еще совсем
подростком. Про Нее я могу сказать лишь, что Она обещала быть красавицей
и очень любила играть ...в крокет.
Наследник Престола был у нас
всего четыре или пять раз: Он был вместе с Государем в Ставке. Но когда
Он приезжал из Ставки к Матери, Его обязательно привозили к нам. Два
раза я видел Его в форме армейской пехоты и два раза в черкеске, которая
Ему очень шла.
Это был живой энергичный и бойкий мальчик, с
удивительно белым и чистым цветом лица. В каждом Его слове, в каждом
жесте так и чувствовалась невысказанная мысль:
- Я Наследник!..
Ходил
Наследник прямо, не хромая. Зная еще раньше, что Он лечился от перелома
ноги - я пристально вглядывался в Его походку, но следов перелома при
ходьбе не заметил. Помню - как-то барон Т[ау]бе рассказал мне о сказочно
быстрой постройке Евпаторийской ветки Крымской железной дороги от
станции Карасубазар. Дело в том, что Наследника Престола из Севастополя,
где Он лечился в Институте физических методов лечения, нужно было
перевезти в Саки для грязелечения. Но из Севастополя в Саки и в
Евпаторию тогда можно было проехать только на автомобиле: железной
дороги еще не было. И вот было решено Наследника Престола перевезти
обязательно по железной дороге. Неизвестно - только [ли] желание
перевезти Наследника обязательно по железной дороге повлияло на
вышеуказанное решение или же здесь принимали участие и другие
соображения, вроде того, что такие первоклассные грязелечебные станции,
как Саки, и такие первоклассные морские купания, как Евпатория,
нуждаются в удобных и дешевых путях сообщения, - не знаю: вероятнее
всего второе соображение именно и было причиной постройки железной
дороги, но самую постройку ее приурочили ко времени перевозки Наследника
Престола. Сказано - сделано: через четыре недели Евпаторийская ветка
Крымской железной дороги начала уже функционировать. Если мы примем во
внимание, что от Карасубазара до Евпатории приблизительно 40-45 верст, а
самая насыпь железной дороги почти вся покоится на бетонной площадке по
причине болотистости местности, по которой пролегает дорога, - то нужно
считать, что Евпаторийская железная дорога построена прямо со сказочной
быстротой... Такие сказки были мыслимы только во времена Самодержавия.
Семен ПАВЛОВ (с сокращением)
Оставить комментарий