ОБ ОГРОМНОМ "КРЕСТЬЯНСКОМ ВОССТАНИИ БУЛАВИНА ПРОТИВ ЦАРСКОЙ ТИРАНИИ"

ЯЗЫКОМ СОВРЕМЕННЫХ ПОНЯТИЙ

300 лет назад, 20 мая 1708 года, атаманом Войска Донского был избран предводитель казачьего восстания Кондратий Булавин. В советские времена его восстание часто называли Крестьянской войной. Однако, как выяснилось в действительности Булавиным двигало желание выиграть спор хозяйствующих субъектов.

"Ныне отписаны на великого Государя"

На рубеже XVII и XVIII веков на Дону было неспокойно, и виноваты в этом были не только набеги крымских татар и прочих степняков. На вольных землях Войска Донского шла упорная борьба между разными шайками за контроль над собственностью, а хозяйствующие субъекты при решении имущественных вопросов порой не брезговали силовыми методами. В регионе было что делить. Огромные территории в среднем и нижнем течениях Дона изобиловали всевозможными природными богатствами, включая охотничьи угодья, места для рыбной ловли, заливные луга и плодородные земли.
Они издавна (когда земли были ничейными) считались собственностью Войска Донского, но вопрос о том, кто будет распоряжаться тем или иным участком земли или ловить рыбу в том или ином пруду, часто оставался открытым и спорным вплоть до поножовщины.

В междусобные конфликт между собственниками с некоторых пор стало вмешиваться государство и принимать решения, исходя из государственных интересов Российских. Так, например, было в 1686 году, когда воронежскому епископу Митрофанию потребовалось узаконить земли, на которых располагался Борщевский монастырь у него возник конфликт с тамошними казаками. Эти земли казаки считали своей собственностью, а признавать земли государственными они не желали ни в какую.

Казаки тоже, видя, как земли, которые они считали своими, раздаются служилым людям и монастырям, не сидели сложа руки. Так, вооруженные казаки Пристанского городка вторглись на земли епископа Тамбовского Игнатия, выгнали епископских служителей, завладели звериными ловлями, переловили рыбу в озерах и разорили бортные промыслы.

Казаки Беляевской станицы тоже нанесли ущерб Игнатию, построив на территории принадлежавшей ему Савальской вотчины мельницу, которая перекрыла путь рыбе, шедшей в сети монастырские. В 1701 году государство было вынуждено вмешаться и в этот конфликт, забрав спорную собственность себе: Посольский приказ выписал грамоту, согласно которой захваченные казаками вотчины Игнатия "ныне отписаны на великого Государя" (то есть отошли в казну государства).

На реке Бахмут существовали соляные промыслы, приносившие немалые доходы донским и изюмским казакам. Чуть что, хватались за сабли. Дело было поставлено с размахом: соляной раствор добывался из трех колодцев, и каждый желающий мог приехать на Бахмут и арендовать одну или несколько из 300 имевшихся там железных сковород для вываривания соли. Аренда одной сковороды стоила 6 рублей в сутки, но за это время солевар мог получить с одной сковороды соли на 30 рублей. Желающих поучаствовать в прибыльном бизнесе было много, а сковород мало. Бывало, что в год на Бахмут приезжало до 10 тыс. человек, так что получить вожделенную сковороду без взяток местному авторитету было невозможно. Тот, кто контролировал раздачу сковородок, получал и взятки, и арендную плату в размере 1800 рублей в день. За такие деньги можно было и повоевать и поубивать, что в итоге и произошло.

