ГОЛОД
В первые годы власть так называемой продразверсткой узаконила отбирание продуктов у крестьян, то есть конфискацию продуктов питания, оставляя им только небольшую часть, по скромным нормам на членов семьи и на скот, иногда еще и на семена для будущего посева. Это вызвало ряд восстаний, вплоть до Кронштадтского. Власти пришлось резко изменить свою политику и объявить нэп (новая экономическая политика). Был установлен продналог (продовольственный налог), взимавшийся формально деньгами с каждого крестьянского хозяйства пропорционально площади обрабатываемой земли и количеству скота, фактически же – натурой в виде "обязательных поставок государству".
В те годы советская власть выпустила новые советские деньги – бумажные "червонцы", якобы такие же твердые и той же цены, как и прежние царские золотые. Интересно отметить, что советские банки (государственный банк) выпустили тогда, через подставных лиц, на рынок действительно царские золотые монеты и продавали их у нас в Харькове на Благовещенском базаре за новые советские деньги, беря за десятирублёвую золотую царскую монету менее десяти новых советских рублей. Это делалось, совершенно очевидно, с целью поднятия доверия к новым советским деньгам – "червонцам".
Крестьянам, после сдачи зерна государству, была разрешена свободная продажа сельскохозяйственных продуктов на частном рынке. Цена на них определялась спросом и предложением. Власть покупала у крестьян продукты по установленным ценам. К 1929-му году крестьяне экономически окрепли. Государство должно было идти им навстречу, удовлетворяя их сельскохозяйственные потребности, то есть выпуская нужное количество хороших сельскохозяйственных машин, снабжая минеральными удобрениями и другими предметами, необходимыми в сельском хозяйстве и в быту. Государство на это не пошло. В ответ на это крестьяне стали придерживать продажу хлеба, ибо за получаемые деньги они не могли купить ни машин, ни чего-либо другого, нужного в хозяйстве.
Тогда коммунистическая власть, не желая еще шире развивать частный сектор в экономике страны, который удовлетворил бы потребности крестьян, перешла на другой курс – насильственную коллективизацию сельского хозяйства. Крестьян стали загонять принудительно в колхозы (коллективные хозяйства), которыми власть могла легче управлять.
Почти все крестьяне враждебно относились к колхозам и не вступали в них добровольно. Добиваясь своего силой, власть выселила миллионы крестьянских семей в отдаленные места Севера, Сибири и Казахстана, отобрав у них все наличие зерна, скота и прочего имущества. Все это проводилось под лозунгом борьбы с "кулаками" – так большевики называли трудолюбивых зажиточных крестьян. Таким путем власть разорила все сельское хозяйство страны. В результате возник голод, унесший миллионы преимущественно крестьянского населения.
В городах пришлось ввести хлебные карточки. По этим карточкам хлеб населению выдавался по категориям. Самой привилегированной категорией были рабочие – группа "А"; принадлежавшие к ней получали 800 граммов хлеба в день на человека. Категория служащих – группа "Б" – получала уже 400 граммов. А иждивенцы (жены и дети) и пенсионеры – группа "В" – только 200 граммов. Через некоторое время врачи были отнесены к группе "А", то есть приравнены к рабочим.
Интересно отметить, что хлеб привозили в магазины или "распределители", как их стали теперь называть, горячим прямо из печей хлебозаводов. Грузили его на грузовики навалом и прикрывали брезентом, а рабочие – помощники шофёра – садились на него сверх брезента. Вследствие этого часто хлеб привозили в распределитель помятым. Распределитель был открыт целый день, но хлеб можно было получить только сразу после его поступления, так как его быстро разбирали, и пришедшие позже оставались без хлеба. Хлеба стало не хватать и по карточкам. Кроме хлеба, выдаваемого по карточкам, в магазинах почти ничего съестного нельзя было купить.
Некоторые семьи, получавшие по карточкам много хлеба и не съедавшие его, выменивали свои излишки хлеба на молоко у пригородных молочниц-крестьянок, сохранивших своих коров. Они приносили в город молоко в бидонах на коромыслах и выменивали его на хлеб, измеряя молоко кружками. Так, в наш дом издавна приносила молоко крестьянка Матрена из пригородного села Даниловка. Она была всегда аккуратна и приходила в любую погоду – и в бурю, и в снег. Зато домой она возвращалась с хлебом. Хлеб все еще оставался основным продуктом питания.
Чтобы в городе не возникли волнения из-за недостатка хлеба, поспешили открыть несколько хлебных магазинов, где хлеб продавался без карточек по полбуханке в одни руки, но по дорогой цене. И вот тут-то повалили голодные из пригородов в Харьков за хлебушком. Очереди выстраивались перед магазином с вечера, а чтобы очередь не прерывалась бы кем-либо более нахальным, стоявшие в ней держались крепко друг за друга, как в сказке "дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку" и т.д. Хлеб привозили рано утром, и он очень быстро раскупался, так как его не надо было взвешивать, а только разрезать буханку на глаз пополам и всунуть в протянутую руку.
Харьков был наводнен пришлым голодным людом, который толпился перед хлебными магазинами. Некоторые из них уже не могли держаться на ногах от истощения и лежали на тротуарах. Я стала ходить пешком на работу в больницу, чтобы не быть раздавленной толпой в трамвае, да и опасность заражения голодным тифом была теперь велика. Я проходила мимо такого хлебного магазина на Рыбном базаре и насмотрелась вволю на этих голодающих. Властям очень не нравилась масса голодных и оборванных, запрудивших весь город, поэтому вышел указ "очистить город!" Ведь Харьков был столицей Украины, в городе могли быть иностранцы и видеть душераздирающие картины. По городу стали рыскать милиционеры, вылавливая пришлых голодающих. Их грузили на грузовики и – по рассказам – увозили далеко за город, сваливая тех, кто сам был не в силах сойти с грузовика. Там они и умирали, не будучи в силах добраться снова до Харькова.
Такая жестокая расправа правительства с пришлыми голодающими скоро стала известна народу. В городе уменьшилось количество пришлых, зато в селах стало буквально мертво, некоторые села целиком вымерли. В Харькове все улицы были наводнены милиционерами в белых кителях и в белых перчатках. Они должны были смотреть за "чистотой" города.
Как-то раз ранним воскресным утром вышла я в город с моим мальчиком, держа его за руку, надеясь по счастью купить что-либо в магазине. Шли мы в самой лучшей нагорной части города – по Мироносицкой улице. Улица была совершенно пуста. Вдруг вижу, навстречу мне идет старый-престарый, худой крестьянин в ветхом зипуне. В одной руке он держал пустой котелок – на счастливый случай, если кто-нибудь даст ему горячую пищу, а другой рукой держал маленького мальчонку, тоже в зипуне, вероятно, внука. Вдруг лицо голодного старика-крестьянина исказилось испугом, он отчаянно завопил, бросился к деревцу на тротуаре, обхватил его руками, как бы ища у него защиты, стараясь не сойти с места. Я, недоумевая, что это могло значить, остановилась и стала пристально оглядывать улицу, нет ли какого страшного зверя поблизости. Обернувшись, я увидела спокойно идущего милиционера. Как к своей жертве, он подошел уверенно к старику и стал отрывать его от дерева. Старик неистово вопил и еще крепче держался за дерево. Я стояла, как вкопанная, не зная, что мне делать, не решаясь сцепится с милиционером, опасаясь, что в этом случае он может выстрелить из револьвера. Тогда царил страх, ибо не было ни суда, ни следствия, а расправа была в руках сильного – расстрел на месте. Мое вмешательство было бы представлено как открытое нападение на представителя власти. На улице не было никого, кто мог бы заступиться за старика. Жалея моего мальчика, я ушла молча, не дождавшись конца борьбы между милиционером и голодным стариком-крестьянином.
Не знаю, нашелся ли кто безстрашный защитить несчастных голодающих? Я тогда еще не была безстрашной, животный страх, то есть инстинкт самосохранения, был во мне силен.
Так, на моих глазах, прошла расправа с крестьянством, которое смело отвергло коммунистическое распоряжение и за это расплатилось долгими страданиями, а многие – даже мученической кончиной.
Оставить комментарий