В конце XVII века земли по реке Бахмут были отданы Изюмскому Слободскому казачьему полку, но промыслы продолжали контролировать донские казаки. В 1701 году командир изюмских казаков полковник Шидловский (после того, как Донские казаки Сухаревские жители, убили до смерти его человека…) предпринял набег на Бахмут, а на его месте поставил собственный гарнизон. Пострадавшие начали жаловаться в столицу...
Шидловский писал Петру I, что еще при Царе Алексее Михайловиче в Торе жили изюмские «черкасы», которые охраняли и Бахмутские солеварни. А сейчас собрались там всякий сброд и беглые крестьяне. Шидловский предъявил грамоты (государство больше доверяло изюмцам) и дело он выиграл в свою пользу. Казаки донские обиделись, а больше всех обиделся казак, который был послан от Войска Донского на Бахмут "к соляному заводу атаманом над работными людьми-солеварами". Звали этого атамана Кондратием Булавиным, и смириться с потерей дохода от распределения соляных сковород он не хотел.

"Носят с собой ружья и пистолеты"

О самом Булавине известно немного. Отец его был атаманом Трехизбянской станицы, так что бедняком он не был. Дошедшие до нас казачьи песни рисуют образ человека, вполне способного установить силовой контроль над бизнесом: "Кандрат — парень не простак, а удалый он казак... Зипун, шитый серебром, сабля вострая при нем... Шапку носит набекрень, не дотронься, не задень". В 1705 году Булавин напал на отобранный Шидловским у казаков завод, разорил его и установил свой контроль над солеварнями. И снова в спор хозяйствующих субъектов вынуждено было вмешаться государство. На Бахмут из Адмиралтейского приказа был послан дьяк Горчаков с тем, чтобы провести инвентаризацию имущества и забрать его на государево имя. Однако Булавин был категорически против пересмотра итогов этой своеобразной приватизации. Горчакову он, по донесениям чиновников, "описывать и досматривать спорных земель и угодий на Бахмуте не дал и держал его за караулом", то есть попросту арестовал дьяка и его людей числом 50 душ. Солеварни остались за Булавиным, но государство не могло долго терпеть такого произвола, и вскоре над головой атамана начали сгущаться тучи.

Правительство в ту пору смотрело на казачий Дон как на криминальную черную дыру, в которой укрывались многочисленные беглые преступные элементы и куда стекались всевозможные каторжане, помещичьи беглые крестьяне, да разбойники ищущие прибылей и легкого жития. О донских разбойниках современник сообщал, что они, собравшись по "сто и более человек... выбрав себе воровского атамана и есаулов... ходят без всякого опасения днем и ночью большим многолюдством... носят с собой ружья и пистолеты... значки (знамена.— прим.) тафтяные и кумачовые".

Беглые безпокоили власть не меньше незаконных вооруженных формирований под кумачовым флагом. Так, воронежский воевода Полонский должен был организовать сплав леса к Азову, где строился флот, но присланные для этого работные люди все до одного убежали на Дон, где, вполне возможно, влились в ряды местных головорезов.

Поначалу казаков пытались задавить экономически. Станичникам запретили рубить необходимые для флота леса, занимать пустые земли в верховьях Дона и торговать рыбой, так как рыба "надобна про его великого государя обиход" (государство бурно строилось и нуждалось в доходах - прим.). Казаки ограничения обходили, а беглых продолжали принимать, настаивая на соблюдении древнего обычая, гласившего, что "с Дона выдачи нет".

В 1707 году для наведения порядка на Дон был отправлен отряд под командованием князя Юрия Долгорукого, в задачу которого входили сыск беглых и перепись населения. Отряд был малочисленным — всего около 200 человек, среди которых было много гражданских чиновников.
Ничего хорошего от этой экспедиции казаки для себя не ждали. Во-первых, беглые совершенно не хотели возвращаться туда, откуда они убежали. Во-вторых, состоятельные казаки использовали труд беглых в своих хозяйствах, а терять столь дешевую рабочую силу им не хотелось.
Наконец, в-третьих, стоящая перед Долгоруким задача была явным покушением Царя на традиции казачьей вольницы. Особые причины опасаться княжеского визита были у Булавина, который незадолго до этого держал под арестом царского чиновника с его людьми, без всяких на то прав контролировал денежные потоки от соляных промыслов и к тому же держал на своих солеварнях большое число беглецов (отпетых разбойничков).

Долгорукий действительно имел приказ учинить следствие по делу о заточении дьяка Горчакова, так что опасения Булавина не были безпочвенными. Чтобы сохранить бизнес и избежать вполне возможного ареста, атаман решил поднять бунт и отстоять старые казачьи привилегии от посягательств центральной власти. Многие на Дону, как оказалось, были готовы к нему присоединиться.

Князь Долгорукий понимал всю шаткость своего положения. Когда он пришел в Черкасск, атаман Войска Донского Лукьян Максимов попросил его не учинять розыск в городе и его окрестностях, где у самого Максимова и других богатых казаков трудилось множество беглых, на что князь согласился. Но в отдаленных поселениях Долгорукий начал свой розыск, причем в станицах, которые укрывали беглецов, он устраивал форменную расправу с кнутобитием.

Позднее в своих агитационных материалах Булавин утверждал, что "князь с старшины, будучи в городах, многие станицы огнем выжгли и многих старожилых казаков кнутом били, губы и носы резали и младенцев по деревьям вешали". Про младенцев Булавин, скорее всего, приврал, что естественно для любого пропагандиста, но экзекуции и случаи возврата беглых на родину действительно имели место. Так и дело то имели не с детьми

Осенью 1707 года казаки собрались на тайный совет, где решали, как быть с отрядом Долгорукого. Известно, что в этом совете принимали участие представители казачьей старшины, а также Булавин. На совете порешили, что "миропродавцев, которые были судьями в Черкасском и по иным рекам судили... без совету Войска Донского, творили неправду и разоряли напрасно для своих бездельных корыстей... казнить смертью". Исполнить приговор Дона выпало Булавину. В ночь на 9 октября Булавин, собравший "гулящих русских людей человек 200 и больше", напал на правительственный отряд Долгорукого, расположившийся в Шульгинском городке на реке Айдаре. Долгорукий был убит, а его отряд почти поголовно вырезан. Булавинское Восстание началось.

"Оные жечь без остатку, а людей рубить"

Булавин понимал, что теперь ему не сносить головы, если только не удастся заручиться поддержкой всего Войска Донского. Понимал это и войсковой атаман Максимов, который совершенно не хотел уступать свою должность бунтовщику. Максимов возглавил контртеррористическую операцию против Булавина и вскоре действительно сумел блокировать войско последнего у реки Айдары.

Булавинское войско, которое к тому времени насчитывало около 2 тыс. человек, укрепилось в лагере у леса, а войска Максимова расположились прямо перед ним. Как это обычно бывает в случае с блокированными боевиками, обе стороны то открывали огонь, то вступали в переговоры. Максимов обещал восставшим прощение, если они выдадут главарей во главе с Булавиным, а получив отказ, велел открыть огонь "изо всего оружья". Временами перестрелка прекращалась и стороны вновь вступали в переговоры. Булавин же, как и полагается блокированному полевому командиру, тянул время до ночи. Когда стемнело, его казаки просочились через оцепление и, как доносил Максимов, "той же ночью по лесам разбежались". Утром Максимов начал облаву по лесам и действительно многих поймал. Восьмерых пленных повесили, 130 бунтовщикам отрезали носы, а оставшихся девяносто с лишним человек отправили по этапу на суд. Но главные силы булавинцев все равно ушли.

Между тем чиновники продолжали доносить Петру I, что Булавин все еще жив и на свободе: "Где он, проклятый, укрывается, живет, о том... неведомо, и нигде не явился". Не помогла даже награда в размере 200 рублей, назначенная за его голову. Булавин же со своими сторонниками зимой 1708 года находился в Запорожской Сечи (он был связан с Мазепой) и, нисколько не таясь, созывал под свои знамена всех желающих. Писал он и турецкому Султану просьбы о принятии его в подданство.
В одном из своих прелестных (от слова "прельщать") писем Булавин писал:
"Атаманы-молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники! Хто похочет с военным походным атаманом Кондратьем Афанасьевичем Булавиным хто похочет с ним погулять по чисту полю, красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить, то приезжайте в Терны, вершины Самарские".
Желающих поесть, попить и "красно походить" было немало, и вскоре под командованием Булавина собралось войско в несколько тысяч человек.

Помимо воров и разбойников к движению примкнуло немало беглых и старообрядцев, которые люто ненавидели царскую власть и жаждали "постоять за дом Богородицы". Козловский воевода Волконский так охарактеризовал состав повстанцев: "Многие есть сволочь, наброд беглых, служилые из городов всяких чинов люди, укрываясь от службы и податей, волостные монастырские и помещичьи люди и крестьяне, отбывая тягла и платежей у помещиков". Были в войске и обыкновенные наемники, ведь разбогатевший на соли Булавин обещал поделить между своими бойцами 7 тыс. рублей, а каждому вступившему в войско выдавал по 10 рублей.

Он писал казакам: нам заедино выступить, чтоб над нами Русь не владела и общая наша казачья слава в посмех не была"...

(Из письма запорожцам. 26 мая 1708 года).

Весной 1708 года Булавин во главе пятитысячного войска пошел на Черкасск, который был резиденцией войскового атамана. Вскоре власти наконец осознали, что мятежники за зиму не вымерзли в степях, а, наоборот значительно окрепли. Так, капитан Аксаков, посланный на якобы усмиренный Дон ловить беглых, с удивлением доносил, что число мятежников "умножилось, многие помещиковы домы, села и деревни разорили". Воевода Волконский с ужасом писал про расправу булавинцев над властями Пристанского городка: "Тамошнего воеводу, и подьячих, и бурмистров били, и грабили, и пытали, и лошадей государевых отогнали, и колодников распустили", а в городе Битюг "бурмистра пытали, привязав к двум лошадям к хвостам, волокли сквозь окно".

Петр I начал торопить своих воевод, чтобы они наконец справились с безпорядками. А торопить их было необходимо. Еще зимой для борьбы с булавинцами начали собирать дворянское ополчение во главе со стольником Бахметевым и воеводой Тевяшовым. Ополчение сидело, запершись в остроге, вдали от зоны боевых действий, и не двигалось с места, пока в конце марта государь не прислал воеводам приказ немедленно выступать.

Ко всему прочему подавлением восстания занимались сразу все силовые структуры региона, и поэтому координация действий отсутствовала начисто.

8 апреля 1708 года войска Максимова и Булавина встретились, и войсковой атаман вновь позволил увлечь себя переговорами. Пока максимовцы на кругу обсуждали, идти ли на мировую с булавинцами, те вероломно напали и обратили их в бегство. Чем ближе подходил Булавин к Черкасску, тем больше было желающих вступить с ним в переговоры. Атаманы, оборонявшие Черкасск, писали Булавину: "Когда ты изволишь к Черкасскому приступать, и ты пожалуй на наши станицы (имеются в виду отряды.— прим.) не наступай. А хотя и пойдешь мимо нашей станицы, и мы по тебе будем бить пыжами из мелкого ружья. А ты також де вели своему войску по нас бить пыжами". При таком раскладе Булавин со своими людьми легко просочился в Черкасск и 1 мая взял его практически без боя. Максимов и его сподвижники были казнены, а сам Булавин был провозглашен войсковым атаманом.

Между тем войска Василия Долгорукого приближались, производя по пути неизбежные в таких случаях зачистки. Чем больше правительственных войск оказывалось в регионе, тем чаще булавинцы терпели поражение.

2 июля под Кривой Лукой главные силы булавинцев были разбиты. Тем временем сам Булавин находился с небольшой группой сторонников в Черкасске. Он пытался вступить в переговоры с государем и удержать в повиновении казацкую старшину, но Петр I не вел переговоров с террористами, а черкасские казаки все чаще задумывались о том, как спасти от плахи собственные головы.
К тому же для сдающихся булавинцев объявили амнистию: "Ежели и впредь кто с повинной будет, задержания никакого не будет".
Вскоре против Булавина был составлен заговор. Курень (дом, в котором заседал мятежный атаман) был обложен казаками, желавшими мира с царем, и судьба Булавина была решена.
Вскоре казаки отправили государю депешу, в которой извещали его о смерти главного бунтовщика:
И мы, холопи твои, войском к куреню многое число приступали, двери и окна ломали, и из ружья стреляли, и всякими мерами доставали. А он... ис куреня трех наших козаков из ружья убил до смерти и многих ранил. И видя свою погибель, что ему в осаде не отбыть, ис пистолета себя сам убил до смерти.

Кирилл Плинеев

У ПРОКЛЯТЬЕМ ЗАКЛЕЙМЕННЫХ,
у поголовного большинства украинствующих и эрефлянцев с детства накрепко вбито в голову — ЗАПЕЧАТАНО в головах, что старообрядцы это борцы за чистоту веры и старинную веру русскую. Пугачев, Разин и Булавин народные Герои, Народники. Декабристы масоны - борцы с неправдой, пострадавшие от царского произвола. Свободные от всего, от всяких обязанностей, захватчики промыслов и земель, казаки- отщепенцы — есть образец для подражания и преклонения. А Цари и попы государственные (мобилизующие всех на защиту и строительство государства) их гнали батогами, нещадно тиранили, травили, пили их кровя и заставляли платить подати. Ни за что, ни про что, противящихся били. Невинных овечек. Цари были тиранами, а изуверы староблядцы, сектанты, разбойнички, чернь — оторвы выставлялись благочестивыми страдальцами, святыми мучениками древнего благочестия и борцами за СВОБОДУ от ненавистного закабаления.

Цари-Кровопийцы нещадно эксплуатировали народ и доводили его до отчаянных восстаний своей ненасытной жадностью и злобой. Все до одного верноподданные государственники были подлыми рабами, ничтожными холопами и злыднями, прислуживая злобному Деспоту на троне.

Такая картина мира ПРОКЛЯТА БОГОМ, ибо она клевещет на Бога, Святую Русь, на заступников Царей и Отечество православное и благословенное. На таковых падают без числа прещения Божии и анафемы Церковные, при таковом ОКАЯННОМ неправомыслии и клевете. Мозги СКОВЫВАЮТСЯ, бетонируются, ОМРАЧАЮТСЯ и отмирают. На умы ложится ПЕЛЕНА. ТАКОВЫМИ головами безнадёжно владеет дьявол через внушения своих помыслов. Люди перестают отличать добро от зла и правду от неправды.

Предреволюционная пропаганда либеральная НАРОД поставила во главу всего. Народ стал Идолищем (на словах только, конечно). В сотнях произведений плаксивые авторы возвеличивали гопников, разбойников, воров, авантюристов, беззаконников, лихих безжалостных сорви-голов, каторжников, бунтовщиков да мятежников, эсеров бомбистов, головорезов пофигистов, рвань казаченек из беглых, которым ни до кого нету дела и наводили тень на ЦАРЕЙ собирателей, дисциплинирующих народные массы. Дело дошло до того, что пришли к власти ОПГ. Надолго. Кое кому удобным показалось использовать расплодившуюся многочисленную шкурную сволочь в своих темных интересах. Её и вздыбили, подняли.

Послереволюционный совецкий Агитпроп продолжил героизировать кровавых бандюганов — пьяниц и насильников. Кстати можно просто подивиться насколько лозунги старообрядцев-казаков бунтовщиков и смутьянов близко по форме и по духу большевицким...